Тогда

Мамочка, милая, дорогая, роди меня обратно. Сделай так, чтобы это был просто сон, и огромный мужик, похожий на мамонта, мне просто мерещился. Боже, у него на голове мои «утяжки» телесного цвета. Ооооо.

Тихо поскуливая я выползла из под волосатой ручищи, по хозяйски расположившейся на моем животе, и расплывшись ртутной лужицей, стекла с громадной кровати прямо на пол, молясь всем богам, чтобы мамонт не проснулся.

– Вишенка, деньги за свои услуги сама возьми у меня в кармане пиджака, в кошельке,– пробасил чертов мерзавец, уставившись на меня глазами цвета топленого шоколада. Интересно про какие деньги он ведет речь? – Кстати, я поражен сервисом. Еще никогда в жизни меня не обслуживала невинная овечка. Вы операции там делаете что ли? Тогда цена на услугу слишком мала, детка. Я плачу в два раза больше, возьми с учетом.Ты просто бомба, и в прямом и в переносном смысле. Отвал башки, хотя я и не люблю пухленьких котлеток. И скажи своим начальникам, что в торт, все же, надо подсаживать красоток размером помельче. Потому что вчера бисквит просто в крошки разлетелся, когда ты появилась из него. И что у меня на голове, черт возьми?

Я замерла на месте от осознания позора и тихо застонала, чувствуя саднящую боль там, где ее никак не должно было быть. Но судя по моим «утяжкам» телесного цвета на голове незнакомого мужика, ооооо… Что же я натворила? И как это вышло? Я же берегла себя, и у меня свадьба через неделю. И совсем не с этим волосатым мерзавцем. Глаза уперлись в бурые пятнышки на простыне, мозг подкинул воспоминания о прошедшей ночи. Тело отзвалось приятным разливающимся по венам огнем, а щеки залила такая краснота, что хоть прикуривай. Я взревела и ломанулась к креслу, в котором валялись мои вещи, в таком виде, словно их вчера топтало стадо диких бизонов.

Да, я вспомнила все, как в фильме со Шварценеггером. И эти знания выбили из меня остатки разума.

– В общем, ты украсила мой мальчишник, пончик. Теперь можно и кольцеваться,– хмыкнул мужлан. Вцепившись огромной пятерней в утяжки на своей голове. Дернул их, и взревел подобно вепрю в период спаривания. Крючки, обеспечивающие удобство носительницы бельишка, запутались в буйно шевелюре мамонта, зато моему взору предстала щека случайного любовника, пересеченная длинным шрамом. Черт, он наверное еще и бандит.

– Мне пора,– вякнула я, на ходу натягивая свое любимое платье, сейчас больше похожее на измочаленную тряпку. Туфля валялась возле двери, отчего то сиротливо одинокая. Слава богу сейчас лето, жара, и я наверняка смогу добежать до канадской границы в неполной экипировке.

Хромая, как раненая кобыла, я пересекла огромный холл дорогой гостинцы, даже не подумав, что если сниму единственную чувяку на каблуке, то бежать станет гораздо удобнее. Меня гнал инстинкт самосохранения и чувство. Которое иначе, как посыпанием головы пеплом, назвать я не могу.

– Эй, детка, – трубный голос, несущийся мне в спину, только придал мне ускорения.– Деньги, ты забыла… Черт.

Пять часов спустя

– Что, правда проснулась с тем громадным качком? – с придыханием спросила Зайка, сквозь прищур рассматривая мою вздрагивающую на стуле фигуру. – И как он? Оооо, ты ему свой цветок подарила?

– Прекрати пожалуйста, – хлюпнула я носом, красиво пустив ноздрями огненно – горячее какао.– Прекрати называть это цветком. И вообще, я сейчас от позора сдохну.

– Так это ты так все время называла свою позорную для двадцати – трехлетней бабы девственность,– кровожадно хмыкнула Заюша, превращаясь наконец – то в самою себя.– Давно пора было. Слава богу, козел этот, женишок твой вовремя себя проявил как вонючее парнокопытное.

Я вздрогнула. События вчерашнего вечера, смазанные страхом от содеянного, наконец-то расправили в моем мозгу свои ядовитые крылья. На глаза навернулись предательские слезы.

Свадьба. У меня должна была быть свадьба. Через неделю я бы стала женой перспективного юриста, рассталась бы со своим «цветком» мать его за ногу, не вномере дорогого отеля, а в семейном пентхаусе, подаренном нам с Гриней моим любящим папулей, вдруг воспылавшем к брошенной когда – то дочери, отцовской любовью.

