— Прекрати это! Прекрати называть меня героем! — Поттер закричал так резко, что Малфой неожиданно отпрянул и уперся спиной в перила балкона.
Взгляд Поттера снова наполнился непонятным страхом.
— Малфой, ради Мерлина, уйди оттуда.
— А ты, ради Мерлина, объясни, какого черта ты задумал покончить с собой, — процедил Драко.
Гарри закатил глаза.
— Я… Нет, я хотел потренировать заклинание… — он начал придумывать историю, но Драко лишь фыркнул на это.
— Мерлин превеликий, Поттер, ты на Зельеварении лучше врал о несделанной домашке!
— Да какая тебе к черту разница?! — Прорычал Гарри, сжимая руки в кулаки. Этот жест Малфой давно знал, и он обычно проявлялся, когда Поттер нервничал.
— Если я все еще тут и все еще тебя останавливаю, значит, мне есть разница, — ответил Драко.
— Тебе никогда не было дела до меня, так что не надо оправдываться, я ненавижу ложь, — процедил Поттер, и ей-Мерлин, это были первые сильные эмоции, которые Драко видел у него за эти два месяца. — Уйди, пожалуйста, и никто тебя ни в чем винить не будет. Дай мне это сделать.
— Зачем?
— Так всем будет лучше… Мерлин, Малфой, не заставляй меня объяснять все, — устало проговорил парень. — Это бессмысленно. Ничего не поменяется после того, как я тебе расскажу. Да и какая в этом логика? И вообще, ничего не случится глобального после того, как я покончу с собой. Все будет хорошо. Правда. Миру сейчас ничего не грозит, так что не будет он плакать из-за смерти своего «национального героя», — на этих словах Гарри скривился. — Ну, ладно, может, чуть-чуть поплачет, а потом вернется к обыденному укладу жизни. Такова реальность. Все будут немного переживать, а потом, с годами, имя Гарри Поттера в лучшем случае будут вспоминать в годовщину битвы. Вспомнят статус героя войны — и забудут до следующего года. Всем будет плевать, что за личность была Гарри Поттер, каким он на самом деле был человеком, все будут помнить только глупые строки о том, что он когда-то выжил после Авады и убил Волдеморта. Я буду всего лишь строчкой в учебнике по Истории Магии, Малфой. И ей-Мерлин, лучше бы даже строчкой не быть. Потому что так еще больше чувствуется, что я — всего лишь безликая оболочка своего же существования, гребаная картинка, созданная для людей.
Поттер перевел дух и, тяжело вздохнув, взглянул на Драко взглядом, полным огня.
— Всем плевать, что за этой самой картинкой находится. Я всю жизнь был этой картинкой, а не личностью. Сначала для семьи своей тетки был домовым эльфом — об этом, я думаю, ты наслышан в общем и целом, и поверь, я заколебался работать на них, каждый чертов день готовить им еду, драить их дом и не получать за это даже «спасибо». Хорошо, если еды не лишали и не били, это были прямо-таки счастливые дни. И мне хоть бы кто сказал про волшебный мир, так я до одиннадцати лет и понятия о нем не имел! И знаешь, несмотря на все хорошее, что я в нем приобрел, иногда мне кажется, что лучше бы я о нем вовсе не знал.
Страшное признание искренне удивило Драко, но тот прикусил язык, чтобы ничего не сказать по этому поводу, а Гарри, распаленный эмоциями, тем временем продолжал говорить, говорить, говорить… И Малфой мысленно радовался этому — Гарри хотя бы говорит.
— Я был у Дурслей уродом, да, а потом меня впихнули в сказку — я волшебник! Да еще и известный! Ага, известный, потому что случайно выжил, а мои родители умерли, пытаясь защитить никчемного меня. Не нужен мне этот статус Мальчика-который-выжил и национального героя, мне семья нужна. Мама и папа. Они… Лучше бы Волдеморт убил меня тогда, — выпалил Гарри. — Это было бы логично и правильно. Все равно мне суждено было умереть!
Драко внимательно смотрел на гриффиндорца, а тот продолжал говорить с болью и легкой хрипотцой в голосе — видимо, сорвал его, пока кричал на Малфоя, когда пытался его остановить.
