Внезапно исполин остановился, поднял голову к небу и издал низкое утробное рычанье, заглушившее голос небесного отца, Священного Пакрома. Этим он, видно, хотел ещё больше устрашить топтавшихся у него под ногами крохотных людей. Но он бы сам испытал бы ещё больший страх, если бы увидел тройку смельчаков, пробиравшуюся к нему. Увидев эту тройку, Элейм вздрогнул во второй раз – среди них он увидел своего отца, царственного Дирея. Ему хотелось закричать, хотелось подбежать к отцу, умоляя его не делать этого, но он остался на месте. Остался, успокаивая себя тем, что так нужно, что этого не избежать.
Смельчаков Сметт почти сразу заметил в зелёной листве. Его уродливая голова опустилась вниз, а из широко разинутой пасти раздался полный ярости низкий утробный рык. А после тяжёлая налитая рука попыталась схватить обидчиков. Но те, вовремя отскочив, не позволили ему этого сделать – Сметт схватил руками воздух. Неудача только разозлила исполина: снова прорычав в небо демоническим рокотом, после чего рука монстра потянулась к поясу, где в ножнах спокойно болтался меч. У Элейма похолодело всё внутри. Ему на секунду показалось, что сейчас произойдёт самое страшное – Магистр Тьмы в мгновение разрубит отца и двух его верных воинов. Но ему повезло – в действительности всё произошло иначе: выхватив из ножен меч, Сметт замахнулся, и хотел ударить, но находчивые воины вовремя поставили защитный колпак, он накрыл их прозрачным непроницаемым щитом прочнее стали, ударившись о который, меч с весёлым звоном отскочил назад. Раздосадованный монстр в гневе пнул колпак ногой, и только причинил себе боль. Когда же она утихла, исполин снова подошёл к щиту и несколько раз ударил по нему со всей силы кулаком, но лишь ушиб костяшки пальцев. Поняв, что его попытки бесполезны, Сметт отступил. Увидев это, воины, бывшие под ним, сняли защиту. Это обрадовало Тёмного. Он подскочил к своим противникам, рыча в предвкушении скорой победы – он был абсолютно уверен в том, что теперь их судьба предрешена. Но, едва только монстр сделал шаг навстречу воинам, в его сторону полетел плотный воздушный сгусток, который взорвался и заставил слегка покачивающегося исполина отскочить назад на несколько шагов, столкнувшись с его телом. С трудом удержав равновесие, исполин в ярости прорычал гневное проклятье. Дирей как будто нарочно поддразнивал исполина, каждый раз ставя его в неловкое положение, а тот поддавался, не понимая, что человек уже предвидит каждый его шаг. Обезумев от ярости, он бросился навстречу воинам, не понимая, что они уже его поджидают. Когда Элейм увидел горящие лютым огнём глаза, обнажённые в злом оскале острые клыки, длинные, развивающиеся на ветру волосы исполина, его захватил страх. Страх не за себя – за отца. А ещё меч, который он держал перед собой. Для чего Сметт это сделал, принц понял совсем скоро. Как и то, что меч был не простой:с его помощью можно было творить боевые заклятья. Сметт посчитал, что сейчас настал самый подходящий момент, чтобы воспользоваться магией клинка. Защитники не могли знать о том, что Сметт уже сотворил заклятье, и всё что ему осталось – это материализовать его. Это случилось, когда остриё меча вдруг выгнулось – странно, что металл, из которого был выкован клинок, был столь гибок, но ещё больший страх они испытали, наблюдая, как его рукоять медленно срастается с сжимавшей её рукой. Одновременно с этим на серебряную сталь медленно наползала чешуя самого Сметта, превращая его в змею. Змея стояла на руке неподвижно, пока на ней не выросла вытянутая обтекаемая головка, а в прорезавшихся маленьких черных глазках не появился кровожадный блеск. Полностью повинуясь своему заклинателю, змея вытянула наружу свой длинный раздвоенный язык, как бы щупая им окружающее пространство. При этом она постоянно вертела головой, словно бы ища что-то, или… кого-то? Её непродолжительные поиски закончились, едва только её маленькая уродливая головка остановилась на трёх воинах-смельчаках. Бледно алый раздвоенный язык в последний раз прощупал воздух, потом, повинуясь командам заклинателя, молниеносным движением змей выбросил голову вниз, растягивая скрученное в тугие кольца собственное тело. Если бы всё это время Дирей и его воины оставались на месте, её клыки обязательно достигли бы цели, но Царственный Дирей успел увести своих воинов в сторону. Но одному всё же не удалось ускользнуть от коварного змея. Длинный раздвоенный язык призванного существа обнял его мёртвой хваткой, и потащил в ненасытную утробу, увенчанную рядом мелких, но острых зубов.
