– Да, – сказал он. – Я здесь ради справедливости. Вот только у хойне своя справедливость, у нас своя.

– Справедливость одна для всех, – сказала Тайра. Сама поморщилась.

Она не любила таких разговоров, за высокими идеалами – низменные цели прятать проще всего. В горах за Ирай Тохом залежи золота, даже в реках намыть можно, а уж если немного копнуть в нужном месте…

Справедливость тут не причем.

Борген любил говорить о справедливости. Он признавал все злодеяния Империи и пытался, как мог, загладить это. Сожалел, извинялся, словно в этом была его личная вина. Старался сделать для Тоха и Ритхана в целом все, что в его силах. Раздавал хлеб бедным, открыл школу, начал строительство моста через Лис, починил дороги в городе, обустроил здание больницы, даже на личные деньги, ему не выделили… вот только с врачами не вышло. Имперские врачи не хотели ехать сюда, а от своих – мало толка.

Даже преступников он старался не наказывать без острой нужды, считая, что милосердие со стороны властей – очень ценно сейчас. Милосердие – вообще ценно.

Старался доказать, что Империя может нести не только смерть, но и благо. Цивилизацию, стабильность, процветания и порядок. Что все могут жить в мире.

– Вы слышали о том, что было в Алокасте? – вдруг сказал наместник.

Тайру передернуло. Слышала. Достаточно, чтобы понимать. И то, что люди пытаются сравнивать… это пугало.

Когда-то цветущий город, а теперь мертвая пустыня на много миль вокруг.

– Да, – сказала она. – Я понимаю, о чем вы. Но здесь такого не будет.

– Неужели? – удивился он. – Я хочу увидеть черный круг. Вы покажете мне? Или, если боитесь, просто объясните, как ехать.

Ему так не терпится умереть?

Принесли ужин. Рагу с бараниной и фасолью, тушеные баклажаны с чесноком, свежая зелень…

Аппетит у наместника был отличный, никаким разговорами о проклятьях такой не перебить. Он ел быстро и словно не чувствуя вкуса, просто чтобы наесться. Вилку с ножом немного странно держал, чуть неуклюже, неловко, но… Тайра пыталась понять, что-то зацепило ее. Вначале показалось – это от того, что он из простых работяг, достиг многого, но к таким тонкостям не привык. Ладони у него крупные, грубоватая, немного обветренная кожа, длинные тонкие пальцы… только узловатые странно… местами слегка вывернутые. Одни пальцы не сгибаются до конца, другие до конца не разгибаются, но наместник давно приспособился к такому положению, даже перестал замечать, все его движения привычны. Пальцы были сломаны, причем еще в молодости, не все верно срослось.

Он поймал ее пристальный взгляд, сам чуть поднял бровь, вопросительно.

Тайра вздрогнула.

– Простите, я задумалась, – сказала неуверенно, отщипнула немного зелени. – Зачем вам черный круг?

Он понимающе хмыкнул. Отложил столовые приборы, убрав руки под стол.

– Зафиксировать изменение радиуса. Я знаю, что расширение происходит волнами, одни события провоцируют расширение, другие наоборот – помогают немного сжаться. Молодой круг еще способен сжиматься, он подвижен, а старый, как в Алокасте, уже не реагирует на внешние факторы, питая сам себя. О сроке давности образования колец можно судить по степени распада органики.

Тайра моргнула. Потом еще раз. Как-то все то, о чем говорил наместник, не вязалось с его внешностью и его манерами. Его взгляд не вязался…

– Кто вы такой? – спросила она.

Он мотнул головой.

– Никто, – сказал, глядя ей в глаза, и в глазах легкая усмешка. – Я не маг, не ученый… нет. Мне просто объяснили, что нужно сделать, куда смотреть. Какие изменения зафиксировать. Какие отчеты составить. Но сам я не понимаю в этом ничего. Мои отчеты будут разбирать люди знающие.

– Почему же эти люди не приехали сюда сами?

Он усмехнулся уже отчетливо, теперь не только глазами, весело, но кривовато. Немного отчаянно. Словно висельник перед казнью.

Словно наивность Тайры его забавляла.

Потому что Тайра понимала и сама

– Потому что маги хотят жить. Потому что хорошие маги у нас все наперечет. А таких, как я – сотни.

– Вас не жалко?

