Точнее всех, кроме меня, как бы я ни старалась, а надо сказать, я очень старалась.

У меня тоже большие сиськи, чертовски классная задница, длинные рыжие волосы (достаточной волнистые), и я, судя по всему, не была ходячим мертвецом.

Я вешалась на Ли с тех пор, как себя помню.

Мне следовало выбрать Хэнка. Если бы я выбрала Хэнка, то сейчас была бы замужем, с детьми, вероятно, очень счастлива и, определенно, регулярно занималась сексом.

Но я до ужаса обожала Ли.

Я рок-н-ролльная цыпочка, что тут скажешь.

Когда нам с Элли было по восемь, мы решили, что я выйду замуж за Ли, и тогда мы станем «настоящими» сестрами. Она будет моей подружкой невесты, мы собирались жить через дорогу друг от друга в домах с белыми заборчиками из штакетника, и мы с Ли назовем нашу первую дочь в ее честь.

Мы даже скрепили этот договор кровью, проткнув большие пальцы английскими булавками и соединив их вместе. Следующие двенадцать лет мы провели в попытках воплотить эту фантазию в реальность всеми способами, которые могли придумать наши несколько изощренные и, определенно, сумасбродные умы.

Мне не повезло (учитывая, что моральный кодекс Ли был несколько избирательным), я попала в Книгу этических правил Лиама Найтингейла Правилом номер два (Правило номер один — «Нельзя клеить девушку родного брата») — «Нельзя клеить лучшую подругу младшей сестры».

Я была для них как член семьи, что по умолчанию делало меня практически его младшей сестрой, и во время моей последней попытки броситься ему на шею (когда мне было двадцать, а ему двадцать три) он сказал мне именно это. Было чертовски неловко, опять же, как и все мои предыдущие попытки, но это никогда меня не останавливало.

И все же, по какой-то причине, в последний раз было очень больно. Ли не повел себя жестоко или что-то в этом роде, он просто… поставил точку.

Именно в тот момент завершилась Великая гонка за Лиамом, по крайней мере, для меня. Элли все еще лелеет (очень) большие надежды. Не говоря уже о Китти Сью, которая, как мне кажется, всегда хотела, чтобы я влюбилась в одного из ее сыновей, и было совершенно ясно, что она делала ставку на Ли. Наверное, потому что полагала, мы заслуживаем друг друга.

Я смирилась с тем, что буду видеть Ли на Рождество, День Благодарения, Четвертое июля, каждое празднование дня рождения, большинство семейных вечеринок и барбекю, у Хэнка, когда мы смотрим игру и так далее (к сожалению, это означало, что я буду видеть Ли часто). Обычно, вокруг всегда было полно людей, которые меня от него отвлекали.

В те странные «совпадения», когда он ужинал в доме своих родителей (сейчас это менее странно и больше похоже на очевидные и отчаянные попытки Китти Сью выступить в роли свахи), и меня также приглашали, я извинялась (в основном лгала) и уходила так быстро, как только были способны унести меня ноги. Обычно это бесило Элли и Китти Сью, но не они вешались на парня больше десяти лет, неоднократно получая отпор, а теперь должны прожить остаток жизни, встречаясь с этим парнем за ужинами и по праздникам. Позвольте сказать, это унизительно.

Не говоря уже о том, что Ли за последние пять лет превратился из Плохого Парня в Крутого. В конце концов, став Исключительно Крутым Парнем. Никто не связывался с Ли. Возможно, я была немного дикой, но знала достаточно об ожогах от игры с огнем, а Ли Найтингейл за десять лет превратился из костра в бушующее адское пламя.

Не поймите меня неправильно, Лиам Найтингейл все еще убийственно красив, лишь маленький шрам в виде полумесяца под левым глазом слегка портит его совершенство. Его тело все также убийственно великолепно, он отлично смотрится в джинсах, спортивных костюмах, да в чем угодно. Кроме того, он все еще является счастливым обладателем убийственной улыбки, в тех редких случаях, когда ею пользуется. И, наконец, ему по-прежнему нравятся женщины с пышными формами и длинными волосами (а я все еще оставалась такой женщиной).

Но в нем чувствуется опасность.

Не знаю, как это объяснить, она просто есть, поверьте.

