Судовые радио смолкают. Опять просачивается в наушники едва слышная музыка. Тифлис, Эривань?..
- ...Прощай, мой табор, пою в последний раз... - словно из-за глухой стены выкрикивает певица с залихватским цыганским надрывом.
Плохой приемник, скверная избирательность! Тару-мов поворотом регулятора старается отсеять ненужный звук. Он сердится, цыганская певица поет и не знает ни кода Морзе, ни расстояния до каменных бурунов острова Чечен. Но вот отшумели аплодисменты, и все стихло. Пусто стало на морской позывной волне.
Тарумов обернулся и увидел Мусю. Она стояла за его стулом, прижав руки к груди. Лицо ее бледно. Ему показалось, что она может упасть.
- Ничего нет, Арсен?
- Ничего.
- Знаешь, я не могу работать. Я постою тут... можно?
- Можно, - он подвинулся на стуле, давая ей место, - садись сюда. Не волнуйся.
Он чувствовал свое превосходство над ней, потому что был спокойнее. И в то же время ему отчего-то было досадно.
Муся присела на край стула и зябко вздрогнула.
- Меня трясет, - пожаловалась она, - здесь холодно.
- Это от волнения, Муся.
- Нет, здесь правда холодно. Слушай, Арсен!
- Ну?
- В прошлом году сгорел нефтевоз "Партизан". Ты помнишь? Они тогда красноводскую нефть везли. Эта нефть - взрывучая, правда?
- Ерунда!
- Нет, ты скажи?..
- Говорю, ерунда!
- Эх, врешь ты все... Я очень боюсь, Арсен, - произнесла она жалобно, если что случится...
Он обнял ее и притянул к себе, удивляясь, что не чувствует уже никакой робости. Рядом он видел бледное Мусино лицо, склонившееся к нему на плечо с тоскливым безразличием. И, желая ободрить ее, он сказал:
- Твой муж не участвует в спасательных работах. Он в машинном отделении, там опасность меньше.
Муся вздохнула:
- Ты это про Басова? Так он мне не муж больше.
- Как так?
- А просто. Мы с ним расстались. Расстались совсем...
Она помолчала.
- Знаешь, мне кажется, он и не любил меня никогда. А может, и любил по-своему, не пойму я. Он такой... странный. Только он уехал, и все кончилось. Нет, ты не думай, что я за него боюсь! Их там сорок пять человек на "Дербенте", и если что случится...
Он гладил ее плечо и думал, что, должно быть, тот человек чем-то оскорбил ее, она несчастна и не может забыть... Он чувствовал гордость оттого, что она доверилась ему и искала у него сочувствия, как бы объединяясь с ним против того неприятного человека - ее бывшего мужа. Потом его взгляд упал на страницы журнала и пробежал по словам телеграммы: "уходит, не отвечает на сигналы". Он представил себе яркое зарево пожара и уходящий в темноту предательский силуэт корабля. Ему казалось, что здесь как-то замешан механик Басов.
Теперь он представлялся ему огромным, краснолицым и свирепым: стоит на корме и, ухая, как леший, рубит буксирный трос. А на палубе собралась команда, все растеряны, но никто не решается к нему подойти. Он вспомнил, что на судне есть капитан, которому подчиняется и механик Басов и другие моряки, и ему стало досадно, что сцена, нарисованная его воображением, не вязалась с действительностью.
Муся вдруг выпрямилась и порывисто встала.
- Ух, тоска какая, - сказала она низким злым голосом, - неужели не кончилось? Смотри не прозевай, Арсен!
Она побрела к своему месту у стола, села и потрогала бумаги. Он понял, что она забыла о нем и совсем не думает, какое впечатление произвели на него ее слова. Отвернувшись, он увидел свое отражение на лакированной поверхности стола - вихрастую голову с черными колпачками на ушах - и подумал, что с Мусей у него ничего не выйдет.
А ровный унылый гул в ушах не прекращался, как будто проникал сквозь наушники стремительный морской ветер. По временам его заставлял вздрагивать треск атмосферных разрядов, и он хватался за карандаш, но сигналов не было.
Посинели квадраты окон, и звезды в них стали крупнее и бледнее, начинало светать. За пустырем блеснула зеленая молния и осветила крышу пекарни, - пробежал из нефтегавани первый трамвай.
Внезапно щелкнули мембраны телефонов. Тарумов придавил ладонями наушники и схватил перо. Муся тотчас же вскочила и подбежала к нему. Он успел подумать коротко и удивленно: "Как она узнала?" Громко засвистело тональное радио:
"РЕИ, РЕИ, я "Дербент". Верните спасательное судно. Теплоход "Узбекистан" затонул на 42,36 и 18,02. Экипаж снят и доставлен на борт. Обеспечьте к приходу медпомощь. Есть обгоревшие".
Секундная пауза - и торопливая короткая строчка: "За помполита "Дербента" Басов".
- Здорово, - завопил Тарумов, сбрасывая наушники, - они подобрали экипаж! Понимаешь, Муська?
Она схватила журнал и быстро прочла, шевеля губами.
- Басов подписал, - сказала она тихо, - видишь, он какой! Я говорю... он очень странный.
Тарумов ответил не задумываясь:
- Твой Басов, наверное, золото, молодец парень. Ты подумай, ведь у них красноводская нефть в танках. Она воспламеняется, как бензин.
- А ты говорил - ерунда! - улыбнулась Муся болезненно.
- Ну, мало ли что говорил. Ты же скулила. Теперь вы с ним увидитесь, и все будет хорошо. Просто у вас размолвка вышла. Это бывает. Нет, но какие молодцы!
Зыбь на море, ветер искры несет, а они подошли и взяли. Ай моряки! Танкер "Узбекистан" затонул, вот жалко, но... люди важнее.
- Там есть обгоревшие, - сказала Муся тихо, - может быть, они... как ты думаешь?
- Ничего, вероятно, обожглись немного. Послушай, да кто он такой, этот Басов?
- Ты же знаешь. Механик.
- Странно. Почему не капитан подписал радио? Ну, все равно. Это же замечательно! "Верните спасательное судно". Вот они, наши моряки! Ты гордишься, Муська?
- Да. Только там есть обгоревшие. Я боюсь.
- Эх ты, заладила - боюсь. Эх, Муська, это такие ребята, такие...
Он счастливо улыбнулся и возбужденно ерошил волосы.
Глядя на него, начала улыбаться и Муся. Потом он вдруг посмотрел на журнал и задумался.
"Только почему же они ушли сначала, - спросил он себя в десятый раз, сначала ушли, потом вернулись?"
КОМАНДИРЫ
Подобно многим старым морякам, Евгений Степанович Кутасов был суеверен. По весне, выезжая под парусом на взморье ловить рыбу, он оставлял на песке щепоть табаку, чтобы не потерять снасти. Когда лодка попадала в полосу штиля и парус тряпкой обвисал на рее, Евгений Степанович посвистывал тихонько сквозь зубы, вызывая ветер.
