— Спасибо, — просипел тот, моргая, чтобы разогнать пелену выступивших слёз, — что, кто? — спросил он, вскинув на мать какой-то беспокойный взгляд.

— Пит. Пит Сэнгтам.

— М-м, — Вегас кивнул и принялся с сожалением ковырять ложкой недоеденный пирог, мысленно благодаря Пита Сэнгтама за безнадёжно испорченный аппетит.

— Он изменился…

— А? — Вегас отсутствующе посмотрел на мать.

— Пит. Я не сразу узнала. Вы ведь вроде бы дружили…

— Ага. Вроде того, — пробормотал Вегас и отвёл взгляд. Память принялась услужливо подсовывать свидетельства «крепкой дружбы».

— Так время быстро летит, — как ни в чём не бывало продолжала Елена, — ещё недавно в школу ходили. Он ведь на два года младше?

— На полтора, — машинально поправил Вегас и уставился в чашку, ощущая, как где-то в районе груди распускается целый букет забытых переживаний. Он перевёл взгляд вниз, на свои мелко подрагивающие пальцы и с силой сжал их в кулак.

Нестерпимо захотелось курить.

— Не будешь больше? — Елена взглянула на остатки пирога, не догадываясь об истинных причинах потери аппетита. Сын виновато улыбнулся и мотнул головой. Поёрзав на стуле, он принялся хлопать себя по карманам.

— Забыл что-то?

— Телефон, — Вегас в очередной раз хлопнул по карману джинсов, в котором мирно лежал смартфон, — оставил в машине. Я схожу быстро?

Она кивнула и Вегас поднялся, предусмотрительно прикрыв карман полами толстовки. Он подошёл к матери и звонко чмокнул её в щёку:

— Спасибо! Очень вкусно, — он чуть ли не бегом направился к машине.

Усевшись внутрь, Вегас выудил из бардачка сигареты. Дрожащие пальцы слушались плохо, и он смог прикурить лишь с третьего раза. С наслаждением выпустив дым, он откинул голову.

Елена, конечно, знала о его пагубной привычке ещё с тех пор, когда его поймали курящим под лестницей в средней школе, но никакие воспитательные работы не помогли наставить сына на путь истинный. Однако при ней он всё равно старался не дымить, осознавая, что и так не дотягивает до статуса образцового сына. А сейчас столь резко вспыхнувшая потребность в дозе никотина и вовсе выглядела бы крайне странно.

Курить его научил именно Порш. Вегас вообще был обязан другу многими навыками. Полезными и не очень. Он наблюдал, как рассеивается дым и пытался успокоить гулко бьющееся сердце. Он сам не ожидал такой реакции. Ему с успехом удалось оградить себя ото всех напоминаний об их с Питом «дружбе» и о нём самом. Но теперь хрупкое равновесие было нарушено, и Вегас тщетно пытался его восстановить.

Он с раздражением дёрнул ногой. Да какая ему разница, где Пит, как он выглядит и какого цвета его дом! Прошло три года!

Вегас с силой затушил окурок в пепельнице, посидел ещё пару минут, размеренно дыша и, наконец, выбрался из своего укрытия. Он дал себе слово больше не возвращаться к этим мыслям и, с силой захлопнув дверцу, двинулся в сторону дома, придавая лицу беззаботное выражение.

Вегас перевернулся на другой бок и с раздражением пихнул подушку. Остаток дня он старался не думать о последних новостях и просто проводил время с семьёй. Но сейчас, лёжа в своей комнате, он не мог сомкнуть глаз, оставшись наедине с призраками, глядящими на него из тёмного омута памяти. Он сам загнал их туда в надежде никогда не встретить вновь. А теперь, оказалось, они только и ждали удобного случая вырваться на свободу. До последнего хотелось верить, что он ошибается. Он старательно убеждал себя, что ничего не почувствовал, узнав, что Пит здесь — в Банбери. Бессонницу он объяснял переутомлением и сменой обстановки. Хотя знал, что это неправда.

Это была его комната, здесь, дома, он всегда спал спокойно. Неужели все усилия, приложенные им, оказались напрасными? Неужели всё выпитое и выкуренное им совместно с Поршем и в одиночестве прошло даром? Ведь они достигли небывалых результатов в разработке методов экстренного стирания памяти!

