Внезапно Гусейн поднялся и стряхнул со стола бутылки. Пошатываясь и шагая по цветным осколкам, он пошел к двери, и навстречу ему двинулась белая армия официантов, угрожающе помахивая салфетками, но у выхода он толкнул одного ладонью, и тот ахнул, ударившись головой о косяк. Гусейн выскочил на улицу и побежал, слыша позади свистки. В пивной Хрулев Качался от смеха, хлопая себя по коленкам, Якубов протягивал деньги официантам, упрашивая не делать скандала.
Гусейн уже не мурлыкал тоненько и нежно, как на море в предзакатные часы. Захлебываясь от пьяной одышки и помахивая над головой кулаком, он ревел, как паровая сирена. Прохожие сворачивали на мостовую, у подъезда кино под фонарями оглушительно визжали подростки:
- Бичкомер!.. Бандюга!.. Галах!..
На перекрестке Гусейн расставил руки, преграждая дорогу заметавшейся в испуге женской фигуре.
- Попалась, Марусь!.. - И, взглянув в побледневшее молодое лицо, вдруг улыбнулся потерянно и печально. - Чего боишься, разве я трону! Эх ты, милая!..
Ярость его внезапно исчезла, сменилась слабостью и покорной тоской. На бульваре он рухнул на скамью и рванул ворот рубахи. Деревья медленно уплывали слева направо, и стволы их купались в осевшей массе тумана.
- Теперь уж, конечно, не поправишь... - сказал он, тяжело ворочая языком, - теперь будут судить... в красном уголке, как тогда... Басов будет судить, ясное дело. Кон-е-е-шно! Ну-к что ж, судите, разве я против? Пож-жалуйста! - Он поднял голову и прислушался к вою сирены. - "Дербент" кричит... Эх, голосистый! Выберут якоря и пойдут... без меня. Очень просто.
В левом кулаке чувствовал он ноющую боль и влажность, словно раздавил что-то живое и липкое. Он поднес к глазам черную от крови ладонь.
"Где это я?.. Бутылки..."
Болела голова, и тошнота подступала к горлу. Еще завыла далекая сирена, и ноги Гусейна похолодели.
"Что это я сижу? Вот и еще сижу... и еще, - считал он мгновения, мучительно вытягивая ноги. - Если подняться теперь же, то можно дойти... Эх, пропаду!"
Наконец он сполз со скамейки и, поднявшись, закачался на длинных ногах, стараясь подавить приступ тошноты.
- Надо дойти, - сказал он громко, - и к Басову...
Пройти незаметно. Он же знает, болезнь у меня.
Возле продовольственной лавки под невесом стояли двое. У причала шипели волны в камнях.
- Ты говоришь, что он на бульвар побежал? - спрашивал Басов озабоченно и сердито. - И вы не могли остановить его? Герои липовые!
- Да мы не успели, он как бешеный, - оправдывался Якубов, - официанты и те отступились. Одного он ка-а-ак толканет! Сила у него...
- Смотрите, никому ни слова, - напомнил Басов. - Это не он ли идет, посмотри.
Человек двигался вдоль насосной станции, кидавшей на асфальт черный квадрат тени. Он шел как бы крадучись и в то же время спотыкаясь и загребая ногами. Издали слышалось его тяжелое, хриплое дыхание. Он увидел людей под навесом и остановился.
- Александр Иванович, - позвал он тихо, - мне нельзя на танкер?.. Поним-а-аю!
- Вам надо пройти в мою каюту, - сказал Басов резко, - старайтесь не начаться. Идите вперед.
Они шли гуськом та причалу. Якубов из деликатности отстал немного, сделав вид, что поправляет шнурок ботинка. Ему было жалко Гусейка. На палубе у сходней чернели фигуры вахтенных, крутилея и вспыхивал огонек папиросы.
Гусейн выпрямился и пошел по сходням. На середине он потерял равновесие и охнул, схватившись за перила порезанной рукой. На палубе засмеялись.
- В доску! - произнес чей-то голос. - Видали, ребята?
Басов взошел на палубу и остановился.
- Хрулев, - позвал он, - подите сюда!
Матрос подошел, пряча за спиной руку.
- Чего хотели?
- Есть предписание за курение во время погрузки снимать с работы и отдавать под суд. С вами это не первый случай...
- Я потушил. - Хрулев торопливо поплевал на окурок, согнувшись и пряча лицо. - Кого преследуете, а кого покрываете через пьянку, - сказал он дрожащим голосом, - не по совести это!
- Зачем покрывать? - произнес Басов лениво. - Завтра я подам рапорт, и каждый получит свое. Понятно?
- Так я потушил уже...
- А он уже трезвый...
- Последний раз, Александр Иванович, честное слово...
В жилом коридоре было пусто, только снизу, из кают-компании, доносились голоса. Басов вошел в каюту. Гусейн сидел за столом, обхватив голову руками. Он слегка раскачивался, словно перенося нестерпимую боль. Его рубашка, покрытая липкой грязью, пристала к телу; на затылке торчали мокрые косицы волос.
- Вас видел кто-нибудь? - спросил Басов. - У вас кровь на лице. Откуда это?
Гусейн поднял голову и всхлипнул.
- Я подлец, Саша, - заговорил он тихим, трезвым голосом, - загубил свою жизнь и испачкал судно. Зачем ты привел меня сюда?
Он затрясся, перекосил рот и размазал по лицу слезы. Басов вздохнул и присел на койку.
- Слушай, брось ныть, - сказал он нетерпеливо, - у тебя повсюду кровь и еще... ты, верно, блевал? Иди умойся над раковиной.
Он встал, открыл шкаф и вытащил чистую рубашку. Гусейн подставил голову под кран, тер ладонями лицо, громко сопел и вздрагивал. По его голым локтям побежали струйки воды и забарабанили по полу. Он конфузливо подобрал локти и открыл один глаз.
- Рубашку эту долой, - командовал Басов, - наденешь мою пока. Ух, какая ты сволочь, просто удивительно! Пьяную истерику затеял. С чего бы это, интересно? В такое время, когда дисциплина вот как нужна!.. На полотенце... Разве ты товарищ? Дерьмо ты!
- Ругайся... Что ж, ругайся.
Гусейн вытер лицо и переменил рубашку. Уселся на стул и сложил руки на коленях. Чистая рубашка празднично коробилась на его спине, и лицо его медленно и робко светлело.
- Все как-то накопилось, понимаешь, - прохрипел он, - на рейде чиновники, а наши тоже хороши... телеграмму послали: "соревнование, мол, похвалите нас скорее". А тут туман...
- Одним словом, бабушка тебе наворожила! Просто ты растленный тип, люмпен! Еще немного, и ты опозорил бы судно. Случайно ведь сошло!
- Теперь уж крышка, Саша. Этому не бывать! Ты не скажешь никому. Верно?
- Не знаю. - Басов подумал. - Помполиту скажу, Бредису. Но он хороший парень. Уладим, я думаю.
Гусейн вздохнул и посмотрел в окно.