А вчера… Черт, черт, черт.

– Я давно говорила, что Гришка твой дерьмодемон,– шумно втянула из чашки эспрессо Зайка.

– Да уж,– просипела я, вспомнив стоны жениха, несущиеся из недр моей недвижимости. И дернул же меня черт вчера заехать в будущее семейное гнездо и обнаружить там… Мой несостоявшийся будущий муж стоял на четвереньках посреди обставленного мною с любовью холла, весь в ремнях. А женщина с ногами такой длинны, что у меня закружилась голова, обрабатывала его откляченный зад страшной плеткой.– Он так мычал, как корова. Мычал, полз в мою сторону, представляешь. Зай, как же теперь, свадьба ведь уже назначена? И квартира эта, подарок папин… Меня тошнит, когда я представляю, что туда вернусь хоть на минуту. А еще я мылась сегодня полтора часа, чуть шкуру с себя не содрала. Такая грязь. Представляешь, этот мамонт, он подумал что я… Денег мне за услугу предложил, это же позор.

– А что он еще должен был подумать? Что ты ниспосланный для его уиех ангел? – дернула плечиком Зайка.– Ты как в торте то оказалась, кстати?

Хороший вопрос. Я не помню, как я оказалась в торте. Помню только, как перепутала коридоры, оказалась вместо туалета в какой – то махонькой кухоньке ресторана, в котором отмечала прощание с девичьей свободой, прилегла на кухонный остров и задремала. Проснулась от того, что было темно, у меня затекло тело и жутко воняло ванилью, а я ненавижу этот запах. Казалось, что меня закопали,живой, и от этого началась паническая атака.А потом грохнула музыка. Да так, что показалось, что у меня взорвалась черепная кость. Ну да, именно кость, потому что если бы у меня была черепная коробка, то в ней бы хотя бы присутствовали зачатки мозга. Но, как оказалось, я лишена этого атавизма. От ужаса я подскочила в тесном каземате, впоследствии оказавшимся тортом. Он разлетелся ошметками. В общем, появление мое было крайне эффектным.

– О боже, ты это видела? Скажи, Зай,– простонала я, представив, как выглядела явившись взглядам похотливых распаленных мужиков, явно ожидающих, что из кондитерского кошмара появится шикарная ночная фея размера «бегемот вертящий фуэте».

– Это было шикарно. Ты была похожа на Джен Энистон, ну из того фильма, при Миллеров, – хихикнула подруга.

– Врешь? – прищурилась я.

– Конечно. Знаешь, больше не надевай то синее платье с блестками.

– Я была похожа на самоубившегося синего кита? – тихо вздохнула я. Ответом мне послужило молчание. А молчание, как известно…

Наши дни. Семь лет спустя.

Глеб Седов

– Вы до сих пор не нашли себе замену? – прорычал я, согнувшись в три погибели над скукожившейся пузатой Леночкой. Или нет, она не Леночка? Черт, эту зовут иначе, вроде. Но они все на одно лицо.– Детка, ты не могла обзавестись спиногрызом через полгода? У нас сейчас работы, как в адском пекле. Новую овцу, которая придет к тебе на смену еще надо в курс дела вводить будет.

– Глеб Егорович, никто не хочет идти к вам в помощницы,– пискнула чертова секретутка, выводя меня из себя. Аж искры в глазах полетели. – Даже за те деньги, что вы обещали. Нет ни одного звонка из агентств. Даже по объявлению не звонят. Потому что, в сравнении с должностью вашей помощницы, работа в аду с чертями просто игры в песочнице. Так говорят менеджеры агентств, не мои слова.

– Я такой страшный? – елейно спросил я, рассматривая идиотку.

– Нет, вы не страшный, вы несносный скот, ну говорят так. Репутация ваша отпугивает потенциальных соискателей, – обморочно пробормотала проклятая поганка. Надо же, у нее еще и голос есть. Нет, надо брать на работу безголосую моль в следующий раз. Синий чулок, задыхающийся от ужаса при виде хозяина. Такую, которая пикнуть будет бояться, и того что я ей дам под зад пинком. Такую, которая собакой верной ходить будет за мной, за сладкую косточку. – И я не стану дорабатывать, написала заявление на увольнение. Мне нельзя нервничать. Муж сказал…