Игорю понадобилось какое-то время, чтобы собраться с силами. И хотя речь была уже вполне четкой, голос мгновенно сделался глухим и уставшим:
– Мы находились под Лонга, в Анголе. Утром должны были выйти на своих. У нас был приказ: работать врозь, независимо; и к нашим пробираться так же. Если одного возьмут, второй должен дойти. Мы с Лехой друг друга по воздуху понимали, которым дышали. С детства вместе, сначала – на одной лестничной клетке, потом – в одной группе в саду, на одном горшке… – Игорь замолчал.
Было видно, что воспоминание угнетает него. Тем не менее, он продолжил:
– Приказано было строго соблюдать изоляцию, не вмешиваться, не влиять друг на друга, только подстраховывать по возможности, конечно. Там единого языка нет; на португальском мало кто говорит, их африканских я не знаю. А Леха два года мбунда изучал, еще в институте. Ночью мимо него прошли унитовцы, на мбунда говорили. Один из них засек меня, оказывается, но думал, что нас много: очень темно было.
Они часто по ночам ходили, чтобы засады ставить и дороги минировать. Весь отряд их должен был собраться с огнями и захватить меня. Алексей понял, что мне конец… Там грунты песчаные мягкие были, а распутица такая, что мы на ночь иногда прямо в грязь зарывались, оттуда не скакнешь. Техника вязла…
А окружали они мастерски, как чингачгуки. Нашими ушами и услышать-то нельзя. Леха тогда заорал мне на испанском, чтобы на кубинцев подумали: «Беги!» И гранату в них… Я потом от кубинцев и узнал, что его несколько суток пытали, раненого…
У него дочка маленькая осталась. Когда Алексей из очередной командировки возвращался, она спать не ложилась, пока он домой не придет; говорила: «Мой папа – самый главный герой». Света, жена его, заболела потом сильно. Несколько операций перенесла. В старуху превратилась.
Как мне с этим жить? Я не знаю, как… – выдохнул он почти беззвучно и вдруг схватился за голову и застонал. Потом, внезапно скорчившись, начал сползать со стула на пол.
Евгений побледнел и схватил телефон:
– Алексей Васильевич, скорее!
– Иду! Ничего не предпринимай, Женя, слышишь?
Через две минуты в комнату влетел Алексей Васильевич с тонким металлическим чемоданчиком в руках, за ним подоспела и Наталия Ивановна. С плохо скрываемым волнением она смотрела на Игоря, закрывающего голову руками:
– Женя, это приступ. Чем вы его спровоцировали?
– У меня записано. Он говорил о друге, который спас его ценой жизни.
Алексей Васильевич снял со стены трубку и прогремел: «Сгорину кеторолак внутривенно, тридцать. Срочно!»
Мгновенно у кровати Игоря появилась милая девушка, хрупкая и сосредоточенная, без всяких следов недосыпа, и привычно-спокойно стала вводить в вену анальгетик. На кровати прямо на Игоре сидел Евгений, держа его руку как щипцами.
Через минуту Алексей Васильевич склонился у изголовья:
– Игорь, слышишь меня? Тебе лучше?
– Да… Но горит… сильно, – с явным усилием выговорил тот.
– Кáк горит голова? Где?
– Пучками режет. Ог-огнен-ными… Пить дайте!
Оборачиваясь к медсестре, Алексей Васильевич произнес:
– Давать только коктейли из списка. Можно комбинировать. Температура – от двадцати до двадцати пяти. Пусть пьет, сколько хочет. Жду звонка через десять минут. Мы будем у меня.
Все трое вышли. Время подходило к двум часам ночи. В профессорском кабинете повисло тревожное напряжение… Нарушила его Наталья Ивановна, заявив, что алгоритм необходимо срочно менять:
– Никаких путешествий по лабиринтам памяти быть не может. Чтобы принудить его к воспоминаниям, надо иметь гарантии, что мы не вторгнемся в негативно-токсичную зону, – и, тяжело вздохнув, добавила, противореча самой себе, – не представляю… Только исследования и анализы? Это же годами может длиться!
– Второй тупик за один день. Воистину мы сегодня вступили в новую эпоху, – с растерянным видом пробормотал Алексей Васильевич. – Женя, включите запись!
Глава 7. Олег
«Мама… Доброе, как всегда, спокойное лицо. Хорошо, что вокруг нее светло. А солнца нет. Интересно, откуда свет?»
