Хм. Большой… За последние пятнадцать лет Викентий еле-еле освоил второй круг Высшей магии, а для этого тощего вихрастого скитальца эти полтора десятилетия – вся жизнь.

– То есть деньги тебе не нужны?

Миклаш помотал головой.

– Забавно. Ты какой-то странный мошенник, дружок. Тогда зачем тебе это все?

– Это моя судьба, – просто ответил он. – Моя дорога. Очень долго объяснять, да и… мне кажется, именно вы не поверите. И я, конечно, не мошенник.

Викентий обхватил пальцами подбородок, как делал всегда, столкнувшись с непонятным.

– Почему?

– Ну… – Миклаш вдруг ярко улыбнулся, сверкнув ослепительными зубами. – Вы привыкли, что миром правят деньги. Серьезные люди. Знакомства и власть. Одиночество и расчет. Так почти все взрослые думают.

Улыбка была не насмешливая. Только это и остановило аптекаря от визгливой ругани на весь Порт-Аскольд, которой иной раз побаивался даже мэр. Добрая улыбка. Душевная. От такой на душе светло.

– А разве не так?

– Нет, конечно. – Миклаш сунул руку в сумку, позвенел там чем-то, потом вытащил сжатые в кулак пальцы. Протянул Викентию:

– Возьмите на пробу!

На распахнутой ладони лежал… лежало… Шайтан побери, если аптекарь знал хотя бы, что это. А в заморских диковинах он был сведущ как никто.

Дрожащий подобно пламени или облачку тумана белесый цветок, будто сотканный из паутинок и смоченный каплями росы, трепетал на грязноватой ладошке Миклаша. Даже аптекарь, человек суховатый и – да-да! – паренек не ошибся, ставящий превыше всего власть и деньги, завороженно застыл на месте.

– Это… счастье? – осторожно уточнил он.

Миклаш рассмеялся: опять же необидно, звонко, словно услышал хорошую шутку, от которой никому не стало больно.

– Нет, конечно! Счастье – оно внутри вас. Меня. Всех людей. Нужно просто открыть замок, а это… ну, ключ, наверное. Вам подойдет.

Он слегка подбросил трепещущий цветок вверх подобно мячику. Тот подскочил, развернулся в воздухе навстречу Викентию и внезапно исчез, пахнув неожиданной в нагретой комнате свежестью.

Ничего не изменилось. Аптекарь даже призвал некоторые гм… силы, о которых не стоит говорить посторонним, но и они ничего не обнаружили. Пусто. Фикция. Кругом обман.

– Хороший фокус, дружок, – сухо сказал он, – но даже я могу гораздо интереснее.

– Всему свое время. Это же маленькое счастье, а не последний шарик мороженого. Потерпите немного. Час, два… Все зависит от вас.

Аптекарь неожиданно разозлился. И так сегодняшнее утро не обещало ничего хорошего, а тут еще… Он шагнул ближе и приподнял мальчишку за шиворот. Тот не сопротивлялся, да и вообще был совсем легким, словно ребенок.

– Пошел вон отсюда! У меня дел по горло…

Викентия прервали. Внизу кто-то нервно теребил дверной колокольчик, требуя открыть аптеку. Под окнами скрипели колеса, заржала испуганно лошадь, ругались два подвыпивших матроса, а продавец мороженого заорал: «Кому фиалковое? А вот кому фиалковое? Последние шарики!».

Обычный, в общем-то, гвалт, но как он помешал сейчас вдумчивой беседе, по итогам которой маленького оборванца неплохо было сдать стражникам. Пара недель в местной тюрьме за бродяжничество и обман, потом высылка куда подальше.

В довершение ко всему вдалеке часто-часто зазвенел трамвай, прогоняя зазевавшегося прохожего с рельсов. Сумасшедший дом на колесах.

– Мастер Викентий! Хозяин ждет, выходите! – заорал снизу грубый голос. – К девяти часам обязали быть.

Аптекарь отпустил мальчишку. Тот несуетливо встал, вовсе не обидевшись и – уж тем более – не испугавшись смены настроения хозяина дома. Снова улыбнулся и вышел из комнаты. Сумка так и болталась на плече, босые ноги шлепали по начищенному служанкой полу.

Викентий вздохнул и выкинул все из головы.

Были дела, были. И они действительно поважнее маленького мошенника: аптекаря ожидал глава купеческой гильдии. Именно его слуга и ревел внизу пропитым басом. А предводителю всех торговцев Порт-Аскольда, почтенному Крадобору, от Викентия требовался один страшноватый обряд. И деваться некуда: лучше поссориться со всем городом, чем с одним главой гильдии. Дешевле выйдет.

