Мать поначалу считала, что дочь просто слишком разборчива, и не находила в этом ничего дурного. Евангелина богата и знатна, конечно, она может выбирать и имеет право найти самого достойного.

Но затем леди Корби поняла, что Ева попросту не хочет идти замуж. Мать вышла из себя, назвала это фантазиями глупой девчонки и романтическими бреднями. Но дочь твердо стояла на своем — она выйдет замуж только за того, кого полюбит, и не иначе!

Так, в этом противостоянии, прошло довольно много времени; и вот, несколько дней назад, Ева узнала, что мать практически сговорила ее за ее спиной с герцогом Рокуэллом, очень красивым молодым человеком, правда, с репутацией беспутного повесы, но знатного старинного рода. Когда дочь попыталась возражать, леди Корби ответила, что за такого красавца, как герцог, пошла бы любая, у кого в голове есть хоть капля ума, и что ни мольбы, ни упрямство Еве не помогут, потому что дело уже слажено.

Ева не собиралась ни спорить, ни умолять; она попросту сбежала к отцу.

Воспользовавшись отсутствием матери дома, Ева приказала запрячь карету, сообщив своей камеристке, что собирается навестить отца. Мисс Дафна Берри стала было возражать, на что Ева ответила ей, что поедет либо с ней, либо без нее. От ее слов Дафна пришла в ужас, но Ева казалась непреклонной, и камеристка сдалась.

Карету сопровождали трое грумов. Вещи юной леди Корби были погружены в сундуки, кроме того, она забрала все свои драгоценности и располагала довольно внушительной суммой денег.

Ночь беглянка провела в придорожной гостинице. Второй день пути также прошел без происшествий, и уже клонился к закату, но до особняка лорда Корби оставалось всего несколько миль, и Ева подумать не могла, что ее путешествие закончится столь печально.

А теперь она вынуждена идти в темноте за этим странным стариком и ей остается лишь молиться, что разбойники не схватят их раньше, чем они доберутся до замка ее отца.

6.

…-Это была банда Джека Грома?

— Что? — переспросил Саймон.

— Эта банда… которая держала вас в плену, — это шайка Джека Грома?

Он перебросил мешок на левое плечо, споткнулся в темноте о какой-то корень и выругался сквозь зубы, не ответив на вопрос спутницы. Она что, не может идти молча, как он? Правда, хоть «дедушкой» перестала его называть. Конечно, после того, как он вынудил ее согласиться на брак с ним, она считает его уже не добрым дедом, а грязным похотливым старикашкой. Ну и пусть, ему все равно.

Все оставшиеся у него силы уходили на то, чтобы передвигать ноги, но и это давалось ему с большим трудом. Голова кружилась, рот пересох, пустой желудок словно перекручивали, как выжимаемую тряпку.

Первоначальная эйфория, вызванная удавшимся побегом, и греющая душу мысль о том, как «обрадует» разбойников вид опустевшего сундучка, в котором они хранили награбленное золото и драгоценности, быстро сменились полным изнеможением.

А ведь Саймону и этой девчонке следовало уйти как можно дальше от заброшенного замка. Наверняка за ними будет погоня, — к счастью, у разбойников нет собак, но у них самих нюх не хуже ищеек.

Саймон надеялся лишь на то, что бандитам не удастся быстро найти путь, по которому бежали пленники, — переходы были слишком запутанные, и никому из шайки никогда не приходило в голову исследовать их. Никому — кроме Саймона.

Он вспомнил, как выламывал сегодня решетку, закрывавшую лаз, и криво усмехнулся. Когда он обнаружил ее впервые, то выдернул из стены легко, одной рукой. Это насколько же он обессилел?..

Девчонка, пыхтя, пробиралась за ним. Она могла бы попытаться бежать, — он был не в состоянии преследовать ее. Но, наверное, она боялась остаться одна в темном лесу. Она несколько раз шумно падала, один раз даже болезненно вскрикнула, но он не мог ей помочь, сам еле пробираясь сквозь темный лес, спотыкаясь обо все, что только попадалось на пути.

