— Я бы так никогда не сделал, — заверил его Мадара, мягко коснувшись плеча. — Мы заселились неподалеку, немного вниз по улице…

Тобирама махнул рукой и снова вышел, чтобы принести остальное.

— Мы, ну конечно, — тихо возмутился он, разводя руками. — Как же я мог не догадаться? Столько лет прошло, а он все еще бегает за тобой хвостом.

— А почему ты тогда один? — Изуна толкнул брата кулаком в живот, совсем не сильно, но тот только обнял его и коротко коснулся губами макушки, косясь на Тобираму. Тот закатил глаза и составил последние ящики.

— Мы придем вечером в гости, — Мадара переступил порог, готовый уйти. — Я так понимаю, что мое появление стало неожиданностью. Вы обговорите это, а я пока своего дурака в порядок приведу.

— Он выпал по дороге? — Тобирама издал нервный смешок и плюхнулся обратно в кресло, в котором лежал до этого. — Мне очень жаль тебя, Мадара, честно. Так что случилось на этот раз?

Изуна пожал плечами, но улыбнулся брату. Он сам никогда со своим приятелем о Хашираме не разговаривал, просто не было повода, но сейчас он решил отчего-то, что им пора бы увидеться, потому попросил Мадару взять отпуск и поехать за ними следом.

— Ну, знаешь, он был готов выпасть, — Учиха сжал пальцами переносицу, скрывая улыбку за рукой, чтобы не накалить ситуацию. — Сейчас он мирно спит на мягкой кровати, но это совершенно не пять литров пива, выпитого в дороге, его так угомонили, наверное, просто устал мой мальчик.

Привстав на цыпочки, Изуна потянулся за поцелуем. Тобирама на них не смотрел, но, казалось, видел затылком, потому нервно сжимал ручки кресла. Молчал. Он сам не понимал, почему молчит, почему ничего не делает, почему ничего не скажет. Сейчас голову занимал только старший брат, от которого даже на таком расстоянии становилось душно. Брат, который за все время пребывания в клинике пришел от силы раз пять, хотя, Тобирама не сомневался, что перед Мадарой он отчитывался чуть ли не каждый месяц. Ведь нельзя же сказать своему любимому, что он плевал на наставления Изуны.

— Будем ждать, — прошептал Изуна на ухо брату. — Все будет хорошо, я тебе обещаю.

Мадара громко попрощался перед тем, как выйти, но Тобирама ему не ответил, попросту от того, что крепко задумался о брате. Хаширама был для него своеобразным триггером, ведь большинство травм нанесено именно им. Благодаря терапии, мужчина уже начинал стесняться слова “травмированный”, ведь, как ему объясняли, он сильная личность, а значит пора забыть все, что творилось с ним в детстве, а главное, не нужно сейчас, в зрелом возрасте восполнять эти потери. Тут как говорится: если у тебя в детстве не было велосипеда, а сейчас есть роскошный автомобиль, то у тебя все равно в детстве не было велосипеда. У Тобирамы в детстве из всего, что могло его выслушать и никому ничего не рассказать, был только мягкий медведь, который сейчас сидел на передней панели в машине Изуны и с улыбкой на меховой мордочке смотрел в лобовое стекло, вместе с хозяином следя за дорогой. Знал ли он когда-нибудь, что так получится? Вероятно, что нет.

— Ты как? — вкрадчиво поинтересовался Изуна, подойдя сзади и слегка сжав сведенные напряжением плечи. — Я только хотел, чтобы вы наконец поговорили, это всего на один вечер. Сделаешь это ради меня?

Тобирама передернул плечами, но скорее по привычке, ведь прикосновения этого парнишки перестали его нервировать.

— Не более… — коротко ответил он и почти почувствовал, как затылок согрела улыбка.

Руки Изуны скользнули вниз по груди, а затем приподняли голову за подбородок, запрокинув ее назад. Он прекрасно видел эти сонные глаза, которые слезились от усталости, вытер пальцами влажные ресницы и коснулся губами лба.

— Спать хочешь? Не выспался?

— С тобой выспишься, — Тобирама тихо усмехнулся, но где-то внутренне поморщился от того, что эти губы только что касались других. Он пока не представлял, как будет дальше с этим справляться, но был с собой честен, что уже не может от них отказаться.

