Не обошлось и без столкновений, как всегда. Матрос Карпушин разложил на столе лист бумаги, на котором была проведена карандашом волнистая линия. Красный и неуклюжий от стеснения, Карпушин рассказал о своих наблюдениях у запасного компаса. Вокруг засмеялись и заговорили все разом. Котельников прищурился, отыскивая в толпе рулевых.
- Это знаете, на что похоже? - начал он серьезно. - Петр да Иван волокут чурбан. Петр надрывается, спину ломает, а Иван пыхтит да щеки надувает. Нехорошо, товарищи рулевые, очень даже некрасиво с вашей стороны!
- Это все враки, товарищи, - раздались угрюмые голоса, - он сам спит у штурвала... У него тоже судно рыскает!..
- Нет, не враки!
- По зубам его смазать за это, - промолвил чей-то осторожный голос.
Гусейн дернул щекой и поднял броском со скамьи свое тяжелое тело.
- Кто это сказал? - рявкнул он, наливаясь кровью. - А ну, покажись!
- Спокойно, ребята, - сказал помполит, не меняя позы. - Где вы находитесь?.. Карпушин говорит дела.
Рулевым надо подтянуться и не смазывать достижений команды. Будем контролировать их первое время.
- Правильно, под контроль их!
- Есть... контролировать рулевых.
- Дальше...
Помощник Алявдин развалился на стуле со своим обычным пренебрежительным, скучающим видом, откинув назад голову и щурясь от дыма. Однако он не переставал наблюдать за дверью. Капитан то появлялся, то снова уходил на мостик. Басов задержался в машинном. Алявдин начинал беспокоиться. Неужели о его предложении забыли?
Но вот вернулся капитан, кряхтя, уселся рядом с пом-политом и утомленно прикрыл глаза. В дверях появился Касацкий, оглядел собрание любопытствующим острым взглядом и улыбнулся, очевидно, каким-то своим мыслям. Последним пришел Басов. Он был очень грязен и выглядел усталым. От налета копоти на веках казалось, что глаза его провалились в орбиты, и это придавало ему мрачный, угрожающий вид. Но он улыбнулся и направился прямо к Алявдину.
- Садитесь, Александр Иванович, места хватит, - заговорил Алявдин, подвигаясь на стуле, - я боялся, что вы не придете...
Он сбился со своего обычного самоуверенного тона и тотчас же обозлился на себя: "Еще подумает, что я подлизываюсь. Надо быть с ним небрежней и грубей, таким, как он сам. Оттого и авторитет у него..."
Басов сел на край стула и рассеянно забросил руку за спинку.
- Подготовили все к ремонту топливного насоса, - сказал он, глядя в сторону, - это последнее, что осталось.
Алявдин сделал внимательное лицо, досадуя на себя за то, что не находит ответа, но в то же время ему было приятно, что он сидит с механиком и разговаривает с ним на виду у всех.
- Как насчет новой трассы? - крикнул Басов, обращаясь к помполиту. - Вы там обсудили треугольником, почему же молчите?
Капитан Кутасов беспокойно завозился:
- Да мы, собственно, так и не пришли к выводу.
Как будто глубина пролива достаточна для прохождения с осадкой в семь футов, то есть без груза, но, с другой стороны, эта трасса настолько мало изучена...
Как вы думаете, Олег Сергеевич?
- Я не был на треугольнике, - отозвался Касацкий, улыбаясь, - но я уже сказал вам свое мнение. Проход возможен.
- Знаю, что возможен... да ведь ответственность-то большая, - тянул Евгений Степанович, - другие остерегаются, а мы полезем. Значит, опасно, если остерегаются там ходить. Ведь опасно?
- Ну, опасно - это слишком. Риск есть небольшой, это верно.
- Вот видите? Риск есть, как же можно?..
- Да ведь без риска только рыба плавает, Евгений Степанович, приторно-ласково улыбнулся Касацкий, - не просить же капитана "Агамали", чтобы он проложил нам трассу.
Водворилась неловкая тишина. Многие опустили головы, скрывая улыбку, кусали губы. Басов крякнул и нахмурился, наблюдая штурмана: Касацкий и сам был, казалось, удивлен своими словами. Он оглянулся вокруг с невинным и веселым недоумением.
- Я хотел сказать, что следует пойти на риск, если это разумно и представляется целесообразным, - продолжал он без всякого смущения, - в проливе мы сэкономим около часа, - это составит по трассе примерно сто тысяч тонно-миль за рейс. Если учесть при этом, что мы открываем дорогу другим... Одним словом, я - за!
- Вы тогда смотрели по карте, Евгений Степанович, - заметил помполит, как будто вы не возражали, я помню.
Капитан пригорюнился, подпирая щеку пухлой ладонью. Как всегда, ему было тяжело оттого, что его уговаривали, и ему очень хотелось покончить с этим и согласиться. Но в то же время его пугала ответственность, которой можно было и не брать на себя.
- Хорошо, быть по сему, - сказал он наконец твердым, решительным голосом, какой бывает у очень мягких, уступчивых людей, знающих свою мягкость и старающихся скрыть ее от окружающих, - я сам поведу судно в проливе. В конце концов, риск незначительный, как будто? - закончил он полувопросом, словно ожидая согласия окружающих, чтобы окончательно успокоиться.
Алявдин просиял. За последнюю минуту он несколько раз менялся в лице, то впадая в унылую озлобленность, то вновь разглаживая морщины у рта и оживая. Теперь он шепнул Басову, будучи не в силах скрыть свою радость и забывая о своем намерении держаться грубо и небрежно:
- Это настоящее рационализаторское предложение.
Правда, Александр Иванович?
Во время стоянки с борта танкера было снято около ста тонн паразитных тяжестей. Здесь были якорные цепи и якоря, тяжелые детали двигателей, предназначенные для зимнего ремонта. Запас топлива был взят только на один рейс. Все это дало возможность принять на борт лишних триста тонн полезного груза.
В машинном отделении исправляли топливный насос, чистили форсунки. Мустафа Гусейн, испачканный и лохматый, выскочил на палубу и подозвал радиста.
- Ты можешь оказать мне услугу, - сказал он смущенно, - мне уже сегодня не выбраться отсюда, видишь ли... Одним словом, ты должен позвонить... одному человеку.
- Понятно. Тебе сегодня не гулять, - усмехнулся Володя, - ты сейчас похож на людоеда с детской картинки. А как зовут ее... твоего человека?
Он принял у Гусейна листок и сдвинул на затылок фуражку.
- Я ей скажу, что ты не в духе. Может быть, она со мной пройдется, как знать!