— Потому что меня, как оказалось, растили на смерть, как чертову свинью. Именно так Снейп выразился! И он искренне был в ужасе от этого факта, когда узнал правду! — В голосе гриффиндорца Драко услышал неподдельную боль и горечь. — Но все равно мне не сказал правду сразу. Только когда «для того настало время», только когда умирал! И меня ведь действительно растили на смерть, а я даже не понимал этого, не догадывался! Жил себе крестражем Волдеморта и в ус не дул.
Малфой в изумлении раскрыл глаза. Такого он совершенно не ожидал. Все тело словно обдало холодом от осознания того, что именно Поттер ему сейчас сказал.
Все эти годы Поттер был крестражем? И убить его… верно, в живом объекте уничтожить крестраж может только его создатель… Убив носителя. Как Поттер второй раз выжил? Или…
Так вот что произошло в том чертовом лесу.
Это не аллегория и не метафора.
Гарри действительно в лесу умер.
И вернулся к жизни, которая ему сейчас кажется ненужной.
Гриффиндорец тем временем все еще говорил, и Драко снова обратился в слух.
— Я просил меня не возвращать к Дурслям, но каждое лето все равно оказывался там из-за кровной защиты. А была ли она? Уже не верю. Скорее, из меня хотели сделать бравого солдата, который натренируется и будет готов всех спасать, лишь бы его по головке погладили. Что могу сказать? Это получилось. Я ведь действительно рад был спасать всех и вся! Бегом, Гарри Поттер, на поиски приключений на свою геройскую задницу! А мне и были рады предоставлять такую возможность, дабы посмотреть, насколько я натренированный для спасения всего чертового мира! Я продолжал оставаться картинкой, нарисованным и выгравированным героем. И ничего не поменялось после убийства Волдеморта. Я все еще герой, а не Гарри. Знаешь, что? После всех этих судов, после ряда благотворительных и политических мероприятий я попросил себе покоя, так как не хотел во всем этом участвовать. Я просто хотел хотя бы отдохнуть и жить спокойно. Министр мне ответил, мол, что все это — ради погибших! Ради их памяти! Ха, действительно, как я об этом забыл! Действительно, все умершие в войну не приходят ко мне каждую гребаную ночь во снах, не винят меня в том, что я стал причиной их гибели, что я — в принципе причина этой войны! А я устал. Чертовски устал, — плечи Гарри опустились, и запал словно пропал. — Я знаю, что я виноват. Я знаю, что из-за меня все это, зачем мне лишний раз об этом напоминать? Чтобы еще больше утопить меня в чувстве вины? Что ж, у министра получилось, — с болью во взгляде усмехнулся Гарри. — И я не против отдать им этот статус геройства — ведь именно это им нужно от меня. Поэтому я просто хочу уйти на покой. По-настоящему. С моей смертью у них останется статус, которым они могут политически влиять на людей. «Национальный герой Гарри Поттер» останется в памяти людей, и им не нужен будет настоящий. Статусом можно будет козырять даже после моей смерти, и около года-двух он будет иметь политическое значение. А потом меня все забудут. Может, хоть так я обрету покой. Виноватый в смертях в войну умрет, справедливость восторжествует. Гермиона и Рон поплачут и забудут. Они есть друг у друга, они любят друг друга. Так что поплачут и начнут жить своей жизнью. И все, — на этих словах гриффиндорец осел на пол и облокотился об стену. Он закрыл глаза и глубоко дышал, стараясь восстановить сбитое дыхание. — Если бы я умер, все действительно у всех было бы хорошо.
Драко, казалось, почти не дышал все это время, пока выслушивал Гарри. Этот всплеск его эмоций был полезным и правильным: кажется, Гарри все это время носил чувства в себе, они его мучили и сжирали, выпивали из него все позитивное, словно действительно были дементорами. Однако и этот огонь эмоций, хоть и помог немного высказать наболевшее, но, кажется, не слишком разрешил ситуацию. Малфой видел: гриффиндорец сейчас похож на выжженную пустынь, где остался лишь пепел.
Но ему хотя бы стала ясна истина. Истина, из-за которой герой… Гарри собирался завершить свою жизнь.
Однако Драко был с ним совершенно не согласен.
— Ничего не было бы хорошо, если бы ты умер. И я сейчас не о твоем статусе национального героя и скорби из-за того, что их герой сказал миру «пока», чокнутый ты идиот, — сказал Малфой в своем обыденном язвительном тоне и успел уже пожалеть об этом, но…