— Пойдем, поваляемся…

— Изу, я понимаю, что ты хочешь искупаться или полежать на песке, иди, пожалуйста, я не против, — почти невнятно отвечал ему Тобирама, чувствуя, как язык заплетается от недостатка сна. Он не жалел, что они провалялись до самого утра, болтая обо всякой ненужной ерунде, вроде: “какая твоя любимая еда?”, “какой стиль в одежде предпочитаешь?”, но сейчас действительно не отказался бы вздремнуть хотя бы полчасика.

— Нет, уж, — шепот пощекотал ухо, разогнав мурашки по бледной шее. — Так просто ты от меня не отделаешься.

Тобирама сдался под натиском прохладного дыхания в висок и под тяжестью собственной усталости. Теплая кровать в кольце обманчиво нежных рук — то, что доктор прописал. На плетущихся ногах он дошел до спальни и буквально рухнул на подушки. Где-то рядом звякнул металл, и это заставило улыбнуться, вспомнив ночь. Смахнув игрушки на пол, Изуна прилег рядом, поежился от струи холодного воздуха, выдуваемого кондиционером, и накрылся одеялом по плечи. Пожалуй, он тоже не против немного поспать.

— Скажи, что тебя заставило приходить ко мне в больницу, — Изуне практически удалось прочитать этот вопрос по губам. — Разве я хорошо с тобой обращался и заслужил это?

Но он только прильнул ближе, спрятав лицо на груди.

— Разве я сейчас делаю то, что вызывает подозрения? Я не понимаю твоего вопроса.

— Ты и тогда делал так же, хитрый лис. Где у тебя правда?

Изуна действительно понимал, что есть много причин ему не верить, а опасения снова быть брошенным вполне оправданы, но чаще всего он задумывался над тем, что Тобирама знает об их связи с братом, однако, ему это отчего-то не мешает. Какой еще человек способен на такое? Да, они оба не идеальны. Под эти мысли Изуна благополучно уснул, будучи придавленным тяжелой рукой.

Прекратив ерзать и поблескивать заходящим солнцем, небо буквально попыталось соскользнуть с поверхности океана. Сам океан уносился в сторону яркой луны. Начинался отлив, и вода отступила от пляжа, оголив чистый белый песок.

Мягкие лежаки, стоящие почти у самой кромки, иногда омывала вода, доставая до ног. Маленький персональный пляж освещался только мягким светом из дома. Обстановка позволяла расслабиться, но абсолютно всех напрягал тот факт, что Тобирама не проронил и слова в присутствии брата, хотя тот болтал без умолку обо всякой чуши. Младший держался в стороне, и компанию ему составлял только Изуна, удобно устроившийся у него между ног на голом песке.

Иногда, выключая у Хаширамы звук, Мадара засматривался на брата, видел его млеющую улыбку, масляное выражение лица, как он легко доверяет чужим рукам свои волосы, не боясь, что их можно намотать на кулак. Старшего брата не обманешь, так можно выглядеть только тогда, когда ты безоговорочно доверяешь человеку, а, может, даже любишь. Изуна умел любить. Мадара знал все его уловки, научился за годы распознавать фальшь в милом голоске и оставался спокоен, ведь его самого братишка любил искренне, ничего не требуя взамен, никогда.

Хаширама изредка поглядывал на уединившихся любовников, когда тянулся под лежак, где стоял холодильник с пивом. Мужчина удивленно выпячивал нижнюю губу и цокал языком, будто старик, который не выносит вида влюбленных парочек, хотя, вряд ли испытывал к ним ненависть.

— Ты только посмотри на молодежь, — указал он рукой с только что открытой банкой пива в сторону младших. — Никакого уважения к старшим.

Мадара даже немного смутился, когда, в очередной раз повернув голову, увидел почти постельный поцелуй. Внутри что-то звучно ёкнуло, будто оборвалась струна. Только спустя секунд двадцать он понял, что это не ревность, это самый настоящий стыд, будто он сидел сейчас между ними. В какой-то степени так и было, но сейчас он об этом не думал.

— Не пялься, — высказал избитую фразу Мадара, когда понял, что сам задержал свой взгляд на новоиспеченной парочке.

Хаширама в ответ только недовольным прищуром посмотрел на друга, который в свою очередь сам отвернулся. Учиха скинул полотенце с колен и пихнул его под зад, открыл очередную банку пива и уставился на серебряную дорожку, проложенную луной на почти ровной поверхности воды.