Осенью 1944 года, когда они проколесили примерно год, отношения Марго с возлюбленным, видимо, разладились. Она неожиданно вернулась в Керриган Фоллз и в течение года вышла замуж за Саймона Уэбстера, основателя газеты «Керриган Фоллз Экспресс».
Остепенившись, Марго всё равно оставалась чудачкой и часто целыми днями не покидала свою комнату – даже чтобы поесть или помыться. Человеку, пытавшемуся руководить ежедневной газетой, справляться с этим было непросто, и Саймон нанял сиделок, которые уговаривали Марго есть и дважды в неделю засовывали её в ванну. Эти эпизоды закончились так же быстро, как начались, и уже вскоре Марго со смущенным видом сидела за завтраком в своем розовом шёлковом халате, намазывая маслом тост и прихлебывая кофе, – вернувшись оттуда, куда путешествовал её разум.
В те дни она также наведывалась в цирк, и Сесиль боялась её появлений – Марго была ненадёжна в работе, требовала, чтобы её номер включали в программу, но не репетировала достаточно, чтобы он был безопасным. На лошади Марго была непревзойдённым профессионалом. Хотя Сесиль отлично ездила верхом, она и в подмётки Марго не годилась. Под ней как будто вовсе не было лошади – словно она взаимодействовала со стулом, а не с живым подвижным существом, обладающим собственным разумом.
Осенью 1950 года, после пяти лет брака, Марго родила дочь Одри. Эксцентричная и импульсивная натура Марго стала проявляться всё более необузданно, она выказывала странные признаки, похожие на помешательство: утверждала, что видела в поле дьявола. Однажды Саймон нашёл её в яблоневой роще: босиком, в тонкой ночной рубашке Марго смотрела на первый снег. Нараспев читая заклинание, она утверждала, что он попросил показать ему ребёнка, а в руках у нее болталась Одри. На этом Саймон понял, что с него хватит. Одно дело подвергать опасности себя, но другое – причинять вред маленькой дочери. Он позвонил в специальное заведение, чтобы Марго забрали, но через день у неё развилась лихорадка, а через три дня она умерла.
Сесиль была с труппой на гастролях, но вернулась и взяла на себя большую часть заботы об Одри, позволив менеджеру управлять цирком в её отсутствие. «Цирк Марго» продолжал процветать все шестидесятые, Одри научилась вольтижировке, как Сесиль и её мать, и каждое лето выступала на представлениях. В 1972 году, когда Одри ясно дала понять, что не хочет жить на колёсах, Сесиль, которой тогда было уже семьдесят два года, решила, что пришло время сворачивать шоу. В течение нескольких лет продажи билетов падали, с тех пор как у семей появились другие формы досуга. Эпоха цирка – и «Цирка Марго» – подошла к концу.
Теперь «Цирк Марго» остался жить только в памятных вещах. Афиши и транспаранты с лицом Марго до сих пор попадались по всему Керриган Фоллз. В историческом обществе имелась целая коллекция цирковых памятных вещей, как и фирменных банок из-под горчицы «Золтан».
Лару охватила резкая ностальгия по Сесиль, и она схватила раму. Мать была права. Эта картина должна быть с ней. Она в ближайшее время даст заказ Гастону Буше.
В квартале от своего дома, на пути к Мэйн-стрит, она зашла в кофейню «Оформим и накормим» – перед трёхчасовой вечерней сменой ей требовался кофеин. Вскоре после того как Лара купила радиостанцию, Карен открыла единственную в Керриган Фоллз кофейню в бывшем магазине скобяных изделий по соседству с «99.7 K-ROCK». «Оформим и накормим» стала одним из новых предприятий, преуспевающих благодаря выходцам из Вашингтона, которые переехали в провинцию, ожидая найти там латте, торт «Красный бархат» и свежевыпеченный хлеб.
Над головой Лары прозвенел колокольчик, и она заметила, что для вечера среды в кофейне царило затишье. Карен постоянно беспокоили местные студенты колледжа, которые заказывали один большой стакан заварного кофе и на четыре часа занимали диван только посидеть в интернете с нового Wi-Fi. Судя по всему, сегодня вечером у неё заседали четверо студентов и книжный клуб. Но книжный клуб был скорее добрым знаком – кажется, любители чтения заказали множество тортов и напитков со взбитыми сливками.
