Плов и пирожки с молоком хозяйки убрали про запас. Больше половины колбасы тоже. И всё равно стол получился праздничный. Детям налили по стакану сладкого компота.

– Не торопитесь только, жуйте хорошо! – Не старая ещё женщина давала напутствие ребятишкам.

– С голодухи по многу есть нельзя.

А тут поспел и чай. Некоторое время все ели молча, кроме вновь прибывших. Гости, не сговариваясь, к еде не притронулись, чтобы не отбирать лишний кусок. Но чай пили.

Голодавшие долгое время люди изо всех сил пытались себя сдержать, чтобы не глотать еду жадно, кусками. И некоторым это почти удавалось.

Наконец, когда приятная слабость от сытого желудка начала разливаться по всему телу, местные жители приступили к расспросам.

– Раз вы из 83 года, значит, война уже закончилась? Кто победил?

– Мы победили! – Чуть ли ни хором сказали оба парня, девушка Ксюша и подросток с собакой. То есть собака, конечно, ничего не говорила. Она сидела у окна, поодаль от стола и лишь с интересом наблюдала за всеми. А старый солдат начал рассказывать:

– Я дошел до самого Берлина. Фашисты яростно оборонялись. В советских солдат стреляли не только гитлеровские вояки, но и пацаны, и фрау. Много наших мы потеряли в этом Берлине, будь он трижды проклят. Всю войну многие прошли, а здесь полегли, на чужой земле.

А 9 мая 1945 года была объявлена всему миру Победа над Гитлеровской Германией. И сам их фюрер застрелился от такого конфуза.

– За Победу! Ура! – Закричали все. Они, как показывали в старых военных кинолентах, бросились обниматься. Обнимали друг друга и обнимали своих неожиданных гостей. И плакали, не стесняясь, все. Потому что чувства охватили всех одинаковые: радости и боли.

Немного успокоившись, все расселись, как на собрании, чтобы уже попытаться найти выход из этой ловушки.

– Как же так произошло, что вы потерялись во времени? И как жили, сколько лет прошло, что вы так исхудали?

Мужчины, кто курил, потянулись к сигаретам. Дым вился низкими змейками, расстилаясь по всей комнате.

Лиза пошла к окошку и только взялась за форточку, чтобы открыть её и проветрить, как высокая женщина перехватила ее запястье.

– Нельзя! Те, другие, могут почуять, и тогда даже днём будут ломиться в дом. Я – Валя! Подала она руку девушке и сама первая пожала ей ладонь.

– Лиза! Очень приятно!

Валентина шагнула до печки, открыла побольше вьюшку и заслонку в печке.

– В печку пусть вытягивает. Дым и дым! Никто ничего и не заподозрит! – Пояснила Валентина.

Лейтенант, который за столом украдкой поглядывал на Ксюшу и сейчас как бы случайно оказался поближе к девушке, рассказал Геннадию и всем свою историю.

– Я тогда после тяжелого ранения в грудь и ногу очень долго валялся по госпиталям.

Но выздоровление шло медленно. Любая маломальная хворь, вроде простуды, вроде простуды, прицеплялась ко мне. Нога вроде и зажила, но сильно болела. Ходил с трудом и долго на ней не мог даже стоять. И мне разрешили съездить на родину – подлечиться в тылу. Так я и приехал к матери в Новосибирск. Доктора здесь оказались грамотными. Дело быстро шло на поправку.

Здоровье тоже наладилось. Грибы, ягода, лес недалеко, – сразу за огородом. В речке рыба, даже зеркальный карп водится.

Да и не голодал тут никто. Не голодали, – поправился он. Но это… уже потом началось. Некоторые горожане кур и коров держали. А уж про деревню и говорить нечего. В огородах даже арбузы садили. Свежий воздух, парное молоко, спокойный сон хоть кого на ноги поставят.

Завтра меня уже на комиссию в госпиталь пригласили. Думаю – выпишут, в тот же день сяду на поезд и обратно – на фронт фашистов бить.

Легли спать. Всё было, как обычно. А утром проснулись, позавтракали. На работу с наших двух улиц люди пошли к остановке на трамвай и я с матерью тоже.

Ждали, ждали. А ни одного трамвая, ни машины не проехало. И какая – то тишина странная. Звуки только с наших двух улиц доносятся: коровы мычат, хозяйки ведром железным стукнут, дети перекликнутся.