Расправившись с жертвой, Сметт вновь метнул свою змею, как лассо, которая, едва нащупав чешуёй прохладную почву, тут же попыталась схватить своими короткими, но острыми клыками хотя бы одного из двух оставшихся. Но, на этот раз Царственный Дирей и его спутник были готовы к этой атаке. Они поджидали змею с всего одним заклятьем. И, когда вытянутая морда с грубым обрезанным носом, с маленькими ноздрями-точками и огромными круглыми, всё время влажными глазами, оказалась возле них, все воины по команде короля одновременно вытянули руки вперёд, из которых по первому требованию сознания вырвалась стая огненных метеоров. Змея попыталась ускользнуть, но ей не удалось спрятаться от них. Первый же из них угодил змее прямо в глаза. Стекловидная роговица, защищающая их, не выдержав неистового жара истинного пламени, мгновенно лопнула. В ту же секунду вспышка боли, невероятно сильная, пронзила змея, а вместе с ней и её заклинателя. Змей извивался под громоподобный рык Сметта. Это на время сделало его беспомощным, и этим не могли ни воспользоваться стоявшие внизу воины. Пока Сметта и его Змея крутило в мучительных корчах, они, защитник, по команде короля, прижались друг к другу и стали метать в Змея фаерболы. Огромные, они взмывали в небо, освещая его подобно истинному пламени Нагоша, но достигнуть цели им доводилось редко: несмотря на то, что Змей ослеп, его хозяин видел прекрасно, и, не смотря на боль, заставлял Божественного уклоняться от фаерболов. Те же, что чудом достигали цели, не причиняли монстру особого вреда. Пламя, коснувшись блестящей, вечно влажной чешуи, почти сразу гасло, не повреждая упругую чешуйчатую плоть. Так что, очень скоро стало понятно, что это бесполезно. Однако, у Дирея просто не было выбора – либо они победят исполина, либо он победит их. Так что, Дирею нужно было сражаться до последнего.
Между тем, движения гибкого тела Змея становились мягче, и чешуйчатый монстр уже начал высовывать свой длинный раздвоенный язык в поисках жертвы. Это заставило воинов поторопиться. Пока голова змея металась, пытаясь нащупать в воздухе запах людей, велению Маны из ладони Дирея на глазах изумлённого Элейма выросла длинная упругая плеть, которой правитель попытался достать шею чудища. Однако, змей извивался, не давая Королю поймать себя, и, не смотря на угасающую боль, даже пытался поймать его кончик. И человеку это почти удалось, но в один момент чёрная как сама смоль плеть Дирея вдруг обхватила шею Змея своими гибкими нитями. Почувствовав это, Змей затрепыхался, забился, силясь вырваться из прочных пут. В это время точно такие же плети выросли из рук второго воина, и, поскольку шею крепко держал Дирей, остальным ухватиться за неё было уже несложно.
Несмотря на это змея продолжала биться, с каждым разом все сильнее дёргаясь в стягивающих её путах, и даже смогла немного ослабить жгут, удерживающий голову. Дирей понял – путы не настолько надёжны, как он ожидал. По его воле плети заалели изнутри, а потом на них вспыхнули яркие обжигающие языки пламени. Постепенно оно добралось до живой плоти Змеи. Некоторое время оно бесполезно жгло ей кожу, но постепенно прочная толстая чешуя стала истлевать, издавая противный запах горелой кожи, что позволило пламени добраться до плоти. От нестерпимой боли змея вдвое сильнее затряслась в своих оковах. Нагош из последних сил удерживал её в своих оковах, не давая вырваться. Но в один момент змея рванулась с такой силой, что воинов, державших плети, подбросило вверх, а потом с силой опустило вниз, хорошенько припечатав к земле. Им повезло, и они остались живы, но вот плеть, не выдержав, лопнула, и в руках у воинов оказались только жалкие лоскутки разорванной кожи. Придя в себя после падения, они попытались встать, но тут зелёная Змея опустила к ним свою чешуйчатую голову и, высунув свой раздвоенный язык, принялась ощупывать им жертв. Когда она приблизилась к Догдару, он не растерялся и, отбросив в сторону, ставшую уже бесполезной плеть, неожиданно выпустил на волю ещё один огненный шар. Это произошло как раз в тот момент, когда торжествующий Змея, спрятав назад свой тонкий, похожий на лепесток пламени, язык и уже разинула пасть, готовый поглотить беспомощного человека. И фаербол угодил прямо туда. Она, сама того не подозревая, заглотнула его, видимо, думая, что эта жертва сама забралась к ней в пасть. Мгновение спустя огонь внутри Змея разгорелся и стал медленно прожигать его изнутри. Страшное чудище билось в страшных корчах, но Сметт уже не мог ничем ему помочь; он уже был не в силах вытолкать из неё этот обжигающий фаербол, и змея медленно угасала, разъедаемая изнутри истинным пламенем Нагоша. А вместе с ней медленно погибал и сам Сметт. Он рычал, бил себя кулаком по груди от отчаяния, а стоявшим внизу Догдару и его спутнику ничего не оставалось, кроме как в молчаливом страхе наблюдать за агонией двух существ.
