Басов не возражал. Он сам чувствовал, что в нем не хватает чего-то, может быть - терпения... Когда читались лекции на отвлеченные темы, ему становилось не по себе, словно всем существом ощущал он без пользы уходящие минуты. Зато на лекциях по теплотехнике или по деталям машин он ловил каждое слово. Это было как раз то, чего недоставало ему до техникума, когда он плавал на судах мотористом. Двигатель терял свою пугающую непостижимость, становился прост и понятен.
В доках его внимание привлекали процессы труда. Его интересовала последовательность операций при производстве деталей, и он иногда подолгу задерживался в цехах.
Точатся на станке поршневые кольца - и Басову кажется, что можно сделать быстрее и сэкономить материал, если поставить на станок два резца.
Заливают монтеры кабельную муфту - и опять ему кажется, что можно придумать, как заливать скорее и проще.
Однако порой то, что на первый взгляд выглядело простым и случайным, оказывалось продуманным до мелочей. Приемы создавались годами, и всякая попытка изменить их наталкивалась на затруднения. Он задавал мастерам вопросы, и они перемигивались за его спиной: "молодо-зелено", "скороспел виноград". На время он сдавался, чтоб наново пересмотреть, - и снова пытался перестроить так, чтобы сберечь время.
Басов часто думал о том, что улучшить работу может легче всего рабочий, который стоит у станка, но рабочие не знают теории резания, не знают, зачем нужны те детали, которые они делают на станке. На заводе многие рабочие любят подержать в руках книгу и листают ее с бессильной завистью бедняка у витрины дорогого магазина. Некоторые начинают учиться, бросают производство и больше на завод не возвращаются. Завод теряет лучших людей, а на смену им выдвигаются новые из чернорабочих. И Басов думал, что лучше всего было бы учить людей на заводе.
Однажды он зашел в кабинет Неймана. Инженер был как-то особенно оживлен. Он отложил чертежи, усадил Басова на стул.
- Я только что с пленума райкома, - сообщил он, - постановили охватить учебой все цехи завода. Нам предстоит большая работа.
Он ходил по комнате, и от его полнокровного голоса гулко звенел потолок.
- Я им сказал: что же получается, товарищи? Комсомольцы из цеха лезут в обеденный перерыв на суда, чтобы посмотреть, куда идут детали, а механики гоняют комсомольцев потому, что им не до объяснений. Технический отдел наврет в чертежах, а цех выполняет под копирку какую угодно галиматью. А потом сборщики проклинают и конструктора и цехи, да перед самой сборкой немилосердно калечат деталь - "нехай, как-нибудь влезет". Тут, говорю, дисциплинарные взыскания не помогут. Не выговоры нужны, а техническая культура. Учить надо...
Он передохнул и закончил торжествующе:
- Одним словом, учить будем.
Басов хотел сказать, что он уже думал об этом, но промолчал. Его интересовало, как удастся организовать техучебу на заводе. Среди рабочих были способные и тупые, культурные и малограмотные. Учить их скопом казалось немыслимым. Через несколько дней ему предложили организовать учебу сборщиков, он согласился: если райком считает учебу возможной, почему не взяться за это ему - Басову?
По вечерам на клубной сцене за красным столом заседала комиссия. Яков Нейман в папахе и козловых сапогах, похожий на опереточного разбойника, вызывал поодиночке сборщиков. Они выходили из глубины зала, останавливались у стола, и на лицах их пятнами горел румянец. Неудачный ответ вызывал гул в зале, из передних рядов доносился шепот подсказки, и Нейман позвякивал пробкой о край графина.
Здесь происходила сдача техминимума - удивительная кампания, надолго зарядившая Басова бодростью и счастливой, уверенностью. Он сидел рядом с Нейманом, напряженно вглядываясь в лицо каждого отвечающего, всей душой боясь, что тот оробеет или потеряет нить мысли. Но сборщики отвечали бойко и, словно ожидая еще вопросов, не торопились садиться на место. Басов просидел за красным столом много вечеров и не уставал наблюдать знакомые, но по-новому возбужденные, словно изнутри освещенные, лица рабочих.
Скоро на заводе заговорили о предложении токаря Закирия Эйбата. Басов уже знал его.
Маленький азербайджанец, почти мальчик. Он приходил на занятия сборщиков - худенький черный человечек с курчавой шапкой волос на голове, задавал Басову вопросы, иногда спорил. Один из первых сдал он экзамен на "отлично". После экзаменов пришел на теп-лоход, где работал Басов.
- Дело есть, - сказал он таинственно, - такое дело...
Он волновался, глаза его блестели. Басов взял его под руку.
- Ну пойдем погуляем, - сказал он дружески. - В чем дело, Закирия?
- Знаешь, я вчера удвоил скорость обработки на станке, - сказал Закирия взволнованно. - Взял более толстую стружку... И прекрасно вышло. А мастер увидел и раскричался: "За длинным рублем гонишься, станок мне угробишь!"
- Спокойней, Закирия, - сказал Басов. - Мы это уладим...
- А еще я придумал, как обрабатывать поршни. Мы ведь поршень зажимаем в кулачки, головку его подпираем центром задней бабки. Вот и выходит, что донышко неудобно обрабатывать по шаблону, когда центр уже закреплен. Я освободил головку от зажима. Рассчитал все, зажал сильнее поршень. Замечательно хорошо получилось. Теперь мне не трудно выбрать донышко по шаблону, понятно? Раньше я за шесть часов один поршень обрабатывал, а теперь я два с половиной делаю.
Это пока не заметили, и ты молчи смотри.
- Почему молчать?
- Ах, ты не знаешь нашего цеха. Опять скажут: угроблю станок, и выйдет скандал.
Басов потемнел и швырнул папироску за борт.
- Ты говоришь так, словно обокрал кого-то, - сказал он возмущенно. Сволочь ваш мастер. Погоди, я поговорю с Нейманом.
К Нейману Басов пошел в конце дня, когда в кабинете были люди. Бронников рассказывал что-то, заливаясь мелким, шуршащим смешком, и Нейман вторил ему раскатистым хохотом.
Басов сел на стул.
- Безобразия творятся в механическом цехе, - сказал он раздраженно, мастер Лухнов устраивает истерики рабочим за то, что они повышают производительность труда. Ты послушай-ка.
Припоминая все подробности разговора с Эйбатом, он рассказывал медленно. Нейман еще улыбался благодушно, но в комнате водворилась тишина, и люди слушали как-то настороженно.
