Солнце палило иссушенную землю, нещадно жгло, ставшую жёсткой как щётка, траву, а поникшая листва на деревьях ждала прихода долгожданной влаги. Ветер возил прозрачными пальцами по превратившейся в пыль дороге, устало встряхивал жидкие кустарники, торчавшие возле покосившегося частокола заборов, перепрыгивал в давно заброшенные огороды и выметал из оставленных людьми жилищ нанесённую им же пыль.

Только в одном доме в деревне всё ещё текла река жизни, хотя можно было сказать, что здесь остался иссохший ручеёк. И когда хозяин наконец перестанет топтать эту землю, то поселение можно будет признать официально мёртвым. Но старик пока не торопился на тот свет, а даже вёл активную жизнь, и сейчас в его дворе хозяйничали три женщины с одинаковыми лицами, отличали их только морщины, прорисованные временем.

Женщины носили от колодца воду, тёрли бельё в тазах, хлопали мокрыми тряпками и развешивали их на высоко подвешенные верёвки. Периодически они бросали недовольные взгляды в сторону поваленного дерева, которое совсем недавно выкорчевал шторм и бросил перед входом в лес, а у хозяина дома всё никак не доходили руки пустить его на дрова. И сегодня в тени поникших ветвей, остатками листьев которых играл заскучавший без дела ветер, сидели две девицы и лениво перебрасывались фразами. Ту что помоложе звали Фаина, она была светловолосой, высокой и казалась по-юношески тощей, но под наглухо застёгнутой рубашкой и длинными мешковатыми шортами прятались шикарные изгибы тела, которых девушка всегда стеснялась. Другая носила странное имя Насто, была круглолицей хохотушкой, с длинной русой косой. Она, наоборот, выставляла напоказ голые покатые плечи, сверкала глубоким вырезом майки, оттянутой под тяжестью груди, и всё время находилась в движении, суетливо проверяя сумку, глядя в телефон или рассматривая окрестности. Чуть поодаль, замотавшись в продуваемую курточку и положив голову на рюкзак, дремал в теньке полноватый юнец. Кеша вздрагивал каждый раз, когда ветка или растущая рядом трава хлопала по белёсому телу, пытался полностью залезть в не подходящую по размеру куртку и тихо злился на жизнь, поглядывая на девушек сквозь дырчатую подкладочную ткань, закрывающую лицо от мошкары. Отдельно от собравшихся, явно подчёркивая свою независимость, прямо на земле сидел Никита Белосиневский. Он не прятал смуглый торс от солнца, глумился над женщинами, трудившимися во дворе, намеренно повесив майку на шею и подмигивая им, чем вызывал бурю негодования.

Вдруг дверь дома отворилась, во двор высыпала стайка смуглых от загара ребятишек, а за ними вышел статный седовласый старец. Он размял спину, поведя плечами, поправил светлую рубаху свободного покроя и огляделся вокруг. Мужчина остановил долгий взгляд на приезжих, крикнул мальчишкам, знаками призывая одного из них.

– Лапсет туввах ветти. Руттох, руттох1! – Послышался незнакомый язык, и мужчина показал в сторону Насто и Фаины, вставших с бревна и перебравшихся за уходящий в лес тенью.

Парнишка кривляясь подбежал к деду, тот шутливо потрепал его по светлой голове, и они оба завернули за бревенчатый угол дома.

– Интересно, что он ему сказал? – Сказала вслух Фая, чертившая на песке прутиком смешные рожицы.

Никита на секунду оторвался от созерцания экрана, усмехнулся и, возвращаясь к своему занятию, проговорил.

– Он сказал, что мы зажравшиеся горожане, но им так нужны деньги, что нужно сделать все, что мы скажем. Но содрать с нас втридорога!

Фаина печально посмотрела в сторону веселящихся детей, покривила полные губы и вздохнув произнесла.

– Странно, такие милые люди. – Расстроилась девушка.

