Аня цыкнула:

– Я нормальную еду имею ввиду.

Аня перемыла всю посуду, которую нашла, аккуратно расставила её в сушилке и чистила большие картофелины, намурлыкивая под нос песенку про Антошку. Стуча костылями, на кухню ввалилась Марина. Аня оглянулась:

– Ты чего соскочила? Тебе лежать надо.

– Належусь ещё, – Марина села на табуретку и вытянула загипсованную ногу. – Больничный у меня долгий.

Аня улыбнулась, вымыла почищенные картофелины и сложила их в кастрюлю с водой.

– Будем тебе пюре делать, – она выгребла кожуру из раковины и выбросила в мусорное ведро.

– Что у тебя происходит?

– М? – Аня глянула на Марину через плечо. – Ты о чём?

– Ты постоянно о чём-то думаешь. Да и выглядишь хуже. Плохо спишь, ты сама говорила.

Аня зажгла газ и поставила кастрюлю на плиту. Открыла крышку, посолила воду и развернулась к Марине.

– И все твои вопросы только про сны. Ты раньше никогда этим не интересовалась и вдруг на тебе. Никогда не поверю, что это всё просто так.

Аня пожала плечами:

– Я правда не понимаю, о чём ты.

– Ты совершенно не умеешь врать – и это при твоей-то профессии.

– Ну, ладно, ладно! – Аня подняла руки вверх, сдаваясь. – Помнишь я говорила тебе, что мне приснился сон?

– Конечно! Это же целое событие, учитывая, что тебе сны не снились… Сколько лет?

– Пятнадцать.

– Пятнадцать. Если ты не врёшь, конечно.

– Ты сама сказала, что я не умею врать, – Аня заулыбалась. – Да и зачем? Мне сны перестали сниться сразу же после смерти Яны.

– Прости, конечно, за вопрос, но как именно умерла Яна? Ты никогда не рассказывала.

Аня убавила газ, переведя его в режим «Медленный огонь» и села напротив Марины. Долго молчала, прежде чем ответить:

– Во сне, – она улыбнулась, – врачи сказали, что быстро и безболезненно.

– Она была больна?

– Нет, но…– Аня нахмурилась. – Я не помню. Я совсем не помню ту ночь, когда Яна умерла. Словно её стёрли у меня из памяти и…, – Аня замолчала.

– И?

– Именно с той ночи я перестала видеть сны. Вообще. Ни разу. Ни единого сна. До недавнего времени. А сейчас мне каждую ночь что-то снится.

– Ты думаешь, это плохо? Может, наоборот, это значит, что ты окончательно отпустила свою сестру?

– Мне снится Яна.

– Так в этом ничего необычного.

Аня покачала головой:

– Мои сны какие-то неправильные.

– В каком смысле?

– Не знаю, как точно объяснить, – Аня сцепила руки в замок перед собой. – Это как будто не мои сны. Вернее, как будто моё подсознание выдает мне старые записи моих собственных снов, которые я когда-то видела в детстве. А я просто стою и наблюдаю, – Аня рассмеялась и отмахнулась. – Да ну, ты всё равно не поверишь.

Марина поудобнее устроилась на стуле и серьёзно посмотрела на нее:

– Рассказывай.

***

Аня плюхнулась на кровать и достала из верхнего ящика прикроватной тумбы фотоальбом. Перелистнула несколько страниц и улыбнулась. На этом снимке им по пять лет. Аня с Яной держат за лапы надувного зайца, который по размерам раза в полтора их больше. Девочки в одинаковых футболках и шортах, с большими бантами и длинными хвостиками. Только Яна светится улыбкой, а Аня хмурится и дуется. Сразу после того, как папа их сфотографировал, она разревелась.

Аня первая увидела зайца в парке, подбежала к нему, обняла за правую лапу. Яна уцепилась за ту же лапу, крича, что она её.

– Нет, она моя, моя, моя! Я первая его нашла, значит, я буду держать его за эту лапу!

– Моя лапа! – кричала Яна и топала ногами. – Моя, моя, моя!

Напрасно папа пытался их успокоить – они выдёргивали друг у друга лапу несчастного зайца и наверняка подрались бы, если бы в дело не вмешалась мама:

– Анечка, ты же старшая сестра? – строгим голосом спросила она.

– Да, – шмыгнула носом Аня.

– А что должны делать старшие сёстры?

– Помогать младшим.

– Ты очень поможешь Яночке не плакать, если уступишь ей правую лапу зайца.

