Наконец он закончил свои дела и посмотрел не на Вику, а на стоявшего за ее спиной мужчину:

— С вас причитается…

Он назвал сумму, от которой Вика мысленно ахнула, но мужчина с непроницаемым лицом полез в бумажник и расплатился с ветеринаром. Наверное, он заплатил гораздо больше, потому что тот сразу подобрел и даже засуетился:

— Я дам вам своего помощника и носилки. На руках носить такого бугая тяжеловато. Пусть он денек полежит, — это уже к Вике, — будете давать ему вот это лекарство. Я включил его в счет.

Он протянул ей пузырек.

Вдвоем с помощником, тоже молодым и подтянутым, водитель загрузил Блэка в машину, опять в багажник, и только тогда обернулся к Виктории:

— Скажите свой адрес. Я говорю, где вы живете?

Понятно, теперь на нее напал ступор. Вон и обычные слова воспринимает, как через вату. Плохо соображает. Наконец разверзла уста, назвала адрес.

Уже при подъезде к дому заверещал мобильник, который Вика положила в задний карман джинсов. Звонил отец.

— Дочь, ты не забыла, что сегодня рабочий день?

Вика всхлипнула:

— Ой, папа, тут такое случилось! Извини, я опять немного опоздаю. Блэка сбила машина, и мне пришлось везти его в ветлечебницу.

— Что сказал ветеринар?

— Что ему надо лежать.

— И куда ты пса пристроишь?

— Я хотела бы в комнате. Не тащить же его в будку с переломанными костями.

— Положи его на крыльцо. Оно у вас широкое, — отозвался отец. — Не выдумывай, а то еще на диван в гостиной положишь. На улице тепло, он не замерзнет… Ну если хочешь, прикрой его чем-нибудь.

Водитель, сбивший Блэка, топтался возле нее. Он только что выгрузил пса из машины, внес его во двор на руках, с трудом втащил на лестницу и теперь выжидающе смотрел на нее.

— Что вы уставились? — рассердилась Вика. Он считает, что она высказала не все, что о нем думает, и ждет недополученной порции ругани? — Вы же так торопились. Езжайте, я не стану преследовать вас в судебном порядке — так это говорится? Езжайте, вас ждут дела!

— Теперь-то чего уж, — махнул он рукой. — Давайте я отвезу вас на работу.

— Мне еще надо переодеться, — медленно проговорила она. Уж не собирается ли он в возмещение ущерба быть при ней до конца жизни?

— Ничего, я подожду.

Вот так Вика познакомилась в тот день с Леонидом. И думала, что будет ненавидеть его из-за Блэка.

Но он терпеливо ждал, пока она устраивала псу лежбище, возилась, придвигала миски с кормом и водой, гладила беднягу и говорила, что постарается вернуться пораньше. Если бы Леонид не выдержал и что-нибудь сказал вроде того, что пора бы поторопиться, Вика выложила бы все, что о нем думает. Но он был ангельски терпелив.

Правда, расставаясь, Леонид все же упросил ее назвать свое имя.

— Виктория! — услышав, мечтательно повторил он. — Не имя, а просто талисман.

— Что вы сказали? — удивилась Вика.

— Да так, ничего, прощайте, милая Виктория. Интуиция говорит мне, что мы еще увидимся.

— У меня больше нет собак, — желчно отозвалась она. — Когда это еще Блэк придет в себя, а других причин для встречи я не вижу.

— Кто знает? — загадочно проговорил Леонид и укатил на своей «мицубиси».

Нет, она вовсе не придала этому событию особого значения. Кроме, конечно, травмы Блэка. Откровенно говоря, пес и сам виноват в том, что, всегда такой спокойный и выдержанный, вдруг проявил странное непослушание. Прежде приказ «к ноге» исполнялся им неукоснительно.

Этот рывок Блэка через улицу скорее напоминал человеческую эмоциональность. Как если бы сама Вика увидела на противоположной стороне улицы кого-то очень нужного, того, кого давно не встречала и от кого что-то важное в ее жизни зависело. Вот именно в таком случае Вика могла бы перебегать улицу, не обращая внимания на сигнал светофора.

