Литмир - Электронная Библиотека
A
A

"Согласны, если вы не шутите. Наши условия: перевезти двадцать пять тысяч тонн сверх плана, сократить простои, выполнять ремонт на ходу. Кончаю".

В рубке поднялся шум. Телеграмма переходила из рук в руки. Алявдин покачал головой.

- Будет хорошо, если мы покроем задолженность. Двадцать пять тысяч сверх плана. Извините, это бред.

- Однако вот они предлагают, - сощурился Котельников, - для них это не бред.

- У нас машины другие.

- Машины одной серии. Головы у нас другие, вот что!

- Насчет голов позвольте мне сказать, - выдвинулся до сих пор молчавший донкерман Пронин. - Вы знаете, кто регулировал двигатели "Агамали"?

- Откуда мне знать?

- А я знаю. Наш механик, Александр Иванович, регулировал. Он ведь в доках работал раньше.

- Путаете вы что-то. Не может быть!

- Нет. Это мне доподлинно известно. Он самый.

Гусейн торжествующе улыбнулся.

- Вчера мы подняли обороты левого двигателя до ста двенадцати, - сказал он, оглядываясь, - все видели?

Басов говорит, что можно получить все сто пятнадцать.

Он схватил со стола телеграмму и быстро вышел. Матрос Хрулев проводил его глазами с недоброй усмешкой.

- Землю роет, - сказал он, подмигивая Алявдину, - теперь, надо думать, к механику побежал, выгибаться. Подлизывается, бичкомер! А его ведь за хулиганство судили, вы знаете?

- За пьянку, - угрюмо поправил Котельников. - Зачем болтаешь зря? Поганый у тебя язык, Хрулев, что швабра палубная!

Гусейн приоткрыл дверь в каюту Басова. Старший механик сидел за столом, подпирая кулаками виски.

- Зубы болят? - спросил Гусейн, осторожно закрывая дверь.

- Нет, зубы в порядке, - сказал Басов, потягиваясь, - что это ты вздумал? Просто заснуть никак не могу. Ночь не спал, а вот не спится.

Гусейн присел на кончик стула и развернул телеграмму, но почему-то сложил ее опять.

- Тоскуете, значит, - спросил он участливо, - я давно замечаю. О чем бы это?

- Всякое в голову лезет, - отозвался механик скучным голосом. Он поднял голову и вдруг усмехнулся не то над собой, не то над вопросом Гусейна. Жену на берегу оставил, - добавил он неожиданно.

- Молодая небось? - оскалил зубы Гусейн.

- Молодая... Так ведь и я не старик. Знаешь что? Говори мне "ты" без стеснения. Мы не на работе.

Гусейн с удовольствием уселся поудобнее на стуле и скрестил ноги.

- Эка грусть, подумаешь, - сказал он беспечно, - кончится навигация поживешь дома. Детей нет еще? Будут и дети.

- Не так все просто, Мустафа.

- Неужели не поладили?

- Не поладили. Меня сюда послали. Ей это не подходит, Мустафа.

Гусейн перестал улыбаться.

- Эх, жизнь! Я вот про себя скажу, - прорвался он неудержимо, познакомился я, брат ты мой, с девушкой. Она очень славная, душевный человек, я тебе скажу. Институт кончает. Да ведь как знакомство вести, когда за месяц всего два раза свидеться пришлось. То ночью придем в порт, а то рано утром, когда ей некогда.

На пристань я ее не зову - вдруг опоздаем или не смогу я уйти с танкера. На пристанях ребята зубастые, начнут задевать: вам, мол, скучно, да не проводить ли вас, то да се. Обидеть ее могут, очень свободно. Встречаемся мы с ней на бульваре, и разговоры у нас чудные бывают. Интересуется она, как живут моряки и почему мы не выполняем плана перевозок. Чувствую я, что она хочет от меня чего-то и как будто ждет от меня большого дела. Ты, говорит, горяч и настойчив, у тебя много бесстрашия.

- Умная, - сказал Басов. - Что же ты ответил?

- Трепался, конечно. Станем, мол, и мы знатными, погоди с недельку. Вот и выходит, что ничего у нас с ней не будет. На берегу много людей. Есть и горячие и настойчивые - только выбирай. Может быть, она уже встретила кого-нибудь, пока я был в море. Да и сама она на серьезное дело способна. На строительной практике десятником была. Меня, говорит, сезонники очень уважают, ей-богу! Слушал я ее, и мне стало грустно.

Пути наши разные, Александр Иванович.

- Тебя послушать, так все моряки холостыми ходить должны, - улыбнулся Басов. - Это вздор. У Котельникова вот жена и ребенок, у боцмана дети в школу ходят. И какие славные ребятишки, ты бы посмотрел!

- Про себя-то забыл? Агитируешь!

Басов встал и прошелся по каюте.

- Я пошутил; Мустафа, - сказал он виновато, - у меня нет жены, я один. Ты спросил насчет зубов, и мне стало смешно. Глупо пошутил, извини...

- Ом-манул, значит, - протянул Гусейн, смачивая языком самокрутку, ну, ладно, шути на здоровье. - Он развернул телеграмму. - Прочти-ка, что "Агамали" ответил.

Он терпеливо ждал, пока механик читал телеграмму.

- Двадцать пять тысяч тонн сверх плана, - сказал Басов, - тяжелое обязательство. Но я думаю, что оно нам по плечу, если мобилизовать все средства, разумеется.

- Какие средства?

- Скорость хода и грузовых операций. Может быть, есть и другие средства.

Гусейн задумался.

- Нельзя ли увеличить грузоподъемность "Дербента"? - спросил он.

- Нельзя, Мустафа, "Дербент" не резиновый.

- Ты не шути... Сколько мы забираем горючего на стоянке? С запасом на четыре рейса?

- Ну, на четыре. Но при чем здесь горючее?

- Если запастись горючим только на один рейс - тогда полезного груза мы можем взять на триста тонн больше.

- Ах, черт! - вскрикнул Басов. - Правда! Мне это не приходило в голову. Зачем же мы возим четырех кратный запас?

- Не знаю. Такое правило. На случай всемирного потопа, должно быть.

- Ну, это дудки. Надо возить не балласт, а груз. Как никто не додумался до этого? - Басов остановился. - Нельзя ли еще что-нибудь снять?

- В канатном погребе много цепей, якорей запасных и всякого хлама, сказал Гусейн задумчиво, - потом остается кладовая машинного отделения и мастерские. Если собрать весь железный лом и старье на судне, это составит тонн пятьдесят.

- Итого лишних триста пятьдесят тонн за рейс?

- Ишь ты, - просиял Гусейн, - а ты говорил, будто нельзя увеличить грузоподъемность!

После регулировки второго двигателя "Дербент" покрыл расстояние до Астраханского рейда за тридцать часов. Но на рейде произошла неожиданная заминка. К приходу судна буксир привел только две баржи, третья вышла из строя.

В радиорубке Володя Макаров тщетно надрывал горловые связки, вызывая рейдового диспетчера. "Послали за запасными в Астрахань", - следовал поминутно однообразный бесстрастный ответ, вызывавший у радиста припадки бессильного бешенства.

28
{"b":"78850","o":1}