– Эта, что ли?

– Ну да, – волнуясь, откликнулся певец, который, сразу же бухнувшись в кресло, тоже смотрел на меня. – Получится, как думаешь?

– Да получиться-то получится, милый, – усмехнулась та. – Только жалко такую фактуру гримом портить. На твоём месте я бы лучше её взяла, а не эту Ольгу.

– Говорю же, заболела она, – буркнул клиент, отведя глаза. – А Витя именно её хочет. Короче, Люба, не рассуждай давай, а принимайся за дело. И никому ни слова. Даже Голубеву, а то опять распсихуется.

– Не бойся, Сема, все будет в ажуре. Садись в Это кресло, девочка, и приготовься к экзекуции.

Ткнув пальцем в свободное кресло, она скрылась за шкафом, а я покорно опустилась на мягкое сиденье.

Почти час эта мегера, не вынимая папиросы изо рта, мурыжила мои лицо и волосы, убирая и залепливая все, чем я так гордилась и чем щедро наградила меня природа, то бишь мою первозданную красоту. При этом она непрестанно кривилась и вздыхала, словно давала понять, что совершает какое-то святотатство или кощунство. Я молча терпела, с ужасом наблюдая в зеркале, как исчезают знакомые черты моего лица, а из распущенных волос делают какую-то невообразимую конфигурацию в стиле панк. Сема куда-то исчез ещё в самом начале. Наконец, когда я уже совсем перестала себя узнавать. Люба вынула изо рта изжёванный мундштук давно погасшей папиросы, швырнула его в урну и удовлетворённо изрекла:

– Ну здравствуй, Оленька.

– Здрассьте, – буркнула я, рассматривая себя. – Очень похоже получилось?

– Копия. – Она вынула из тумбочки фотографию Ольги. – Смотри сама. Сейчас ещё Сема костюм принесёт, наденешь его, подберём, где нужно, и ни одна собака тебя от Ольги не отличит. Главное, под софитами много не крутись, а то потечёт все.

Она подошла к двери, закрыла её на замок, вернулась к шкафу, вытащила плоскую бутылку армянского коньяка, отвинтила крышку и сделала пару глотков. Потом поставила все на место, зажгла папиросу, с наслаждением затянулась, выпустила облако дыма, окутавшее всю её голову, и задумчиво пробормотала:

– И что это Сема такую тайну из этого устроил? Никогда раньше так не суетился. Подумаешь, заболела… Даже в костюмерную сам пошёл за платьем. Это специально для этого клипа сшили. И туфельки. У тебя какой размер, кстати?

– Тридцать пятый.

– Значит, как раз будут. Тебя-то он где подцепил?

– Нигде. Я сама его склеила, – гордо ответила я. – Полгода около его подъезда продежурила и вот додежурилась, заметил наконец.

– Дуры вы, девки, – вздохнула она. – Об вас ноги вытирают, а вы и счастливы.

– Это ж не кто-нибудь с улицы вытирает, а звезда. Он когда со мной первый раз заговорил, я чуть в обморок не упала.

– Нашла из-за чего, – усмехнулась она. В моей сумочке затрещал сотовый телефон, я встала с кресла и взяла трубку. Это был Родион.

– Ну, как там, на звёздном Олимпе? – проворчал он. – Автографы ещё не просят?

– Уже очередь стоит. А что у вас?

– У нас сплошные неприятности. Такое ощущение, что девчонку решили на мясо разделать, а потом почему-то передумали. Живого места нет. Её действительно убили в ванной, а потом за ноги перетащили на кровать. Часов в семь утра это произошло. Сейчас её в морг увезли, мои ребята из милиции тут осмотрели все, сфотографировали, отпечатки сняли на всякий случай. Похоже, что убийца мог залезть в квартиру через открытое окно на кухне. Она на втором этаже, а под ней козырёк подъезда. Любой может забраться. Но это вовсе не факт. – Он помолчал. – Сдаётся мне, что наш парень все-таки сам её укокошил.

– А зачем он тогда к нам припёрся?

– Не знаю, но скоро все выясню. Я своим ребятам сказал, чтобы до завтрашнего утра не дёргались, так что время есть. Где там наш клиент?

– За платьем пошёл, а что?

– Хочу, чтобы он узнал её адрес у своего продюсера Голубева. Нужно ведь сообщить родным…

– А что, её документов там не было?

– Сумочку нашли, но паспорта не было. Может, просто не носила. Ладно, я остаюсь в офисе, жду звонка.

