После ухода Луизы с тетей, которых пригласили в гости, я несу маленького пельмешка в спальню тети, чтобы не занимать комнату Мурада, если он вернется, и кладу на середину кровати.

– До чего же ты хорошенький, пухляш! Сладенький мой ребеночек…

Целую Амира в белые щечки, а он в ответ смотрит на меня большими темными глазками и сонно моргает. Дождаться не могу, когда он немного подрастет и станет более подвижным! Малыш засыпает сам по себе, мне даже укачивать его не приходится, так что я решаю заняться поиском вакансий в интернете.

Не проходит и получаса, как я слышу шум в гостиной и иду туда, чтобы проверить, кто пришел. И конечно, это Мурад вернулся. Сидит в кресле и разговаривает по телефону. Он делает мне знак не уходить и, я терпеливо жду, пока он закончит свой явно рабочий разговор. Тот словно забывает о моем присутствии, копаясь в своем ноутбуке и одновременно разговаривая, пока я терпеливо жду, прислонившись плечом к косяку. Начинаю невольно рассматривать мужчину, подмечая, что он подстриг свои каштановые волосы покороче и теперь его лицо еще более четко очерчено, демонстрируя острые углы скул и квадратный подбородок с пробивающейся на нем темной щетиной. Ему идет.

– Мама сказала, что они едут к тете Заре, – обращает на меня внимание Мурад, наконец, откладывая телефон. – Я дико голоден. Накормишь?

– Суп на плите, приятного аппетита! – говорю ему, разворачиваясь, чтобы уйти.

– Ну что ты вредничаешь? – останавливает меня его недовольный голос.

– В смысле? – не понимаю я. – Я приготовила суп, иди и ешь. В чем твоя проблема?

– А подать его ты не хочешь? – язвительно спрашивает он.

– А– а– а, ну ясное дело. Ты один из этих, да? – тяжело вздыхаю.

– Из каких «этих»? – с угрозой в голосе спрашивает он, вставая на ноги и делая несколько шагов вперед.

Конечно, Мурад высокий и спортивный, но я почему– то знаю, что физическую угрозу он не представляет, поэтому спокойно реагирую на вспышку мужской агрессии.

– Из шовинистов, – говорю, как есть. – На столе в хлебнице есть нарезанный хлеб, овощная нарезка, специи, тебе всего– то нужно взять тарелку и налить себе готовый суп, но ты и этого не можешь сделать, считая, что женщина должна прислуживать тебе за столом, потому что ты мужчина, так?

– Нет, не так, – с каменным лицом говорит Мурад. – Дело не в шовинизме, Мира, а в том, что у нас так принято. Или твой отец в вашем доме тоже сам наливал себе суп?

– Нет, не наливал, – признаю нехотя. – Ему тоже прислуживала жена или я. Но в том– то и дело, что тебе я никто, и я не обязана обслуживать тебя, как какая– то домработница! Если голоден – ешь. Дело твое.

– А кто ты тогда? – задает он вопрос, который ставит меня в тупик.

Дыхание прерывается, а кровь приливает к лицу. Так вот кто я в его глазах? Домработница?

– Я не слуга вам! – почти рычу на него, сжимая руки в кулаки.

– Твои слова, не мои, – пожимает он плечами с самодовольным видом. – Хотя… Нет, конечно, ты не слуга. Мы ведь тебе не платим. Ты просто девушка, которая убирается и готовит за крышу над головой. Как таких называют?

– Да пошел ты!

Разворачиваюсь и бегу обратно в спальню тети, чтобы он не увидел моих слез. Никогда в жизни меня так не унижали! И кто? Какой– то выскочка, который и ногтя моего не стоит!

Хватит! Это не моя жизнь. До чего я дошла, если позволяю так с собой обращаться? Я не какая– то там дурочка без роду и племени, которая будет терпеть унижения ради крыши над головой! У меня есть гордость и я не позволю втаптывать себя в грязь. Сегодня же соберу вещи и уйду! За месяцы работы в магазине у меня скопилось достаточно денег, чтобы снять небольшую квартирку, потому что я не тратила ни одной лишней копейки, отказывая себе даже в шоппинге. Не зря, как оказалось.

Достаю сумку, с которой приехала в этот дом, и складываю в нее свои вещи, которые все еще хранятся у тети в шкафу. Хоть я жила в спальне Мурада и Луизы, но уезжая, они оставили большую часть вещей здесь, поэтому я продолжала хранить свою одежду в полупустом шкафу тети и это сейчас значительно облегчило мне задачу.