Никита искоса глянул на Фаю, силящуюся запомнить фразы незнакомого языка и разглядывающую непривычную для горожанки технику стирки. Фаина всю жизнь провела в столице, на отдых с родителями ездила на море или в санатории и почти никогда не покидала пределы городских пейзажей. Её мама была руководителем среднего звена, вечно чуралась любого загородного отдыха, отказывалась даже думать о даче или хотя бы выезде на природу, с отвращением вспоминая, как её родительница каждое лето отсылала девочку в деревню на свежий воздух. А на самом деле живущая в деревне бабушка на полную использовала детский труд и превращала три месяца жизни внучки в кромешный ад, заставляя гонять кур, полоть грядки, рвать яблоки и бегать на посылках. А отец просто витал в облаках, был вечно озабочен, как скрыть от жены походы налево и ему было всё равно, где отдыхать с семьёй, потому что для мужчины это был тяжкий труд. Поэтому для Фаи всё было в новинку, и этот поход, в который она попала по чистой случайности, стал первым опытом близкого общения с природой и укладом деревенской жизни.

В этот момент старик вынырнул из-за дома, поставил на землю несколько небольших ведёрок и подозвал остальных мальчишек.

– Лапсет керяйлях майрат2.

Никита утопил улыбку в зевке и внимательно посмотрел на Фаю.

– А ещё он сказал, что если у нас не хватит денег, можем оставить обеих блондинок. Потому что они всё равно кажутся бесполезными. – Никита развёл руками под гневным взглядом Насто. – Я-то что, это он так сказал.

– Ты очень мил! Спасибо! – Фая поджала губы, развернулась к мужчине спиной и дёрнула плечами.

– На самом деле быть милым и обаятельным моя работа. – Медовым голосом проговорил Никита.

Насто отвлеклась от копания в сумке, глянула на него и с улыбкой произнесла.

– Так ты жигало?

– Нет! – Саркастически улыбнулся мужчина в ответ. – Я продавец!

– А сюда-то ты как попал? – Изумилась Насто. – У Фаи дипломная работа горит, я понятно, – махнула она рукой, – а такие, как ты вроде и не нужны. Мы ж лотки по деревне с товарами народного потребления не собираемся выставлять. Покупателей здесь нет. – Она расстроенно покачала головой. —Выходит, что здесь ты самое бесполезное существо, а не мы! – Она оглушительно расхохоталась, толкая в бок, тихо глотающую слёзы Фаю.

– Выиграл путёвку мечты! – Оскалился в улыбке Никита.

Мужчина потянулся, посмотрел на выжженное небо и подумал, что через несколько дней уже можно будет забыть этот Богом забытый ад и плюхнуться наконец где-нибудь на белый песок, смотреть на качающиеся тени пальм и тянуть через трубочку тягучую прохладу мохито.

– Нет, ну правда? Не злись, ты первый начал. – Насто подсела к нему, облокотилась спиной о его ноги и улыбнулась.

Никита чуть подвинулся, но это не спасло его от близости Насто, и он вздохнув продолжил.

– Я представитель инвестора! Буду следить чтобы вы понапрасну не транжирили его денежки. – Позёвывая проговорил молодой человек. – Ты не могла бы, – он сделал изгоняющее движение рукой, прося девушку подвинуться, поднял с земли соломенную шляпу с растрёпанными полями и лёг, накрыв лицо головным убором.

– Ах, простите! – Кинула через плечо Насто и поднявшись энергично потрясла брючины тёмно-болотного цвета. – Жарко, сил нет. Хоть бы река была, я бы скупнулась. – Она развела руками. – А, кстати, никто не знает, чего мы ждём-то?

Словно в ответ на её слова из-за хилой постройки, выполняющей роль сарая на участке старика, вышел сухопарый мужчина, возраст которого лет десять назад пересёк полувековую отметку. Он старательно зачёсывал жиденькие чёрные волосы, даже в поход надел костюмные брюки и серую рубашку, которая сейчас была покрыта потными проталинами, а ворот был забрызган водой. Николай Васильевич протёр ладони платочком, поправил сползающие к кончику носа очки и проговорил:

– Скоро уже, наверное, поедем. Звонил наш проводник, вот-вот будет на месте. – Мужчина помахал на себя руками и расплылся в улыбке. – Девочки, там за домом умывальник. Хозяин любезно предложил умыться, дети воды натаскали. – Он обернулся к дороге.