Помещение старого хозяйственного магазина было длинным и узким, с широкими дубовыми досками на полу и жестяным потолком. Карен и Лара сняли прилавок в старой аптеке, которая некогда находилась на нынешнем месте студии «99.7 K-ROCK», и на двух одолженных багажных тележках перетащили его в кофейню. Он идеально вписался вдоль стены, и Карен выставляла туда булочки и маффины под стеклянными колпаками. Потом они прошерстили все комиссионные магазины и распродажи недвижимости вниз и вверх по шоссе 29 и нашли старые бархатные диванчики и винтажные кожаные кресла. Теперь всё это выглядело как курительная комната, оформленная в глубоких натуральных цветах: тёмное дерево и состаренная кожа. Лара была очень довольна, что из такой разномастной мебели получилось в итоге такое хорошее сочетание.
Расплачиваясь за напиток, Лара приметила доску Уиджа на кофейном столике: не настолку от «Паркер Бразерс», а старинную, которую не видела здесь раньше.
– Откуда это у тебя? – Она указала на доску.
– Правда, классная? Думаю, как-нибудь ночью после закрытия мы устроим спиритический сеанс. – Карен накрыла крышкой Ларин мокко с белым шоколадом. – Клиентка пожертвовала заведению. Её ещё можно использовать как поднос.
Лара заметила, что края доски чуть загибаются вверх.
– А кто это был?
Карен дёрнула плечом.
– Да не знаю. Какая-то блондинка. Знакомое лицо, но я не уверена, откуда. – Она приподняла бровь. – Господи, ты что, до сих пор боишься спиритических сеансов?
– Н-нет, – неубедительно сказала Лара.
– Ну ты как маленькая. Это же просто настолки, как «Улика»[3].
– Вообще ничего общего с «Уликой»! – Лара смерила взглядом доску Уиджа. Её магия проявилась во время ночёвки у Карен, когда ей было шесть. Ради шутки старшая сестра Карен с подругами решили попугать младших девочек спиритическим сеансом. Но вместо этого Лара сдвинула доску силой мысли, и девчонки-подростки испугались сами и с визгом бросились бежать через весь дом. Так Лара в первый раз совершила «корректировку».
Карен как будто прочла её мысли, заметив:
– Папа сказал, это статическое электричество подвинуло доску. Так часто бывает.
– Нет, Карен, это как раз бывает не часто.
После того как Карен увидела эпизод с магическим расстёгиванием свадебного платья, Лара предполагала, что подруга начала что-то подозревать, скорее всего сопоставив все странные вещи, которым стала свидетельницей за эти годы.
– А какое имя появилось на доске? То, что так тебя напугало. – Карен посмотрела вверх, пытаясь припомнить. – Альта…
– Альтаказр. – Лара схватила чашку со стойки. Это имя она не забывала никогда. Лара спросила доску, кто здесь, и ответом ей было: «Альтаказр».
– Бетси хотела назвать кота Альтаказром, но ты так перепугалась, что расплакалась. Весёлые были времена. – Карен взглянула на картину, прислонённую к диванчику. – Откуда это у тебя?
– От матери, – пояснила Лара. – Она убирается дома и решила, что эта картина будет идеально смотреться у меня в столовой.
– Или здесь, – предположила Карен. – Отлично выглядела бы рядом вон с тем кожаным честерфилдом. – Она показала на членов книжного клуба с толстыми фолиантами «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» на коленях.
– Это семейная реликвия, – сказала Лара со вздохом. – Я немножко подержу его у себя, потом подарю тебе. Гастон Буше сделает к ней раму чуть менее… ладно, просто раму поменьше.
– Да уж, рама поменьше бы не помешала, – рассудительно поддакнула Карен.
Направляясь к выходу, Лара немного ускорила шаг, проходя мимо спиритической доски. Слышно было, как Карен за её спиной хихикнула.
– Ты такая злая, – сказала Лара, закрывая за собой дверь.
Она перешла улицу к багетной мастерской Гастона Буше. Ещё один наддверный колокольчик прозвенел над её головой. Почему всем в Керриган Фоллз требовались оповещения, что их дверь открывается? Как будто здесь когда-либо случались преступления. Несмотря на небольшой штрих старомодности, этот бронзовый колокольчик, внутри галерея была оформлена очень стильно, с гладкими блестящими стойками и подсветкой. Образцы рам всех размеров были скомпонованы в аккуратные стопки вдоль стен. Два хромированных дизайнерских стула «Василий» с коричневыми кожаными сиденьями стояли по обе стороны небольшого стеклянного стола с огромными альбомами репродукций посередине.