Он кивнул. Очень спокойно. Так и есть, глупо спорить.

– А вы… вы какой-нибудь каторжник? Преступник? Вас заставили ехать?

– Заставили принять на себя власть в целой провинции? Каторжника? – он удивился, улыбнулся широко. – Нет. У меня свои мотивы, госпожа Орах. И пусть они пока останутся моими. Вы объясните мне, как добраться до круга? Или мне поискать другого проводника.

– Никто не поедет с вами.

– А вы?

– Откуда вы знаете, что круг есть?

– Из отчетов Боргена, – сказал спокойно, взяв кусок хлеба, макая в остатки рагу в миске. – Он был там, оставил записи. Если потребуется, я попытаюсь найти сам.

Равнодушно, по-деловому.

Все это так странно… Еще ни разу они не начинали с круга. С приемов, в честь вступления в должность, с деловых встреч, иногда с разбора бумаг… И Тайра не могла сказать – к добру это или к беде.

– Когда вы хотите ехать? – спросила она.

Он налил себе вина.

– Хочу – завтра утром. Послезавтра – самое позднее.

– Вы так торопитесь?

– Думаете, у меня много времени в запасе? Сколько бы вы мне дали?

Он смотрел ей в глаза. Без тени страха. Без тени сомнения.

– Два месяца, – сказала Тайра.

Он сглотнул, кадык дернулся. Его, все же, проняло.

Отхлебнул вина, рука чуть дрогнула

– Я так и думал… примерно так, – но голос не дрогнул. – Тогда тем более не стоит тянуть.

– Доброе утро, госпожа Орах!

Тайра пришла к восьми утра, как и договаривались, ей велели подождать в гостиной. Она ожидала, что наместник сейчас спустится, но он, как ни странно, появился с улицы.

Одетый для поездки, чисто выбритый, но не сказать, что особенно свежий и бодрый.

– Доброе утро, господин Эйден. Я думала, вы еще спите.

– Я был в полицейском участке, – сказал он, так, словно нормально ходить в участок в такую рань. – Встречался с комиссаром Гаэйра, объяснил ему, какие сведения мне потребуются в ближайшее время.

– Бедный Родрик! Вы вытащили его из постели?

– Полагаю, удовольствия это ему не доставило, – сказал наместник, – но выбора у него не было. Мне нужна вся информация. Полагаю, и вам тоже есть, что рассказать.

Тайра напряглась. Она понимала, что вопросы к ней будут, но к открытым допросам готова не была. Отвыкла. Борген всегда был крайне деликатен.

– Все, что я могу рассказать, уже есть в отчетах, – сказала Тайра. – Если вы читали, то ничего нового не узнаете.

– Возможно, вы упустили мелочи, которые считали незначительными, – он тихо хмыкнул. – Или я упустил. В личной беседе все могло бы встать на свои места. Идемте. Лошадей нам уже оседлали.

Бесцеремонно. Отвечать на его вопросы весь день, без возможности закончить? Не сбегать же от него в горах, когда станет совсем невыносимо.

– Простите, господин Эйден, у меня очень кружится голова, должно быть, из-за погоды. Сегодня я не смогу поехать с вами. Если пожелаете, я объясню вам дорогу.

Он не удивился, только смерил ее долгим взглядом.

– Тем не менее, вы одеты для верховой езды, и ваша лошадь, как мне сказали, ждет во дворе. Я не вправе принуждать вас, госпожа Орах, но должен напомнить, вы подписывали соглашение о сотрудничестве с представителями императора.

– Я не отказываюсь от сотрудничества, ни в коем случае, – вежливо улыбнулась она. – Я готова поговорить с вами и рассказать все, что знаю, в рабочем кабинете или за чашечкой кофе, менее формально, как пожелаете. Но здоровье не позволяет мне сейчас ехать в горы, целый день в седле по такой жаре – весьма утомительно. Утром я еще думала, что голова скоро пройдет, но лучше не становится. Прошу простить меня.

– Конечно, госпожа Орах, – наместник кивнул. – Как добраться, в целом, мне рассказали. От вас я хотел бы услышать о безопасном радиусе контакта. Борген писал, что примерно с пяти шагов его амулеты вступают в контакт, но остаются пассивны, активируются на трех шагах. Полагаю, после смерти Боргена зона контакта увеличилась. Как вы думаете, насколько близко можно подойти сейчас?