— А как же пророчество? — Кэлен провела пальцами по его коже, как перышко, наблюдая, как свет в его глазах меняется вместе с ходом его мыслей.

— Полезно и бесполезно. — Его ответ пришел почти слишком быстро. — Возможно, часть магии, возможно, дар Создателя. Я не философ. — Даркен с любопытством бросил на нее взгляд. — Почему это имеет значение?

— Может, и нет, — услышала она свой собственный голос, но сердце ее дрогнуло. До сих пор было странно признаваться Даркену Ралу в чем-либо. Не в последнюю очередь из-за их истории, но также и из-за его защиты. Стены, которые он возвел, выше, чем ее собственная, и чтобы их пробить, потребовалось столько труда. Иногда Кэлен казалось, что это соревнование, и она не хотела проигрывать.

Но любовь была любовью, а не стратегией, и поэтому она свободно призналась:

— Да, я верю, что есть Создатель. Я не верила, когда была ребенком, но когда выросла… Я хочу верить, что есть причина ожидать удачи, если ты ценишь жизнь и защищаешь ее. Наша семья, и моя семья прежде — я не хочу считать их продуктом случая.

Между бровями Даркена образовалась складка.

— Если Создатель благословлял тебя, значит, она смотрела в другую сторону, когда ты страдал?

— Хранитель тоже существует, — сказала Кэлен, но поняла привкус горечи в его словах. — Они воюют за контроль над землей, так говорится в текстах. В войнах есть победы и поражения. Когда мой отец каждую ночь связывал мне и моей сестре руки, чтобы мы не исповедовали его, и заставлял нас использовать наши силы для его благо, возможно, Создатель наблюдала, но не смогла одержать победу. В конце концов я нашла свою семью Исповедников… Что так же важно, как и страдания.

— Если есть Создатель, то она доровала мне только тебя, — пробормотал Даркен себе под нос. — Еще до того, как я отверг ее, мой отец использовал ее против меня. Создатель говорла, что дети должны слушаться своих родителей, несмотря ни на что. В пророчестве Создателя говорилось, что меня убьет мой младший брат. Хранитель может забрать свое…

Кэлен вздрогнула, и не от холода.

— Даркен.

— Если Создатель существует, я не знаю, смогу ли я любить ее. Мой отец верил в нее — и верил, что она излучает на него свое одобрение. — Резкость в его голосе сказала ей, что он ненавидит саму эту мысль.

— Нет, — твердо сказала Кэлен. — Если бы Создатель существовала, она бы любила тебя. Ты был ребенком.

— В том, что сделал мой отец, не было любви, — сказал Даркен почти пустым голосом. — Мне трудно преодолеть разрыв между этим и его словами о Создателе.

Она покачала головой, положила ее ему на плечо.

— Неважно, существует она или нет. Страдания — это все еще работа Хранителя. Я только надеюсь, что в Подземном мире существуют темные мучения для моего отца… И для твоего… И для всех тех, кто не осознает драгоценный дар своих детей.

— Это самый мудрый ответ, — тихо и мягко ответил он, положив руку ей на затылок.

Однако, прежде чем она успела открыть рот в ответ, изножье их кровати шевельнулось. Под одеялом поднялась шишка, и оттуда высунулась взлохмаченная темная голова.

— Николас, — удивленно упрекнул Даркен.

— Что делаешь? — спросила Кэлен.

— Мне холодно, — сказал мальчик. — И Рини тоже. Мы можем спать в твоей постели?

Даркен фыркнул, как будто это было маловероятно сегодня вечером, но Николас наполовину забрался на Кэлен, а затем Ирэн выглянула из-за двери.

— Все в порядке? — нерешительно спросила она.

Перед лицом двух детей Даркен казался неспособным к сопротивлению. Он издал низкий звук, и вскоре Ирэн тоже запрыгнула в кровать и под одеяло, прижимаясь к боку отца. Даркен вскрикнул.

— Ноги.

— Извини, нам очень холодно, — пробормотала Ирэн, всего лишь круглое лицо над темными мехами.

— Кто подпустил тебя близко? — спросила Кэлен, поглаживая волосы Николаса. — Гарен или Далия?

— Обе, — сказал ее сын с некоторой гордостью. — Арианна сказала, что мы вели себя как дети, и она собиралась сказать госпоже Гарен, что мы ускользнули, но это не сработало, и госпожа Далия притворилась, что не видит нас.