По прошествии всех этих лет, я все также хожу на рок-концерты. Все также слишком громко слушаю музыку. Мои рыжие волосы все такими же длинными, дикими волнами струятся V-образным каскадом по спине. У меня все еще есть приличные формы. Скажем так, мое тело — это мой дар и мое проклятие. Такое тело, как у меня, нетрудно поддерживать, просто кормите его кучей вредностей, чтобы сохранить изгибы, но держите в форме, потому что вам приходится таскать его повсюду.

Однако теперь на моих вечеринках куча домашних лакомств и мисок с орехами кешью, и никто больше не отрубается в моей постели и не блюет на заднем дворе.

Сейчас я владею букинистическим магазином, расположенным на Бродвее (не на Бродвее в Нью-Йорке, а на другом Бродвее, в Денвере, штат Колорадо, США).

Моя бабушка оставила мне магазин после смерти. Казалось бы, владелица книжного магазина — довольно солидная профессия. Можно подумать, что я ношу очки в черепаховой оправе и собираю волосы в пучок. Это неправда, как бы ни приходилось напрягать воображение.

Видите ли, моя бабушка была сущим дьяволом, она взрастила этого дьявола в моей маме, Кэтрин, и они с папой тщательно следили за воспитанием дьяволенка в третьем поколении, то есть, меня.

Мой книжный магазин находится на юго-восточном углу Бродвея и Байо. Не самый лучший район, но и не самый худший. Во времена моей бабушки район пребывал в упадке, но сейчас дела пошли в гору.

Мне досталась в наследство половина двухэтажного дома в одном квартале от Байо в историческом районе Бейкер. Я живу в восточной части дуплекса, пара геев живет в западной части, другая пара геев живет в восточной, и еще одна пара — позади меня. Вот почему Бейкер безопасен, он населен в основном гомосексуальными парами, чудаками, хиппи и мексиканцами. Когда я, — одинокая белая женщина, которая выглядит (и является) поклонницей рок-н-ролла высшей пробы, — переехала туда, по округе разнеслась молва, сообщавшая: «наши на райончике».

Мой книжный магазин называется «Фортнум». Без каких-либо на то причин, кроме той, что, съездив за год до открытия в Лондон и посетив там «Фортнум и Мейсон», бабушке показалось, что название звучит интеллектуально.

В «Фортнуме» нет ничего интеллектуального.

Раньше (во времена моей бабушки) там тусовались хиппи, и, в каком-то смысле, так и осталось. Парни на Харлеях тоже часто захаживали туда, не спрашивайте, почему. Теперь здесь полно преппи, яппи[2] и чудаков, пытающихся выглядеть модными, а еще готов, потому что они в тренде.

В магазине куча разномастных полок, набитых подержанными книгами всевозможных жанров, и столы, заваленные виниловыми пластинками. Это лабиринт организованной дезорганизации, время от времени перемежающийся глубокими, мягкими креслами. Большинство посетителей приходят, выбирают книгу, читают в кресле и уходят, не купив книгу, возможно, возвращаются на следующий день, чтобы снова взять ее и продолжить чтение.

Вместе с магазином я также унаследовала двух бабушкиных сотрудников, которые, скажем дипломатично, так же эксцентричны, как и она.

Джейн — мой эксперт по любовным романам (наш самый лучший продавец) — ростом шесть футов и весит около пятидесяти пяти килограммов, болезненно худая, до невозможности застенчивая. Она утыкается носом в роман почти каждую свободную минуту, когда не покупает их у людей, продающих нам книги, или не продает их людям, сопровождая их невнятными рекомендациями. Она рассказала мне, что сама написала более сорока романов, но у нее так и не хватило смелости попытаться их опубликовать. У нее даже не хватило смелости позволить мне прочесть их, хотя я все время об этом спрашивала.

Есть еще Дюк. Дюк — парень на «Харлее», облаченный в кожу и джинсы, с длинной седой бородой и копной длинных серо-стальных волос, повязанных на лбу банданой. Его речь грубая, он суров по жизни и тверд, как сталь, но может быть мягким, как зефир, если ты ему нравишься (к счастью, я ему нравлюсь). Прежде чем переехать в горы, он преподавал в Стэнфорде в должности профессора английской литературы. Он женат на Долорес, которая работает неполный рабочий день в «Маленьком медведе» в Эвергрине, где у них с Дюком есть крошечный домик.