- Генка, Генка, - печально улыбнулась Ольга и покачала головой, - ты типичный нигилист. Тебя не примут в институт. Ты против всех, ты - диссидент. Так нельзя.

   - Значит, плыть туда, куда и все? Нет! Никто меня не заставит делать и учить то, что мне противно. Я хочу и буду писать!

   - Для этого надо учиться, - возразила Ольга. - Твое стремление похвально, но ты еще плохо знаешь жизнь и мало читал.

   - А я и буду учиться, - решительно объявил Генка и стащил с подоконника свою сумку с учебниками.

   - Да как же ты будешь, если ничего не хочешь знать! И в аттестате у тебя будут одни тройки. Тебя ведь даже не допустят к приемным экзаменам!

   - Ну и ладно. Я сам буду учиться. Без Горького и Островского. Сам! Ты - пять лет в своем институте, а я - десять лет дома. Может, больше.

   - Как же ты сам, ведь кто-то должен тебя учить: подсказать, направить... Не Стивенсон же и не Купер!

   - На первых порах - только они. Дальше - посмотрим. Возраст сам подскажет.

   - Генка, да ведь так можно потратить на это всю жизнь!

   - Ну и пусть! Каждому свое. Ты посвятишь жизнь своему, а я - своему. Кстати, а куда ты-то думаешь поступать?

   - Ой, Генка, ты же знаешь, конечно, в Литературный. Наша "литера" мне уже все уши прожужжала: "Оленька, Оленька, тебе прямая дорога только туда, больше никуда и не пытайся, это твое призвание".

   - Писательницей, что ли, хочешь стать? - усмехнулся Генка.

   Ольга обреченно махнула рукой:

   - Нет, для этого у меня не хватает воображения.

   - А кем же?

   - Не знаю еще.

   Внезапно она рассмеялась:

   - Кем? Редактором! Буду сидеть и читать рукописи. Буду царем и богом! От меня будет зависеть - напечатать произведение или нет. Вот так, Геночка, ко мне ты пойдешь на поклон, и от моего решения будет зависеть не что иное, как твоя судьба и, в общем-то, сама жизнь. Так что не теряй со мной контакта и учти - без торта ко мне в кабинет не заходи.

   Генка ответил с добродушной улыбкой:

   - Да я два принесу и притом самых лучших, только бы тебе понравилось то, что я напишу!

   - А вот это уже будет зависеть от тебя. Ну что ж, учиться нам осталось уже немного, а потом... Потом встретимся мы с тобой лет через десять в каком-нибудь издательстве, и я посмотрю, каких высот ты достиг в самообразовании. Если, конечно, у тебя это не очередная блажь.

   - Нет, Ардатова, у меня это серьезно, я чувствую.

   - Пошли в класс, уже прозвенел звонок на урок.

   И, схватив сумку, Ольга торопливо ушла.

   Генка задумчиво глядел ей вслед.

   Как четыре дня, промчались четыре года.

   После окончания школы Генка попробовал поступить в институт, но сразу же "завалил" литературу. Сочинение на тему "Образы коммунистов в романе "Поднятая целина" ему было не написать. Он эту книгу даже в руках не держал. Другая тема "Образы плохих и хороших людей у Чернышевского" тоже не вселила в него оптимизма. Чернышевского он терпеть не мог. Хлопнув дверью института, он, по совету друзей, подался в другой. Если поступит - можно будет потом перейти в Литературный. И вот - экзамен по математике. Едва Генка прочел первый вопрос одного из билетов, как сразу погрустнел и вспомнил приятеля, приглашавшего его на завод учеником токаря. "Подумаешь, зарплата маленькая, это на первых порах, потом станешь "заколачивать шайбы" - так советовал ему приятель. - Зато свободного времени - хоть отбавляй". Этого Генке и надо было.

   Поднявшись с места и демонстративно положив билет на стол перед комиссией, Генка вышел из здания института и, улыбнувшись, вдохнул полной грудью чистый, после дождя, воздух. Полюбовался на липы и тополя по обе стороны аллеи, с листьев которых торопливо срывались алмазные капли, на голубей, разгуливающих под ногами у прохожих, и, обернувшись и "сделав ручкой" институту, с легкой душой отправился домой.

  Все эти годы он оставался верен своей мечте и продолжал писать, не задумываясь особенно ни о стилистике, ни о точности и выразительности языка и не обращая внимания на художественные средства и синтаксис. Ему был важен сюжет, основная мысль - то, что он хотел сказать и что, по его мнению, должно заинтересовать читателя. Он научился составлять длинные и, как ему казалось, красивые фразы. Он учился этому у других писателей и полагал, что пишет правильно, так же, как все, а вот сюжеты у него даже острее, нежели у других. Он сравнивал свои новеллы с образцами зарубежной приключенческой литературы и, в общем-то, если говорить о занимательности, не видел между ними большого различия. Он написал несколько рассказов о пиратах, неведомых чудовищах, о трагической любви внебрачной дочери некой маркизы и о нелепой смерти одного благородного дворянина, и хотел уже идти на "штурм" какого-нибудь издательства, как вдруг ему пришла в голову трезвая мысль. Он вспомнил об Ольге Ардатовой и решил вначале показать свои труды ей. Все же она понимала в этом толк и могла ему подсказать, стоит ли или еще рано заявлять человечеству о своем существовании на этой земле.

  Они встретились однажды глубокой осенью недалеко от кинотеатра, у автобусной остановки. Генка отметил про себя, что Ольга заметно изменилась и выглядела солидно, совсем не так, как в школе. Какая там сумка с учебниками, черный передник и значок с юным Володей Ульяновым на груди! Теперь она была одета в кожаную курточку поверх свитера и брюки; шею облегал воротник пестрой мужской рубашки. В руках у нее - твидовая сумочка, украшенная полосками кожи. Она повзрослела и расцвела. Недаром подмечено, что с возрастом женщина хорошеет, если, конечно, не толстеет при этом.

   На Генке была синяя осенняя куртка и черные брюки. В руках - объемная папка.