Впрочем, она не просила о помощи, не молила остановиться и передохнуть хотя бы чуть-чуть и, как ни был Саймон измучен и как ни вяло работала его голова, он заметил это. Гордячка? Или весьма разумная особа понимающая, что им нужно уйти как можно дальше от замка? Почему-то он склонялся ко второму варианту, и это вызывало в нем невольную симпатию к маленькой упрямой девушке, которая посмела угрожать ему, даже сидя в камере.

Как странно распорядилась судьба, послав ему дочь лорда Корби! (Саймон надеялся, что девчонка ему не солгала, и действительно является той, которой назвалась.) Это был не иначе как божественный промысел. И Саймон, который не молился вот уже двенадцать лет, вознес про себя хвалу Всевышнему — короткую, но прочувствованную.

Казалось, силы у него после молитвы прибавились. Или это произошло оттого, что за ним шагала та, которая станет его отмщением злейшему врагу?

«Она согласилась стать моей женой. Так твердо сказала «да»! Но — выполнит ли она свою клятву? Все женщины — лгуньи; и ей не обмануть меня ни своими мягкими кудряшками, ни доверчивыми огромными глазищами. Надо как можно быстрее найти священника и обвенчаться с ней. А сначала — припугнуть ее хорошенько, чтоб не вздумала сбежать, когда начнет светать».

— Держись поближе ко мне, не отставай, — прохрипел он. — Здесь водятся волки и медведи. И прислушивайся — за нами может быть погоня.

— Хорошо, — пролепетала она, и по ее испуганному голосу Саймон понял, что своими словами добился нужного эффекта…

7.

К тому времени, как они вышли из леса на широкое поле, Евангелина едва волочила ноги. Впрочем, старик тоже явно устал, его шатало, но он продолжал упорно идти, сгибаясь под тяжестью своей ноши.

На поле сушились пышные стога сена, и девушка испытала даже не облегчение, а настоящее счастье, когда ее спутник сказал, что они заночуют в одном из стогов. Правда, она сомневалась, что сможет уснуть на колючем сене, раньше ей никогда не приходилось ночевать в таких условиях. Для изнеженной Евангелины всегда были взбиты расторопными слугами пуховые перины. Но стоило ей лишь упасть на мягкое сено, душистый запах которого немного дурманил голову, как она тут же провалилась в сон.

Еве казалось, что она только закрыла глаза, как ее уже стал будить ее отвратительный спутник. Бездушный человек! Неужели нельзя дать поспать ей хоть немножко!

Он накормил ее ягодами и орехами, которые успел набрать в лесу, пока она спала, и отвел к реке, чтобы Ева смогла напиться и умыться.

Но времени на утренний моцион старик отвел ей не много, и нетерпеливо потребовал, чтобы она поторопилась.

По пути к видневшейся вдалеке деревне Ева заметила, что ее спутник без своего мешка, зато к его поясу был привязан небольшой кошель.

— Где ваш мешок? Забыли его? — спросила она.

— Припрятал, потом вернусь за ним, — неожиданно сказал он, чем несказанно удивил девушку. Кажется, ее странный спутник впервые ответил на ее вопрос!

— А вы не боитесь, что его найдет кто-то другой? В мешке что-то важное? — радуясь возможности поговорить, поинтересовалась она. Но в этот раз старик не был столь щедр на слова и ограничился лишь раздраженным взглядом.

Впрочем, Ева тут же забыла про мешок, когда поняла, что идут они вовсе не в деревню, а к старой церкви, находившейся чуть в стороне от домов, на небольшом холме.

Девушка встала как вкопанная на дороге, и ее спутник тоже остановился и выжидающе посмотрел на нее.

— Ты клялась, — сухо напомнил он.

— Но сейчас не время… Я думала, мы сначала отправимся к моему отцу, — растерянно пролепетала она. Она должна его переубедить! Просто обязана! Иначе ей действительно придется выйти замуж за этого мерзкого старикашку.

— Мы к нему обязательно отправимся. — Обещание в хриплом голосе звучало зловеще.

— Но я не могу выйти за вас без благословения моих родителей, — пыталась найти отговорку Ева.

Но он лишь рассмеялся над ее последним заявлением.

— И они нас благословят? — с издевкой в голосе спросил он.