Собираться я заканчиваю уже через десять минут. Осталось лишь дождаться прихода тети, чтобы попрощаться, а пока, ложусь на кровать рядом с сопящим Амиром и беру его за крохотную ручку, утешая себя этим прикосновением к невинному ребенку, голова которого пока еще не забита тупыми понятиями его тупого папочки.

***

Стоит Самире уйти, как я тут же чувствую укол вины. А все из– за выражения ее глаз, в которых застыли слезы унижения.

Когда я стал таким? Опускать кого– то и намеренно нажимать на больные точки не в моих правилах. Однако, именно эта девушка всегда заставляет меня забыть о человечности, когда дело касается ее.

Я уважаю женщин. Меня самого вырастила женщина, причем без помощи мужчины, потому что отец умер очень молодым. Я знаю, что моя мать далеко не глупа и, если она за несколько месяцев жизни с Самирой сумела полюбить ее, значит, что– то в ней есть. Проблема в том, что я этого не вижу.

Смотрю и не вижу в ней ничего, что заставило бы меня относиться к ней лучше. Она такая же заносчивая и самовлюбленная, какой была всегда. Да, маму она уважает, с Луизой дружит, но в каждом ее слове и взгляде я вижу ее суть и она мне не нравится. Красивая пустышка – вот кем является Самира.

Хотя, красота тоже на любителя. В ее внешности нет нежности и беззащитной женственности. Меня никогда не привлекала такая открытая сексуальность в женщинах, а лицо Самиры так и кричит об этом. Раскосые знойные глаза, пухлые губы, острый подбородок и скулы. Не говоря уже о невыносимом самолюбовании. Понятия не имею, как она сумела подружиться с Луизой, учитывая, какая та ревнивая.

Аппетит пропал, поэтому я не иду есть, а снова возвращаюсь к работе. Есть люди, которые стоят выше меня и перед которыми я отчитываюсь, иначе я не был бы сейчас там, где нахожусь. Ничто не дается просто так таким, как я, и тем более богатство. Поэтому, даже в роли хозяина компании, которой фактически не владею, я не могу позволить себе роскошь не вспоминать о делах во время отпуска. Иногда бывают случаи, когда мое участие необходимо, и сегодня один из них.

Я настолько ухожу в работу, что в себя меня приводит лишь громкий плач Амира. Неужели мама с Луизой вернулись?

– Сейчас, малыш, потерпи две минуточки, – разбавляет детский плач голос Самиры, которая появляется из спальни мамы с моим сыном на руках и несет его на кухню, полностью игнорируя мое присутствие.

Я иду за ними, не желая верить в то, что Луиза оставила нашего ребенка с этой девушкой. Она с ума сошла?!

Самира на кухне одной рукой готовит смесь для малыша, второй пытаясь его укачать. Я подхожу к ним и не говоря ни слова, забираю сына, прижимая его к своему плечу. Конечно же, мелкий обжора не перестает от этого плакать, по опыту знаю, что его может заставить умолкнуть лишь еда, но так я хотя бы спокоен, что она его не уронит.

– Все– все, пельмеш, подожди секундочку, – продолжает приговаривать Самира, тряся бутылочку со смесью, чтобы растворить ее, после чего протягивает мне руки, прося отдать ей ребенка.

– Идем, – качаю головой, направляясь в спальню, чтобы положить его в кроватку. Так безопаснее.

Самира идет за мной и когда Амир уложен, сразу же сует ему в рот смесь, глядя на меня недовольным взглядом через плечо.

– Здесь неудобно кормить, разве так сложно было отдать его мне?

– Откуда я знаю, что ты его не уронишь? Поверить не могу, что Луиза оставила ребенка с тобой! Чем она вообще думала?

– Я, между прочим, не безрукая, и прекрасно умею обращаться с детьми! – возмущается Самира. – Можешь идти, уж с кормлением как– нибудь справлюсь. Надзиратель тут никому не нужен.

Она стоит, перегнувшись через высокий бортик кроватки, и я со смятением понимаю, что из– за ее позы, платье очень четко обрисовывает филейную часть девушки, на которой, я, как мужчина, на секунду задерживаю взгляд на чистом автоматизме. Черт! Это же Самира, практически бесполое существо для меня! Какое мне дело до ее задницы?