Рис до сих пор испытывал отвращение к самому себе за то, что оказался полным идиотом и вообразил, будто влюблен в эту девицу.

Всю жизнь ему втолковывали, что никакой любви не существует, и в первую очередь отец. И все же, пока ухаживал за Джулианой все те месяцы, он испытывал чувства, о каких раньше даже понятия не имел.

Хорошо, что ему как раз тогда, когда собирался делать ей предложение, пришлось уехать по неотложному делу. А после того случая, когда было уже совсем поздно, камердинер прочитал ему ту роковую статейку в «Таймс» про восхитительную леди Джулиану Монтгомери, которой пришлось благосклонно отнестись к ухаживаниям Мердока, раз уж герцог Уортингтон ускользнул из ее рук.

В тот день Рис настолько утратил самообладание, что его едва не вывернуло в таз для умывания. Потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки. Леди Джулиана всего лишь блестящая актриса, и ничего больше, а его собственное желание проявить благородство и хотя бы раз в жизни поступить правильно – желание, которое, как это ни парадоксально, пробудила в нем она, – не позволила ему сделать ей предложение той весной прямо перед отъездом.

А потом о предложении уже не могло быть и речи. Точнее, не могло до недавнего времени, но она оказала ему услугу: взяла и обручилась с другим. Что ж, пусть эту актрису получит Мердок, а он с удовольствием продолжит жизнь холостяка.

– Да, миледи, – послышался от входа голос мистера Херефорда. – Один из арабских жеребцов сейчас как раз здесь. Я уверен: наш новый конюх, мистер Уорти, с радостью вам его покажет.

Рис в последний раз провел щеткой по крупу коня и улыбнулся. Мистер Херефорд наверняка специально повысил голос, чтобы Рис услышал: в конюшню заглянула одна из юных леди, прибывших на загородный прием, – и пришло время для его первого представления. Он только надеялся, что ее дуэнья, кем бы она ни была, не узнает его. Впрочем, в любом случае он умеет притворяться не хуже Кендалла и Белла.

Рис откашлялся, расправил плечи, изобразил одну из самых своих обаятельных и лукавых улыбок, от которой барышня наверняка придет в восторг, обошел коня, собираясь выйти из денника ей навстречу, но едва увидел кому, обаяние и лукавство будто стерли с его лица. В изумрудно-зеленой амазонке и темно-коричневых кожаных сапожках она неторопливо шла в его сторону, похлопывая по голенищу хлыстом. Какого дьявола здесь делает леди Джулиана Монтгомери? Она же не дебютантка!

Джулиана остановилась, когда конюх направил в ее сторону арабского жеребца.

– Вот он, – возвестил мистер Херефорд. – Алабастер.

Джулиана обвела коня взглядом: высокая холка, элегантная спина, крутые бока, прекрасные сильные ноги, восхитительные копыта и воскликнула, прижав руки к груди:

– Он великолепен!

– Да, конь неплохой, – послышался чей-то голос: надменный, глубокий и очень знакомый.

Джулиана прищурилась. Правильно ли она расслышала? Конюх не может так дерзко говорить.

Она почувствовала, как по телу побежали мурашки, и с трудом сглотнула, вспомнив, чей это голос. Какого дьявола тут делает он?

Джулиана судорожно вздохнула, пытаясь взять себя в руки, и в этот момент миг из-за крупа коня появился Рис Шеффилд, отвесив низкий поклон.

– Миледи…

Джулиана растерянно таращилась на него, ничего не понимая. Что это значит? Почему, скажите на милость, он одет как… как конюх? Она склонила голову набок, прищурилась, но ничего не изменилось. Может, один из них сошел с ума?

– Леди Джулиана, – вмешался в их молчаливый диалог старший конюх, – это Алабастер, а присматривает за ним наш новый помощник, мистер Уорти.

Джулиана уже открыла рот, намереваясь указать на нелепость происходящего, но Рис опередил ее:

– Я к вашим услугам, миледи. Готов исполнить любое ваше пожелание.

От того, как он выделил слово «любое», у Джулианы перехватило дыхание, а по спине поползли мурашки. (Осмелится ли она признаться себе, что даже голос его возбуждал?) Джулиана закрыла рот, повернулась назад, к старшему конюху, и всмотрелась в его лицо, но там не было и следа иронии. И что все это значит?