Все дело было в зависти. Крадобору шел шестой десяток, его уже взрослые дети подобно щупальцам осьминога расползлись по всей стране, везде делая неплохие деньги. Нет числа разоренным купцам, бывшим конкурентам, нет жалости и сочувствия – как и научил их отец. Уж наживаться на чужих бедах он умел.

– Да выходи уже, клистирная трубка! – взревел внизу слуга. – Почтенный ждать не любит!

И вот теперь на старости лет этот жирный паук решил жениться. Мало ему трех преждевременно умерших жен: люди поговаривали, что он нещадно колотил их там, за высоким забором своего дворца на окраине, рядом со складами и собственной пристанью. Мало денег. Мало власти. Крадобор, которого и называть-то почтенным было противно, решил отобрать жену у императорского посланника. Однако, не все было просто: золота у графа завались, силой через две полуроты стражи и личный отряд охраны бандитам Крадобора не пройти, поэтому…

Ну да. Магия. Темная, как сердце самого купца, которой в должной мере владел в окрестностях Порт-Аскольда только аптекарь. На свою беду, конечно, потому как изучение этого непростого ремесла затевалось не в столь гнусных целях.

А потом, когда граф умрет неведомо от чего, купец своего не упустит.

– Марта, буду к обеду. Феликс… Нет-нет, сиди, я поеду на повозке Крадобора. Вон кучер колотится, морда бородатая. Заложишь после обеда, съездим к Лейшницу, я приглашен на раут.

Он спустился вниз, подхватил собранный еще с вечера саквояж, решительно выдохнул и вышел под палящее солнца, с порога наорав на грубого слугу купца. Тому было плевать, лишь бы выполнить задание почтенного хозяина вовремя.

Ехали долго. Улицы Порт-Аскольда и сами по себе узкие, а еще пешеходы, торговые палатки в самых неожиданных местах, другие повозки, новомодные трамваи, велосипедисты и редкие всадники. Шум. Гам. Смесь звуков, запахов, соленого ветра с близкого моря и чисто южной суеты, когда ни слова тихо, ни жеста без того, чтобы толкнуть соседа.

– Па-а-астаранись! – взревывал бородатый слуга Крадобора. Вытирал рукавом потное красное лицо, фыркал лошадям, иногда нахлестывал их вожжами. – Куда лезешь, зар-раза, пошел вон!

Они миновали центр, широкую торговую площадь, свернули у ажурного дворца наместника, где и жили ничего не подозревающие граф с графиней. Флаги на башнях, верхушки деревьев, равнодушные лица стражников у стены. Копыта лошадей цокали уже по выложенной крупными камнями набережной, повозку подбрасывало на них, но Викентию было не до того. Даже на море, бескрайнее, спокойное, зеленовато-голубое, он не обращал внимания, хотя всегда любил этот простор и эту нечеловеческую красоту.

Он вообще любил тишину. Красоту. Маленькие достижения, изобретение новых лекарств и постижение бесконечной в своей глубине магии.

– Пошли, пошли, ленивые! – орал кучер. Набережная была почти пуста, можно и разогнаться. Впереди показались склады Крадобора, обнесенные, как и все, что ему принадлежало, высоченным забором. Повозка подпрыгивала, как бы губу не прикусить. Аптекарь плотно сжал зубы.

Вся идея ему не нравилась еще больше, чем раньше. Наместника не особенно жаль, он с ним сталкивался всего пару раз, а вот графиня… Она явно любит мужа, его смерть станет для нее ударом. А их двое детей: удивительно похожий на графа сынишка лет пяти от роду, закутанная в шелка и ленты совсем крохотная дочь, в чем они будут виноваты, какая судьба их ждет? И ведь ради чего, этого жирного упыря, который не знает, чего бы ему еще возжелать…

Тьфу. Шайтана ему в гнилое сердце.

Викентий не любил людей, но от вида детей – особенно совсем маленьких – в душе все же шевелилось нерастраченное тепло. Женат он не был, женщин вообще сторонился, своих наследников ожидать не приходилось.

Повозка на всем ходу влетела в предусмотрительно раскрытые ворота дворца Крадобора – массивные, окованные толстыми полосами железа изнутри и снаружи. Крепость, а не жилище главы гильдии. Невидимые отсюда, глухо лаяли сторожевые псы, звенело оружие, отчаянно воняло сгоревшей кашей и давно несвежей рыбой. Башни нависали над двором подобно грозовым тучам.