Вегас довольно долго, путём проб и ошибок, выводил формулу эликсира беспамятства, используя в качестве реактивов напитки различной крепости и другие препараты, к применению отнюдь не рекомендованные. Наконец он добился успеха и подобрал идеальную комбинацию, обладающую наиболее ярко выраженным и сильным, отшибающим память эффектом. Правда, обнаружился целый букет побочных эффектов. Но Вегас и в этом умудрялся находить плюсы: пока он приходил в себя, после очередного сеанса стирания данных, никакие мысли и сожаления его не беспокоили.

Однако, через пару месяцев, пришлось перейти на более лёгкую программу.

В очередной раз вернувшись к реальности, Вегас обнаружил, что Порш уже несколько дней живёт у него, пытаясь привести непутёвого друга в чувства. Плюс ко всему, он нажил себе проблем в университете, игнорируя необходимость хоть иногда там появляться. Ему стоило изрядных усилий взять себя в руки.

Со временем стало легче, и он смог окончательно вытеснить образ Пита из своих мыслей. Теперь он жил где-то в самом тёмном углу его сознания. Вместе с целым архивом воспоминаний, который, несмотря на все попытки Вегаса его уничтожить, всё же уцелел. Вереница разномастных девушек пронеслась в его жизни за год, и он почувствовал себя окончательно излечившимся. А потом появилась Сара и всё изменилось.

Он познакомился с ней абсолютно случайно, в университете. Она кардинально отличалась от его предыдущих пассий: скромная, тихая, без повадок дикой кошки. Вегас сам не мог объяснить, что в ней так привлекало. С ней просто было хорошо и спокойно. С ней его не тревожила бессонница. Было что-то знакомое в её тёмных глазах. Он ухватился за неё как за панацею от всех своих бед и решил, что это и есть то самое чувство всей его жизни. Хоть это и не было похоже на то, что было с Питом. Но он справедливо рассудил, что с ним их связывала лишь какая-то аномальная страсть, юношеский максимализм и тяга к экспериментам. Наконец, он всё это благополучно перерос.

К самому понятию «любовь» он относился скептически и не собирался больше ничего ждать. Верить он перестал давно. Он сделал Саре предложение, чем чуть не довёл до инфаркта Порша и шокировал всех окружающих: Вегас Корнвит Тирпанякун слыл отчаянным холостяком и бабником. Удивилась даже сама Сара и его родители. Он объяснял своё решение просто: зачем тянуть, если они уже нашли друг друга.

Окружающие разделились на два лагеря: первые поражались силе любви, сотворившей с Вегасом такие метаморфозы, вторые были уверены, что такая спешка объясняется интересным положением невесты. Засомневалась даже Елена, хотя Сара очень ей нравилась. «Ты как будто бежишь куда-то, — сказала Вегасу мать, пристально глядя на него, — или от кого-то?».

Он, конечно, заверил её, что никуда и ни от кого не бежит и полностью уверен в своём выборе. Но этот разговор всё же посеял в нём сомнения. Он присмотрелся к Саре, увидел, как она безмятежно счастлива, с каким трепетом смотрит на него, с каким воодушевлением рассуждает о будущем. Он не чувствовал того же. Ему пришлось признаться себе, что он действительно убегает.

Кошмар вернулся, он снова перестал спать. В глазах Сары он стал видеть Пита и вскоре благополучно довёл себя до предела.

Однажды, посреди ночи, Вегас сорвался к Поршу, опустошил всё содержимое его импровизированного бара, чуть не плача, повторяя, что ничего не изменилось. Порш всерьёз обеспокоился его состоянием, потому что объяснений добиться так и не смог. Когда он спрашивал о Саре, друга почему-то накрывало новой волной отчаянья.

— Всё, не могу так, я не должен. Не должен! Она меня любит! А я… — упрямо твердил он, ежеминутно освежая содержимое своего стакана. Поршу оставалось только строить гипотезы относительно причин этого внезапного алко-марафона.

— Ты ей изменил? — в лоб спросил он.

— Нет! Я кто, по-твоему?!

«Вегас Тирпанякун» — хотел было ответить Порш, но вовремя прикусил язык. Он опешил, встретив такую волну сопротивления, но любопытство взяло верх, и он продолжил:

— Ну, значит… Она тебе?

— Нет! Она бы вообще никогда…