На что Хёнвон развел руками в негодовании. Дескать, а что такого? Складывалось впечатление, что он постоянно так прятался по ночам и запивал несуществующее горе.

— Тут тесно, но уютно. Нас тут не услышат.

Парнишка помедлил, но потом все же решительно сдернул этикетку и достал пробку из бутылки с глухим звуком. Разумеется, что он не сделал даже намека на стаканчики. Чангюна передернуло от отвращения: из горла ему еще пить не приходилось. Видя, как Хёнвон делает первый глоток, мальчишка вжал голову в плечи, отчего-то ощутив ком в горле. Это странное чувство всегда возникало у него, как только он предвкушал даже первый стакан пива, который предстояло пригубить.

— Как думаешь, — начал Хёнвон, протягивая бутылку приятелю. — Будет в этом отпуске хоть что-то, что можно будет вспомнить?

Чангюн крутил прохладную бутылку в руках и обдумывал вопрос, казалось, целую вечность, а на деле же он просто не хотел употреблять алкоголь. Но делать было нечего, а потому первая обжигающая порция отправилась в рот и крайне тяжело проглотилась. Внутренности обожгло, а пряный привкус накрепко засел на языке; из носа потекла вода.

— Даже не сомневайся, — попытался усмехнуться он сквозь горькие слезы, буквально брызнувшие из глаз, после чего передал бутылку обратно. — Я могу точно сказать, что нас там ожидает, — и начал загибать пальцы. — Амбарные крысы, влажное постельное белье, пропахшее плесенью, холодный пол, а еще дырка в земле вместо туалета. Почему нельзя было поехать к океану, как изначально планировали?

Хёнвон сощурился и поставил свободную руку на пояс, готовый даже щелкнуть по носу за такой настрой. Они ведь все обговаривали еще дома, а вот теперь, когда проехали порядком более шестисот миль, нужно же было начать возмущаться.

— Экстремальный отдых, помнишь? — вместо щелчка спросил он спокойно.

И Чангюн нехотя кивнул, поджав губы. Бутылка с алкоголем снова оказалась у него в руках, и второй глоток уже прошел куда проще.

— Да уж, — выдохнул он и недовольно облизнулся. — После столичной жизни отдых на ферме, забытой Богом и людьми, тот еще экстрим.

— Надо же хоть иногда выходить из зоны комфорта.

— Чтобы из нее выйти, нужно сначала в нее войти.

И то было чистой правдой. В отличии от Хёнвона, которому не нужно было заставлять себя существовать на считанные центы, чтобы как-то разнообразить свою жизнь, Чангюн никогда хорошо не жил. Каждое утро ему достаточно было взглянуть на себя в зеркало, увидеть совсем истощавшееся тело, а затем на расстроенном выдохе открыть кошелек, в котором зачастую не было денег. Это сейчас он так привязался к Кихёну, да и в целом к братьям, что уже не хочет вспоминать те суровые будни, когда их не было в его жизни. Сейчас, сидя на влажном полу в крохотной ванной и распивая дорогой виски, он уже воспринимает многое, как развлечение, на которое не грех и согласиться.

— Чангюна, — позвал Хёнвон и снова передал уже наполовину приговоренную бутылку. — А тебе нравится мой братик?

Чангюн посмотрел с недоумением. Он и не подумал бы никогда, что у кого-то возник бы такой вопрос, глядя на их отношения.

— Конечно, — мальчишка пожал плечами, зачем-то заглянул в горлышко бутылки и сделал добрый глоток, а затем еще один, и еще, будто пил простую воду.

— Ты его любишь, да?

— Разумеется! — выкрикнул он чересчур громко, и Хёнвон быстро прикрыл ему рот ладонью; за это пришлось прикусить его за палец. — К чему ты клонишь?

Хёнвон зашипел от боли, отнял бутылку и несколько удивился, как непьющий товарищ столько смог выхлестать алкоголя, даже не поморщившись. Он и не подозревал, что Чангюн держится из последних сил и уже слишком опирается на дверь, чтобы не завалиться на бок.

— Тебе же нравится с ним? — настаивал он, иногда высвечивая ярким лучом фонарика лицо. Чангюн неохотно кивнул вместо ответа и попытался сдержать подкатившую от врезавшегося света тошноту. — А со мной тоже нравится?