— Конечно, она так и сделала, — сказал Даркен с сарказмом, который Кэлен знала, что он не имел в виду. Он обнимал Ирэн так же по-отечески, как всегда.

— Мм, понятно, — сказала Кэлен и слегка улыбнулась. Для всей семьи никогда не хватало времени. Младшей из них было уже почти шесть, а старшая все больше приближалась к женственности. Еще один звук у двери заставил всех четверых поднять головы. Арианна, долговязая веточка в ночной рубашке с нечесаными волосами, скрестила руки на груди.

— Я не хочу быть совсем одна… — Кэлен рассмеялась.

— Тогда присоединяйтесь к нам в постели. Уверен, Лорд Рал не будет возражать. — Она ухмыльнулась Даркену, и он попытался, но не смог скрыть первые признаки улыбки. Все они уютно устроились на большой кровати и вскоре совсем забыли о холоде.

— Я бы хотел, чтобы у меня был кто-то, с кем я мог бы спать все время, — сказал Николас, наполовину приглушенный, прижимаясь к боку Кэлен. — Это намного теплее, чем спать в одиночестве.

— Когда станешь старше, — сказал Даркен через плечо Кэлен и голову Ирэн. — Хотя я предлагаю тебе не жениться только по этой причине.

— Ну, мы даже не знаем никого, за кого могли бы выйти замуж, — указала Арианна, положив голову на другое плечо Даркена. — А как вы с мамой познакомились?

На мгновение комфорт стал темным, неловким и жестким. Кэлен не смотрела Даркену в глаза. Одно дело простить прошлое, но забыть невозможно. Даркен нарушил напряженную тишину.

— Мы были на войне, твоя мать и я.

Кэлен выдохнула, не осознавая, что задержала дыхание, и кивнула.

— Тогда мы были другими людьми, Арианна. Все было по-другому.

— Вы много ссорились? — спросил Николас.

— Да… — признала Кэлен. — Но мы остановились, в конце концов.

— Как сказала твоя мать, все изменилось, — мягко сказал Даркен.

Дети затихли. Было поздно, и они были сонные, и все это не имело для них большого значения. Сон приходил к ним всем, один за другим, пока Кэлен не подняла глаза и не увидела только

не заснувшего Даркена.

— Ты не жалеешь, что все изменилось? — На мгновение она не поняла, произнесла ли она эти слова вслух. Он нахмурился.

— Конечно нет. — Его пальцы прочесали ее волосы, нежно, мирно. — Вот где я счастлив. — Осталось невысказанным боль. «Возможно, единственное счастье, которое я могу познать.»

Кэлен кивнула и с полуулыбкой удивилась, почему она спросила.

***

— Мне очень жаль, — сказала Дженнсен, опускаясь на колени перед его троном. — Я поторопилась и поверила тому, что мне сказала Денна.

Пальцы Даркена дернулись, проводя туда-сюда по его нижней губе. Кэлен сидела на своем троне, рядом с ним, вся холодная власть и решительность. Она не позволит ему дать волю своим эмоциям — он тоже не позволит, как обещал ей два года назад.

В словах была искренность. Как и ее глаза, такие же голубые, как у любого Рала. Все в ней, от ее скромного коленопреклонения до легкой позы Гарена позади нее, говорило о том, что Дженнсен действительно раскаялась в своем покушении на убийство.

Кэлен просила его простить сестру, и все же Даркен боролся. Щупальца боли и ненависти обвились вокруг его сердца, сильные, как корни огромного дуба. Одна рука покоилась на подлокотнике трона, костяшки пальцев побелели, когда он сжимал резное и позолоченное кресло. Она пыталась убить его, намеревалась убить его семью. Где невинная сестра, которую он нашел так много лет назад?

Эта Дженнсен была взрослой женщиной, отмеченной болью и мучениями. Рыжие волосы безвольно ниспадали на шею, под глазами так же висели темные круги.

«Я не использовала эйджил несколько месяцев», сообщила ему Гарен. «Она просто открыла глаза на правду.»

Кэлен, Далия, Гарен — все говорили ему дать еще один шанс. Наконец Даркен с усилием кивнул Дженнсен.

— Твои извинения приняты. — Облегченная улыбка скользнула по ее губам.