– Ты так далеко, мама! Даже не могу подойти к тебе. Каким я был идиотом, прости…
– Олег, сынок, не уходи из клиники! Надо добиваться, у тебя все впереди.
– Разве ты не знаешь, что я не Олег?!
– Сынок, это только начало, терпи!
В этот момент Сгорин разбудил себя криком «мама», застывшим на губах…
Медсестра торопливо подала ему бокал с пенной шапкой наверху:
– Успокойтесь! Это просто сон. Вы не волнуйтесь так… Выпейте! Голова не болит?
– Не знаю… нет.
– Ну и хорошо. Вы молодец! – Вытирая ручьи пота с его лба, говорила она бархатным голосом, – сейчас отдохнете и сможете погулять в саду. У нас птицы утром так поют, ну просто как в раю. Отдыхайте! Поспите еще! – девушка аккуратно пододвинула подушку внезапно обмякшему Сгорину.
Глаза его закрылись как по волшебству, а дыхание стало ровным и спокойным. На этот раз ему повезло. Сновидений не было, только мягкая темнота, обволакивающая и успокаивающая.
Часа через два-три, когда он, повернувшись, открыл глаза и увидел вокруг себя ночь, из темноты внезапно появился Евгений.
– Игорь, ты как? Поспал?
– Да… Сны какие-то ненормальные.
– А что видел, помнишь? – оживился Евгений и пододвинул стул к кровати.
– Да ерунда какая-то, глупость.
– В нашем деле ерунды не бывает. Любое твое воспоминание – это ценная информация. Ты только эмоции не включай!
– Постараюсь… Никогда мать ничего не говорила во сне, всегда молчала, – тихо произнес Игорь, – а сейчас назвала меня Олегом и сказала, чтобы не уходил из клиники. Я ей кричу, что я – не Олег, а она говорит: «Терпи!»
– Это всё?
– Мне хватит пока, – ответил Игорь с отсутствующим видом.
– Ладно, старик, – Евгений похлопал его по плечу. – Отдыхай, до утра еще есть время. Заснуть сможешь?
– Да вы меня так накачали, что я теперь несколько суток просплю.
– Ну и отлично! Давай, пойду я, – и закрывая дверь, Евгений с удивлением услышал плотное сопение, доносившееся с кровати. – Молодец боец!
Глава 8. Пароль к подсознанию сломан
Яркий солнечный луч, настойчиво пригревая лицо безмятежно спящего, вынудил его открыть глаза. Комната была наполнена таким жизнерадостным теплом, что Сгорин даже улыбнулся от неожиданности. Изощренные птичьи переливы вносили свою лепту в праздник жизни. Игорь легко поднялся и вдруг ощутил себя крепким, как раньше. Внезапно накатило острое чувство голода. Сгорин растерянно сел на кровати, безуспешно пытаясь вспомнить, что же он ел и когда.
– Доброе утро, молодой человек! – неожиданно прозвучал мягкий и одновременно звонкий голос. В дверях появилась женщина с подносом в руках, который она ловко взяла с тележки и поставила перед Игорем на стол. – Приятного аппетита! Поправляйтесь! У нас еда вкусная, сплошные витамины, – улыбаясь, заключила она. – Если что-то захотите, там кнопка, – кивнув на стену и еще раз улыбнувшись, она легко вышла, несмотря на внушительную комплекцию.
Удивительно, но только сейчас стали заметны видеокамеры, которыми была напичкана комната. Правда, это никак не повлияло ни на прекрасное настроение Сгорина, ни на его волчий аппетит. Странно, что за все это чудесное утро никто не пытался его ни обследовать, ни расспрашивать.
Игорь, вдохновленный своим самочувствием, сделал знаки на камеру, подразумевающие прогулку, и вышел в парк.
Свежий запах зелени ударил ему в лицо, на мгновение даже закружилась голова. Небо сияло ослепительной голубизной; дурманящие ароматы наплывали с разных сторон, сменяя друг друга. Парк был великолепный, с горбатыми мостиками, ручьями, множеством маленьких искусственных озер, тропинками, еще не высохшими после ночной влаги и утренней росы.
Сгорин шел по узкой дорожке, ведущей неизвестно куда, и ему даже захотелось пробежаться, как раньше, но из-за стремительно навалившейся усталости пришлось свернуть поближе к буйной зелени, где пристроились свежевыкрашенные синие лавочки.