Не успела я спрятать трубку, как в дверь по-хозяйски постучали. Я вздрогнула, а Люба, сунув в рот жвачку, пошла открывать.

В комнату стремительно вошёл незнакомый мужчина где-то между сорока и пятьюдесятью. Плотный, с обрюзгшим лицом, на котором бегали маленькие умные глазки, волос на голове почти не осталось, а те, что ещё имелись, были седыми. На мужчине хорошо сидел светлый костюм, а ярко-коричневый галстук гармонировал с цветом его огромных туфель. Мне показалось, что при виде меня в глазах его мелькнуло недоумение, но быстро исчезло.

– Привет, Люба-краса, – бросил он походя гримёрше и сразу направился ко мне, вытянув большие руки. – Ну здравствуй, Оленька! Очень рад тебя видеть. – Я даже не успела опомниться, как он взял меня за плечи, притянул к себе и слюняво поцеловал в губы. Потом отстранился, критически осмотрел и с восхищением заключил. – Хороша! До чего ж ты сегодня хороша! Правда, Любаша, она прелесть?

– И не говори, Витенька, – натянуто улыбнулась та, опускаясь в кресло. – Тебе ли этого не знать…

– Ну ладно ты, кончай в самом деле, – похотливо осклабился он, оставляя меня и подходя к ней сзади. – Всему своё время, дорогуша. – Он начал бесстыдно мять её груди. – Соскучилась по мне, поди? Ничего, мы ещё вспомним с тобой наши деньки. Не дуйся только, лапа. – Он нагнулся и поцеловал её в затылок.

Люба даже не шелохнулась. Мужчина – я уже поняла, что это продюсер Голубев, – вернулся ко мне, застывшей около шкафа с видом испуганной идиотки. Он был почти моего роста, поэтому ему не нужно было наклоняться, чтобы прошептать мне на ухо, брызгая слюной и дыша лёгким перегаром:

– Ты где была вчера, проказница? Я тебя всю ночь ждал, между прочим.

– Мама заболела, – промямлила я первое, что пришло в голову.

Он просверлил меня глазами и усмехнулся, отходя в сторону:

– Надеюсь, сегодня все будет нормально.

Потом хлопнул в ладоши, и лицо его сразу приняло деловой вид.

– Так, где наш Семочка? В студии уже почти все готово, сейчас закончат декорации, и можно начинать.

– Он одеваться пошёл, вот-вот будет, – ответила Люба, наводившая порядок на столике под зеркалом. – И Ольгин костюм принесёт.

– Это хорошо. – Он развернулся на месте и опять уставился на меня. – Какая-то ты сегодня не такая, крошка. Неужто из-за матери?

Я кивнула. Мне ужасно хотелось достать из сумочки платочек и вытереться после его поцелуя, но я не решалась.

– А ты не слишком много грима на неё положила? – спросил Виктор, все ещё рассматривая меня.

– У неё сыпь, пришлось замазывать, – пояснила Люба.

– Сыпь? – Он брезгливо поморщился и с лёгким испугом произнёс:

– Какая ещё сыпь? Заразная?

– Нет, нет, – быстро успокоила я его, – просто плакала всю ночь, вот и…

– А-а, тогда ладно, – облегчённо вздохнул он и снова заулыбался. – Ну где же этот поросёнок?

Тут дверь открылась, и в комнату вошёл Сема. Он был облачён в экстравагантный костюм, состоящий из каких-то перьев, блёсток, колокольчиков и разноцветных кусков материи. На одной руке висело неземной красоты бальное платье, а в другой были такие же умопомрачительные туфельки. Глаза мои загорелись, я забыла обо всем и кинулась к платью, то есть к клиенту, со словами:

– Боже, и это все для меня?!

– Для тебя, для тебя, дурочка, – довольно проговорил за спиной Витя. – Только не притворяйся, что ты его не видела.

– Ах, ну да, – сконфузилась я, отходя, и только тут обратила внимание на Сему.

Он стоял, бледный и растерянный, у дверей и вопросительно смотрел на Любу. Та спокойно улыбалась.

– Ну, чего встал столбом? – грубо сказал продюсер. – Отдай костюм и иди в студию, порепетируй пока. Ольга сейчас придёт.

Так и не сказав ни слова, знаменитый певец отдал мне платье с босоножками, развернулся и вышел из комнаты, притворив за собой дверь. А Виктор сразу засуетился вокруг меня:

– Так, давай переодеваться, лапочка. Люба, помоги ей раздеться, а я платье подержу.