Сейчас Ане смешно вспоминать эту историю, а тогда было смертельно обидно, и она дулась на всех до самого вечера.

Аня перевернула ещё несколько страниц. На этой фотографии им по тринадцать. Они улыбаются. На заднем фоне застыло почти голубое море и два мальчика. Два абсолютно разных мальчика, в которых Аня и Яна были влюблены всё время, что они отдыхали в Анапе с родителями.

Им всегда нравились разные мальчики. Аню привлекали добрые и умные, а Яне нравились эффектные красавчики. Чаще всего они оказывались туповатыми и себе на уме. Как Гоша.

Интересно, какой бы у Яны был муж? Да и был бы вообще?

Аня долистала альбом до конца. Последняя фотографиея была её любимая – она даже продублировала её, чтобы держать на зеркале. Та, где Яна тянется, чтобы защекотать её, а Аня ставит младшенькой рожки.

Она провела по снимку кончиками пальцев и улыбнулась. Разве может быть робот из её снов той самой Яной, которую Аня знала и любила?

Она захлопнула фотоальбом и убрала его на место. Взяла с тумбы миниатюрные часы с чёрно-золотым песком. Перевернула. Прислушалась к тихому шороху песчинок.

Интересно, сколько времени сыплется песок? Аня нашла в мобильнике секундомер и снова перевернула часы, одновременно нажав на старт.

Пятнадцать секунд.

Аня снова перевернула часы. Эти пятнадцать секунд перетекающего песка зачаровывали её, а тихий шелест убаюкивал.

Аня зевнула и потянулась к тумбе, чтобы поставить часы. Второй рукой она оперлась мимо кровати и рухнула вниз, потеряв равновесие. Часы выскользнули из пальцев и, ударившись о паркет, разбились. Песок разлетелся в разные стороны.

– Вот чёрт, – Аня со стоном выдохнула и опустила голову на пол, легонько стукнувшись об него лбом.

***

– Аня, что-то случилось? Три часа ночи, – пробормотала Марина в трубку вместо приветствия.

– Я не смогла, – Аня ходила по комнате туда-сюда и грызла ноготь на мизинце.

– Что не смогла?

– Открыть дверь! Я сделала всё, как ты сказала. Я пришла туда, а они там стоят точно так же, как вчера, и дверь закрыта. Я ничего не смогла сделать. Мне так страшно ещё никогда не было!

– Так, погоди, погоди, погоди, – голос Марины стал серьёзным и строгим. Она окончательно проснулась. – Аня, успокойся. Сейчас глубоко вдохни и выдохни. Медленно. Несколько раз.

Аня набрала в грудь воздуха и тихо выдохнула.

– Всё? Тебе лучше?

Аня кивнула и села на кровать.

– Аня, ты ещё со мной?

– Да-да, извини, я забыла, что ты не можешь меня видеть.

– А теперь расскажи по порядку, что произошло, а то я ни черта не поняла из твоего невнятного бормотания.

За пару часов до

Когда Аня убрала песок и осколки песочных часов было уже далеко за полночь. Она легла в кровать, натянув одеяло до подбородка и уже через несколько минут оказалась в знакомом коридоре.

Что-то с ним не так, – она сразу это почувствовала.

Аня пошла по грязно-серой ковровой дорожке. По полу пробежал холодок, где-то зашелестел ветер – с таким звуком он завывал в трубах дома у бабушки в деревне. Они с Яной боялись этого воя и вместе дрожали по ночам под одеялом, крепко держась за руки. Сейчас звук был точно таким же, но далёким, и Ане казалось, что он едва заметно приближается.

Она поняла, что не так с коридором. Аня подошла к стене и потрогала рисунки. Они больше не двигались. Они стали обычными картинками, нарисованными очень давно – цвета выцвели, кое-где линии и штрихи подстёрлись, а сама стена облупилась и была влажной.

Аня отдёрнула руку – раньше во снах тактильных ощущений не было. Только в детстве – тогда всё было, как по-настоящему, даже запахи. Всё возвращается.

Она подняла глаза и остановилась, чувствуя, как затылок покрывается холодной коркой. Впереди стояли маленькие Аня и Яна и восемнадцатилетняя младшенькая – посреди коридора и в тех же позах, в которых Аня видела их вчера, когда обернулась, прежде чем проснуться. Яна протягивала руку в её сторону и хмурилась. Маленькие Аня и Яна держались друг за друга и смотрели прямо перед собой. Обе застыли в одинаковом шаге по направлению к Ане.