Чангюн снова кивнул и обтер лицо, покрывшееся потом. Становилось ни на шутку дурно и душно, но он стоически молчал.

— Вы разные, — промямлил он, уже сам ощутив, как трудно ворочается язык. — И вы по-своему замечательные. Если честно, то ты более грубый. Иногда мне именно этого и не хватает.

Хёнвон улыбнулся. Ему были по душе такие откровения, а вывести на них мог только алкоголь, но он редко к нему прибегал.

— Спасибо, — мурлыкнул он и будто насильно вставил в чужие руки почти опустевшую бутылку. — Как думаешь, мы могли бы когда-нибудь попробовать втроем?

Брызнув со смеху, Чангюн едва не растянулся на полу, но успел вовремя придержаться за шторку. Та немного треснула, впрочем, на фоне всего остального это вряд ли кинулось бы в глаза в ближайшие год или два.

— Конечно, нет, — всплеснул он руками, и это оказалось лишним: мальчишка тут же повалился вперед, ощущая в голове плотный туман от выпитого. Они действительно уговорили пол-литра виски на двоих?

— Почему?

Хёнвон казался непрошибаемым. Он и сам уже заметно окосел, но все же держался лучше своего приятеля, которого пришлось привалить к себе на плечо и утешающе погладить по голове. Лишь бы только не пришлось тащить его в кровать на себе.

— Вон-а, главная причина — это ты, — пробубнил Чангюн в плечо, роняя слюни, и не упустил шанса пробежаться ладонью по такому соблазнительному телу, обтянутому тонкой тканью футболки.

— Если честно, то я бы под него лег, — ответил Хёнвон, без надежды быть услышанным.

Однако Чангюн его услышал и смерил мрачным взглядом, чуть раскосым и уже заметно расходящимся в стороны. Правая ладонь ударила в грудь да так и задержалась, не желая отпустить.

— Заткнись, Вон, ты выпил, — покачал он головой, смеясь, что и стало роковой ошибкой. В глазах запрыгали цветные круги, и изображение пошло рябью.

— А тебе в какой позе больше нравится?

— Если честно, то в принимающей, — на автомате отвечал Чангюн, не переставая шарить ладонью по груди. Ему ведь не показалось, что он почувствовал что-то необычное? — Понимаешь, я так чувствую себя более расслабленно…

Хёнвон прижался ближе. Ему так нравилось это глупое выражение лица. Чангюн действительно становился наивным, как ребенок, когда выпивал. Мягкие губы коснулись виска, а руки потянулись к краю футболки, чтобы стянуть ее. Мальчишка не сопротивлялся, лишь задрал руки вверх, чтобы помочь. Кажется, нога задела пустую склянку, и она загремела по старой плитке.

— Он очень нежный, на самом деле, — пытался говорить он, борясь с настойчивыми поцелуями. Хёнвон только угукал и касался губами шеи, ведь понятия не имел, что товарищ уже страдает морской болезнью. — Но ты же знаешь, что за ним я чувствую себя, как за стеной. Он мне действительно, как папочка.

Чангюн больше не мог говорить, ему льстило горячее дыхание на ухо и то, как Хёнвон держит его за плечи. Он снова коснулся груди и не удержался от вопроса.

— Покажешь мне? — прошептал он, отчего Хёнвон нахмурился, отстранился и расплылся в елейной улыбке. Конечно, он покажет.

Хёнвон задрал футболку с левой стороны. В скудном свете фонарика блеснуло маленькое колечко на розовом соске, видно, что еще немного раздраженном от прокола.

— Почти перед отъездом сделал, — похвалился он, заметив огонек в глазах Чангюна. Боже, как же ему нравился этот жадный блеск.

Не успев и ахнуть, только немного задохнувшись от прикосновения тонких пальцев, Хёнвон повел плечом и подался навстречу руке.

— Очень красиво, — вздохнул Чангюн, медленно приблизился к сережке губами и вобрал ее в рот. Кончик языка проделся в небольшое колечко и слегка оттянул, после чего зубы прикусили затвердевшую плоть.

Инстинктивно Хёнвон прижался совсем плотно, схватив Чангюна за голову и вжимая ее в себя. Внизу живота разгорался настоящий пожар. В такие моменты парень жалел, что не девушка, ведь им скрыть проще. Хотя, честно сказать, он никогда и не пытался скрываться. Может, именно поэтому и не смог выбрать между двумя и остался со обоими сразу.