Здесь что-то не так, но если чутье ее не подводит, перед ней открывается бесценная возможность обращаться с герцогом Уортингтоном как с прислугой.

Джулиана, скрестив на груди руки, прищурилась и осмотрела его с ног до головы. Будь он проклят! Выглядит так же шикарно, как в последний раз, когда они виделись, а возможно, даже лучше благодаря легкому вкраплению седины в черных волосах и нескольким новым морщинкам в уголках глаз. Все такой же подтянутый, высокий и… неотразимый, черт его возьми!

Но что он задумал? Что ж, она ему подыграет.

Не в силах сдержать широкую улыбку, Джулиана поднесла руку ковшиком к уху, словно не расслышала его слов:

– Что вы сказали, любезный? Что-то насчет моих желаний?

Посмотрев ему прямо в глаза, она надеялась, что сумела вложить в свой взгляд сразу два послания: «Я над тобой поиздеваюсь», и: «Я намерена получить от этого удовольствие».

Он поклонился, и от низкого тембра его голоса внутри у нее все вздрогнуло, как когда-то.

– Готов исполнить любое ваше пожелание, миледи.

Он выпрямился, и она опять заметила в его глазах искорки. О боже! Даже самую простую фразу он сумел произнести так, что она прозвучала по-настоящему непристойно.

Да, он точно что-то замышляет. Только что?

Будь он проклят! Все такой же дерзкий, и заносчивый, и самоуверенный: в точности такой же, каким был раньше. Ну как она могла считать его привлекательным? Ладно, хорошо, он, безусловно, обладает приятной внешностью, но манеры его оставляют желать много лучшего, и ей никогда не попадались такие эгоисты, как он: никого в этой жизни он не любил больше, чем себя.

Мерзавец!

Неплохо бы залепить ему пощечину, чтобы стереть ухмылку с этого красивого лица, но так она даст ему понять, что ей не все равно, а ей решительно все равно. Больше он ее не волнует. Она нашла себе новую партию, лучшую, пусть и не герцога, но зато человека надежного и верного. И главное – совершенно непохожего на Риса Шеффилда.

Прежде чем Джулиана успела хоть что-то ответить, старший конюх ушел, оставив ее рядом с великолепным конем и (будь оно все проклято!) с самым привлекательным мужчиной на свете. В первый раз за год три месяца две недели и четыре дня она оказалась наедине с герцогом Уортингтоном.

Решение нужно было принимать срочно: или скрыться и тем самым в первый же день рискнуть проиграть пари (а это моветон!), или положиться на судьбу, понадеявшись, что Джулиана ему подыграет и даст шанс на победу (а он всегда предпочитал побороться).

Сначала имелась крошечная надежда, что Джулиана его не узнает, но она не оправдалась: она прекрасно помнила его голос, не говоря уж о внешности. То, что именно она заявилась в конюшню как раз неудивительно: эта леди разбирается в лошадях.

Рис медленно обвел ее взглядом: с носков коричневых кожаных сапожек для верховой езды до изумрудного цвета бархатной шляпки, подчеркивавшей восхитительный оттенок ее светло-зеленых глаз, в которых он однажды утонул, в которых когда-то видел свое будущее.

Прошедший год не лишил ее и доли красоты. Она оставалась такой же прелестной, как и раньше: дерзкий носик, темно-розовые губки и длинные ресницы. Все такая же высокая, гибкая, белокурая – настоящее произведение искусства, жаль только, что с алчным сердцем золотоискателя. Взгляд на нее причинил ему физическую боль, как удар под дых. Рис сквозь зубы втянул воздух, а затем изобразил на лице самую обезоруживающую улыбку. В конце концов, почему бы не быть обаятельным, как всегда? Если не пустить свое знаменитое обаяние в ход, ей, упаси бог, может показаться, что ему есть до нее дело.

Возможно, она его ненавидит: и не без причины, – но это чувство у них взаимно, однако нет абсолютно никаких оснований не вести себя с ней любезно, в особенности сейчас, когда она оказалась хозяйкой положения. У нее в руках ключ к результату пари, а он не может позволить себе проиграть.