Кстати, вон Кристина вроде бы совершенно не против принять его в дар. А что: перспективный, энергичный, амбициозный, а что характер у него временами… характер, так это она запросто своими манерами Снежной Королевы обезвредит. Заморозит.
Хотя и Черкасов иногда может заморозить любого своим отработанным «похерфэйсом» – то есть фиг поймешь, что он там себе думает. Копит-копит, а потом взрывается в самые неожиданные моменты. Как вчера с этими коробками… с чего и на кого разозлился, непонятно. Если на меня, трудяжку, – тогда вообще дичь…
Я покосилась. Профиль как профиль. Мужицкий. Не красавец писаный, не урод. Опять же умеет себя подать. Держать. Производить впечатление. Без таких навыков нашего капризного заказчика не только не завлечешь, но и не удержишь.
Взгляд быстро пробегает по экрану, губы крепко сжаты (кстати, обветрились уже, а еще не зима, предложить ему свою «гигиеническую» помаду?), подбородок упрямый; на сильной шее сдвинулся кадык – Артем сглотнул. Сообразив, что ни с того ни с сего глазею и даже принюхиваюсь (и к кому, к Черкасову!), я перевела взгляд на экран. Что он так долго возится, я бы сама давно все отыскала! Кажется, или уже по второму кругу пошел листать?
Я вскинула глаза: Кристина стояла перед моим столом, легонько барабаня ногтями по пластиковой перегородке. Смотрела на нас сверху. Когда она так незаметно подошла?
– Ага, вот, нашел, – сообщил Артем. Пару раз щелкнул мышкой и выпрямился. – Бросил к себе, в общей папке удалил. Я тебе нужен, Кристин?
– Да.
– Идем.
Но наша королевишна не пошла следом сразу, задержалась. Не зная, как расценить ее изучающий взгляд, я осторожно улыбнулась:
– Доброе утро, Кристин?
– Виделись, – холодно ответствовала Снежная Королева и поплыла в кабинет к Черкасову. Высокая (рядом с ней и рослой Юлькой я со своими ста шестьюдесятью чувствую себя полуросликом… хоббитом, хы), эффектная, ухоженная. Каждая деталь одежды, аксессуары, – все продумано, стильно. Никакой вульгарности, ничего кричащего. Я вздохнула с неизбывной завистью. Но подражать Кристине – все равно что равняться на статую Венеры Милосской или какую-нибудь современную модель из журналов: ничего общего с твоей реальной жизнью… Так, надо уже закончить с почтой!
***
Странно, что Артем не потребовал спецификацию с раннего утра: сама про нее вспомнила, уже успех! Так что пару часов, даже не вникая в суть, я отмахивалась и отрыкивалась от теребивших меня вопросами и требованиями сокамерников… то есть сотрудников. Достаточно было сослаться на распоряжение Черкасова, и эти голодные пиявки от меня безропотно отваливались – то ли из уважения к нашему ведущему, то ли к его характеру.
Я даже успела до обеда! Прискакала в кабинет Черкасова, победно размахивая распечатками: конечно, на почту я ему уже отослала, но все равно надо закрепить впечатление от меня как добросовестного работника, непрерывно трудящегося на благо фирмы!
– Вот, Артем Игоревич! – Аккуратно, двумя руками, выложила перед ним на стол и собралась ретироваться, пока не прозвучал язвительный комментарий вроде: «ну наконец-то!» или «неужели это то, что я думаю?!»
Не успела.
– Присядь-ка, Евгения Николаевна!
Всё. Мне каюк.
По отчеству Черкасов меня величает не так, как я его – с легкой насмешкой или в присутствии важного заказчика. В очень редких и крайних случаях. Да еще встал и собственноручно плотно прикрыл дверь в прозрачной перегородке кабинета – всех и всем видно, ничего не слышно. Ой-ой! Переминаясь на месте, я попробовала сослаться на страшную занятость и срочность нерешенных суперважных вопросов. Бесполезно: проходя мимо, Артем ткнул меня пальцем в плечо:
– Садись, Самохина, кому сказал!
Уф. Я плюхнулась в кресло рядом с его столом: удобное какое! Попыталась расслабленно покрутиться, глядя в потолок, но под косым взглядом Черкасова спохватилась, подобрала ноги и выпрямилась. Приобрела деловито-строгий вид. Ну, надеюсь, что именно такой.