Интересно, что сказал бы Санька? Наверное, что у ненормальной хозяйки ненормальный пес. Вот только почему теперь она так спокойно, даже снисходительно об этом думает? Привыкла? Несколько раз скажи человеку «свинья», он и хрюкать начнет. Или поняла вдруг, что ее частые «невезучки» такие мелочи, что не стоит о них лишний раз думать.

В офисе фирмы отец с ходу ее известил:

— Сегодня ты работаешь как бы на выезде. Герман Семеныч попросил прислать к нему переводчика.

— А я его знаю?

— Нет, откуда? Семьями мы не дружим. Зато как партнер по бизнесу он — лучше не найдешь. А уж оказать ему такую небольшую услугу, как говорится, сам Бог велел. Аделаида Игоревна введет тебя в курс дела. Вернее, просветит по поводу нюансов синхронного перевода.

И только потом отец спросил ее:

— Ну что там твой Черный, сильно пострадал?

— Ветеринар сказал, что удар сильный, но пес должен выздороветь.

— Вот и славно. Надеюсь, волнение за Блэка не повлияет на качество перевода?

— Не повлияет, — сухо сказала Вика; в словах отца ей почудилось равнодушие: а еще говорил, что любит собак!

Вошла в курс дела Вика довольно быстро, а до двух часов дня, когда ей нужно было идти к Герману Семеновичу, была уйма времени, потому она присела на стул в отделе импорта, где по причине временного отсутствия начальства женщины обсуждали вечно живую тему — мужчин и их склонность к изменам.

— Если классифицировать мужиков по их отношению к женщинам, то можно отметить несколько разновидностей, — глубокомысленно рассуждала новая Викина коллега Соня. — Первая — кобели. Тут, как говорится, без комментариев. Кобели западают на всех, пардон, сучек, которые пробегают мимо, чтобы сразу забыть о той, что была с ними прежде. Вторая разновидность — романтики. Эти не просто так гуляют, у них всякий раз великая любовь. Они опять начинают писать стихи, ухаживают за полюбившейся женщиной в любом возрасте, как незрелые юнцы. Вплоть до того, что к окошку любимой лазают по пожарной лестнице, но любовь у них, как и юность, проходит очень быстро. Ведь не каждая женщина может всю жизнь ощущать себя Джульеттой.

— Соня, ты чешешь как по написанному! Правда, прямо лекцию читаешь.

— Что же ты хочешь, милочка? — снисходительно проговорила Соня. — У меня два курса философского факультета… Так, на чем я остановилась?

— На третьей разновидности, — подсказала Вика.

— Третья — это ведомые. Не случись рядом с ними настырных баб, они могут до старости жить без измен, с одной женой. Но если попадется женщина, которая на такого тюху положила глаз, он не устоит. Поплывет по течению, хотя это плавание — не его желание, а всего лишь псевдоджентльменство типа: нельзя отталкивать женщину, зовущую тебя на ложе, если женщина просит, это свято… Или что там еще они говорят в свое оправдание…

«Ведомый — это как раз мой случай, — грустно подумала Вика. — В смысле тип моего мужа. Что же получается? Так всю жизнь с ним я и буду жить, не зная, что принесет завтрашний день? Опасаться, не появится ли очередная Лизавета? А если еще точнее, ждать, когда появится?»

Значит, все же Саньку она не простила? Но тогда нечестно делать вид, что это не так. Это называется «затаить зло». «Тем, кто носит свой камень за пазухой, очень трудно в деревне у нас!» Тогда что же, разводиться? После того как они сидели вместе на крылечке и у ног лежал Блэк?..

Отчего вообще она думала, что обиду можно вот так просто взять и забыть? Ошибалась? Видела то, что в других семьях лежало на поверхности? Она думала, что раз жены знают о проделках своих мужей и никуда от них не уходят, значит, прощают их и все забывают. А на самом деле они вот так же угрызаются муками ревности и оскорбленной гордости… Насилуют свою душу… ради чего? Ради того, чтобы поддержать видимость семьи? Или боятся, что другой, который придет на смену мужу, будет еще хуже?

Но нет, на душе ее была не обида, а скорее пустота. И теперь семейная идиллия больше ее не умиляла. Можно ли жить с такой пустотой? Или душа самовосстанавливается, самоочищается, как любой здоровый организм?

С такими странными мыслями Виктория отправилась в фирму друга ее отца, который, ни много ни мало, строил морские яхты на небольшом частном заводе на Черном море.