А с других сторон шума вообще не доносится. Никакого!

Вернулись домой, а электричество отключили. И радио молчит, даже треска никакого. Телефон, у кого был, тоже проверили – мертвый.

Пошли пешком. Ну, думаем, может, что непонятное случилось. Авария или что. Да и с опозданием на работу строго – законы военного времени. Прошли немного и всё – темнота впереди. Не ночь, там хотя бы луну и звезды видно. А просто полная темнота и пусто, глухо. Страшно куда – то двигаться. Ориентир, даже просто направление вскоре теряешь. На войне всякое было. И смерть мимо пролетала не раз. Но так страшно никогда не было.

Я встал в нерешительности: идти дальше или повернуть назад? Не знаю, что делать. И тут слышу, мать моя рядом где-то, громко так говорит: – Стойте! Не поворачивайтесь! Назад выходите пятясь, как раки.

Я да еще некоторые, что недалеко были, послушались и назад попятились.

Так и вынырнули из темноты. Где вошли, там снова и оказались.

А те, кто не вышел оттуда, пошли дальше или как, не знаем, через день – два тоже вернулись. С виду люди как люди. А только часто они становятся как звери. Глаза невидящие становятся, страшные. Изо рта слюни и пена показываются. Рычат, крики нечеловеческие издают. Могут набрасываться на домашних животных и на людей. И чем дольше, тем чаще. И какие – то особенно сильные становятся. Их бьешь кулаками, даже палкой, а они не боятся совсем, пока не отключатся.

– Пока коровушки – кормилицы живы были, так мы еще держались. Молоко было, да и телята. Возле речки покос хороший на нашей стороне остался.

– А весной последнюю коровенку эти нелюди приели, окаянные! – Вступила в разговор повариха Валентина. – Картошки ведро осталось.

Огороды у нас при домах были. Этой весной уж и не садили ничего. Вурдалаки совсем озверели, ничего делать не дают. Скольких людей уже убили, да съели.

– Дома, которые без хозяев остались, насчет продуктов давно уже всё обыскали, ещё в первые два года.

На речке рыба есть, но уже месяц как не ходили. Сил у нас обороняться не осталось, ослабели с недоеду. Что дальше делать будем, не знаем. Или, может, вы чем помочь сумеете? – С робкой надеждой высказал свою надежду на чудо приземистый старик с бородой.

– Поможем, дед, обязательно поможем! – Мишаня со своим другом Юркой были настроены по – боевому.

– Сделаем осиновые колья и вперед на вампиров!

– Вон у вашего милиционера пистолет есть.

– Прорываться будем с боем! – Поддержал его друган.

– Молод ты, сынок. Прорываться! Куда прорываться ты собрался? Говорят же, со всех сторон темнота. И выходят оттуда уже не люди. Хочешь в такого же превратиться? – Огрызнулся дед. – Нет уж, пусть я умру здесь от голода, но душу свою сохраню чистую. Я хоть из раскулаченных сюда попал, но к Богу счётов у меня нет.

Его поддержал и милиционер.

– Не раз мы по каждой тропинке ходили, выход искали. Только тьма кругом. Так и пятились, как раки, задом. Спасибо вон его матери! – Кивнул он на лейтенанта. Баба Анна и спасла нас.

– А как вы догадались, баба Аня? – Поинтересовалась Лиза. Она кое-что слышала о чудесном от бабушки в детстве.

– Догадалась. За свою жизнь наслышалась о леших, русалках, банницах, водяных и прочей нечисти. Нет – нет, и что – то в жизни пригодится.

Это современные пионеры да комсомол с коммунистами ни в Бога, ни в Черта не верят. А старые люди неглупые были.

Бабушка внимательно всмотрелась в девушку и спросила:

– А ты не колдунья ли часом? – Она прищурилась.

– Вон и глаза у тебя какие – знающие, бесстрашные!

Лизе стало неудобно от того, что все стали испытующе рассматривать её. Она очень не любили привлекать к себе внимание.

– Нет, я не колдунья, а учительница. А что немного знаю, так это правда. Бабушка у меня травницей была и шептухой. Людей лечила, детей от испуга и грыжи заговаривать умела.