Артем взял притащенную мной спецификацию, вдумчиво вчитался в одну строчку, в другую, перелистнул страницы… Как бы не послал меня сейчас переделывать на фиг! Или вообще заявит, что давно уже все набрал сам, а то жди, когда-а-а там некоторые раскачаются… Нет, просто закрыл выборку и положил его на клавиатуру.
– Слушай, Самохина. Насчет вчерашнего…
– Извини! – мгновенно подобравшись, выпалила я. – Понимаешь, я вчера… ну, устала, понедельник же день тяжелый, сам знаешь, расстроилась… из-за всякого-разного, колено вон разбила, целых два раза, – даже с трудом задрав, продемонстрировала обтянутую джинсами коленку, Черкасов машинально уставился на нее. – Пакета потеряла еще… И колготки только-только купила, дорогущие, и тут же порвала, а они знаешь, сколько сейчас стоят? Как самолет! Ну или крыло от самолета…
– В пакете что-то ценное было? – перебил меня Артем.
– В Пакете? – Я растерялась. – Ну не знаю, что в нем такого ценного может быть… разве что корм собачий дорогой, ну кишки-кости, что там у него еще внутри имеется…
– Самохина! Ты что, вчера кого-то убила и расчленила?! И перетаскивала труп по частям в пакете?
– Я?! Ты рехнулся? А-а-а… – Я нервно рассмеялась. – Пакет – это же собака! Пекинес. Дурацкая кличка, правда же?
– У тебя есть собака?
– У меня? Нет. А, это соседка попросила свою собачку выгулять! Она меня просит иногда (часто!). Сама собиралась на бл… в смысле, на свиданку, а потом у нее все сорвалось, а она меня даже не предупредила, что вечером дома будет, паразитка эдакая, представляешь?
Я выдохлась. Кажется, перечислила все извиняющие меня вчерашние обстоятельства. Исключая Стаса. Хотя он вполне подходит под категорию «всякого-разного».
– Вот потому все так и… Получилось.
Черкасов смотрел на меня, переваривая вываленный на него мешок информации, а я мучительно пыталась вспомнить, что вообще орала ему на той мокрой аллее. Надеюсь, хотя бы не материла, не в моих это привычках, да и мамино учительское воспитание не позволяет. Хотя сейчас куча народа на матах прямо с детского сада просто разговаривает и не видит в этом ничего зазорного.
– То есть вчера ты разбила коленку (то-то смотрю, хромаешь), порвала новые дорогие колготки, под дождем выгуливала и потеряла чужую собаку, хозяйка которой в это самое время преспокойно посиживала дома? И что-то там было еще такое… разное?
Я кивала в такт его словам, глядя на Черкасова с искренним уважением: вот что значит аналитический ум! Вычленил все самое важное из потока моих слов и ненужных подробностей!
– Собачонка хоть нашлась?
– Ну да. В конце концов. Так что извини, я и так была вся на нервах, а тут еще ты со своей спецификацией! – Спецификация-то была как раз моя, но сейчас об этом умолчим. – Прости меня, а?
Я истово прижимала руки к груди и таращилась на Черкасова жалобными глазами.
– Ладно, – произнес он через внушительную – воспитательную – паузу. – С этим мы разобрались.
Уфф… Я только собралась встать и удрать из кабинета, изображая всей своей спиной искреннее раскаяние и готовность загладить вину добросовестным ударным трудом, как Артем продолжил:
– А дальше-то что еще приключилось?
Я осела обратно в кресло. Спросила с недоумением:
– В каком смысле «дальше»? Когда – дальше? Ты сейчас вообще о чем?
Черкасов смотрел на меня с выражением «ну хватит уже придуриваться!» Я смотрела на него с выражением «нич-чего не понимаю!» Артем откинулся на спинку кресла и, глядя на меня во все глаза, задумчиво подпер пальцами щеку. Спросил недоверчиво:
– Самохина, ты что, реально ничего не помнишь?
– Чего не помню? – уже с раздражением откликнулась я. – Артем, прекрати говорить со мной загадками! Я не выспалась, коленку разбила и… ну ты уже в курсе! Короче, соображаю я сегодня плохо, так что давай поконкретней!
Странно, что Черкасов упустил классный повод проехаться на тему моего ума какой-нибудь фразочкой типа: «А что, обычно ты соображаешь лучше? Что-то не замечал!». Протянул:
