Симметрия (вместе с гигиеной и моральностью) является тем «стихийным» представлением культуры, которое есть у средних классов. Игра с асимметрией лишь укрепляет это представление.

С такой точки зрения, все полированное, блестящее (так же как и заключенное в рамку, симметричное) оказывается возвеличиванием «тривиальной» культурной модели, которая является не моделью красоты и украшения, а моральной моделью чистоты и правильности. Предметы в такой системе оказываются точными подобиями детей, которым сперва надо привить хорошие манеры, которых нужно сделать «культурными», подчиняя их формальным императивам учтивости. Итак, речь все еще идет о классовом компромиссе: наваждение непогрешимости, фанатичная преданность домашнему хозяйству в точности соответствует требованию превзойти строгую необходимость применения в кажимости – представляющей императив культурного продвижения, – но эта кажимость в силу устойчивого этоса труда и заслуги не может иметь вид чистого дара или расточительности: поэтому-то она оказывается предметом постоянной работы, предметом тягостного домашнего ритуала, ежедневного жертвоприношения на дому. Блестящий предмет удовлетворяет обширную социокультурную категорию людей потому, что он сводит вместе – как будто бы в формальном противоречии, но на деле в соответствии с точной социальной логикой – два императива: демонстрации престижа (знаковой меновой стоимости) и демонстрации заслуги (потребительной или производительной стоимости), предлагая, таким образом, фигуру синтеза conspicuous morality[21].

Этот культурный статус предмета входит в прямое противоречие с его практическим статусом. Сознание домашней хозяйки всеми способами стремится это противоречие обойти: «Лакированный предмет красивее, он дольше служит», доходя в пределе до парадокса:

«За предметом, покрытым пластиком или лакированным, легче ухаживать, он требует меньше усилий», тогда как в действительности вся эта внимательность и озабоченность требует усилий, ведь из-за нее предметы становятся более хрупкими, а их использование усложняется. На самом деле, домашняя работа лишь косвенно преследует практическую цель (сделать предметы готовыми к использованию), оказываясь действием совершенного иного, то есть символического, порядка, который подчас полностью заслоняет практическое применение (серебренные столовые приборы, которые постоянно натирают, никогда не используя в сервировке). И если колоссальная работа женщин (с детьми и предметами) не учитывается в общенациональных отчетах, то причина заключается не только в том, что последние слишком абстрактны, чтобы описывать что-нибудь отличное от формальной социальной рентабельности, но и в том, что эта работа по своей интенции и в своей сущности относится не к экономическому, а к символическому и статусному исчислению, законы которого диктуются конфигурацией классовых социальных отношений[22].

По ту сторону этики успеха, которую мы только что проанализировали, в такой ожесточенной заботливости присутствует подлинная патетика: в противоположность конкретному обращению с предметами, которое всегда ограничено (их функциями), эта заботливость не имеет пределов – она кормит и пожирает саму себя в соответствии с движением несчастного сознания. В своем стремящемся к совершенству формализме она уподобляется искусству ради искусства, и причина как раз в том, что она не является ни настоящим трудом, ни настоящей культурой. Это надбавка знаков культурности, отрезанных от своей культурной целесообразности, то есть риторика. Риторика домашнего спасения, а не рациональная домашняя экономика. Празднующая триумф и страдающая. Неизменная в своих убеждениях и своем ритуале и отчужденная в самом своем смысле. Такова настоящая культура повседневности.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.