Но Чханвану пришлось уехать на встречу с репетитором. Без его бессмысленной болтовни Сомин в любом уголке квартиры буквально физически ощущала накал страстей между Миён и Чуну. Спустя два часа ей начало казаться, что она задыхается. Пока она обдумывала план побега, раздался стук в дверь.

– Омма, – позвала она. – Это, наверное, обед доставили.

Сомин открыла дверь и растерянно заморгала, уставившись на мужчин в одинаковых футболках. Они принесли многоразовые коробки для переезда, которые она видела в более престижных районах, и объемные чехлы для мебели.

– Это дом господина Ана? – осведомился первый мужчина.

– Да, но я ничего не понимаю. Мы не нанимали грузчиков.

– Я нанимал, – сказал Чуну, вставая с горы уложенных им вещей. Затем со стоном наклонился, чтобы размять затекшие ноги. – Заходите. Тут еще в гостиной много работы. – Он повернулся к Сомин. – Я решил, раз Чханван ушел, будет проще позвать на помощь профессионалов.

– Это ты их нанял? – спросила Сомин, когда мужчины прошли мимо нее в квартиру. – Подождите, нет, не трогайте это! – Она выдернула рамку с фотографией у одного из грузчиков. – Нам не нужны грузчики.

– Дело не в том, нужны они или не нужны. Но почему бы не воспользоваться помощью? – заявил Чуну.

– Это не просто вещи. Они имеют особенную ценность. – Сомин потрясла перед ним рамкой.

– Я нанял грузчиков, а не цирковых жонглеров. Они обо всем позаботятся, – посмеиваясь, сказал Чуну.

Гнев Сомин не утихал.

– Как это на тебя похоже! – Она ткнула пальцем в грудь Чуну. – Приходишь, закатываешь сцену, а затем разбрасываешься деньгами ради желаемого. Зачем ты вообще сюда пришел, если не хотел работать?

– Ли Сомин! – Голос ее матери эхом разнесся по квартире, отчего Сомин застыла, не успев снова ткнуть пальцем в грудь Чуну. Миён и Джихун стояли в коридоре позади госпожи Мун, с любопытством наблюдая за происходящим. – Я не позволю, чтобы моя дочь так разговаривала с гостями.

– Гостями? – недоверчиво переспросила Сомин, все же опустив руку.

– Ну, мы не ожидали помощи, но все равно от нее не откажемся. Давайте я покажу кому-нибудь из вас, что нужно упаковать в дальней комнате? – обратилась мать Сомин к грузчикам. – Джихун-а, покажи другому господину, что нужно сделать на кухне.

Сомин ждала, что Джихун поддержит ее, скажет, что им не нужна помощь, но он только пожал плечами и пошел на кухню.

Другой мужчина последовал за матерью Сомин. Бросив последний взгляд на дочь, явно призывая ее вести себя прилично, госпожа Мун исчезла в коридоре.

– Миён-а, – повернулась к подруге Сомин, тщетно ища в той союзника.

Но Миён только пожала плечами.

Со стоном отвращения Сомин обернулась, но заметила, что Чуну наблюдает за ней, скрестив руки на груди. Она решила не говорить ничего, за что могла бы получить нагоняй от матери, и, схватив мешок с мусором, выскочила через входную дверь.

Воздух снаружи был густым и влажным, почти невыносимым, но Сомин нужно было уйти, чтобы сохранить рассудок.

Она неторопливо разделяла отходы по разным контейнерам, время от времени останавливаясь, чтобы вытереть пот со лба. На летнем небе не было ни облачка, и ничто не заслоняло яркие лучи солнца. Как будто погода знала, что сегодня будет тяжелый день, и решила добавить чуть-чуть страданий сверху.

Сомин перевернула пакет с остатками мусора вверх дном. Из него вывалилась банка, ударилась о край контейнера и, отскочив, покатилась вниз по склону. Разгоряченная, потная и все еще раздраженная после ссоры с Чуну, Сомин хотела было просто забить, но воспитание не позволяло ей так поступить, и она побежала. Банка остановилась в нескольких сантиметрах от пары потрепанных мокасин.

– Ой, извините, – сказала Сомин мужчине. У него были волосы с проседью, почти полностью прикрытые бейсболкой. Он стоял к ней спиной, но было в нем что-то до жути знакомое.

Почему этот мужчина ее заинтриговал? Он ведь просто стоял. Возможно, потому, что он стоял так неподвижно, что его можно было принять за каменную статую. Любой другой повернулся бы, наклонился бы поднять банку или по крайней мере поприветствовал бы Сомин, но он просто стоял. Может быть, он ее не услышал. Когда Сомин приблизилась к нему, то учуяла едва различимый запах лакрицы.

Она подняла банку, а когда встала, мужчина исчез. Сомин могла бы поклясться, что он был там всего секунду назад. Она оглядела дорогу, но нигде его не увидела. Она даже не слышала его шагов. Она могла бы убедить себя, что ей показалось и на самом деле она вообще никого не видела, но слабый запах лакрицы все еще витал в воздухе.

– Странно, – пробормотала Сомин себе под нос, подходя к мусорным бакам.

Когда она бросила банку в мусорное ведро, по ее спине пробежал холодок. Такой явный, что волосы у нее на затылке встали дыбом. Увядшие деревья у обочины стояли неподвижно. Ветра не было, но Сомин снова почувствовала холод, покалывающий кожу.

А затем она увидела его – не пожилого мужчину, а юношу. Он как-то выделялся. Как будто ему здесь не место. Не в этом районе, а вообще в этом мире.

Может быть, так казалось потому, что он с головы до пят был одет в черное, а его голову покрывала черная шляпа с полями. Поверх костюма был накинут такого же цвета плащ; ему, наверное, было очень жарко. Но не это показалось Сомин самым странным. Она была почти уверена, что человек смотрит прямо на нее. Хотя он стоял в нескольких метрах от нее, Сомин могла разглядеть его глаза. Они были такими же черными, как и одежда, и он не мигая наблюдал за ней.

Юноша был высок, и, хотя половину его лица скрывала шляпа, облик его поражал. Бледная кожа, полные губы, темные глаза.

– Могу я как-то помочь? – поинтересовалась Сомин.

Парень наконец моргнул:

– Ты можешь меня видеть?

Сомин нахмурился:

– Да, ты стоишь прямо передо мной и пялишься, как какой-то пёнтхэ [17].

– Как странно, – буркнул он, казалось, самому себе. Его даже не волновало, что Сомин назвала его извращенцем.

Роясь в кармане в поисках телефона на случай, если понадобится звать на помощь, она захлопнула крышку мусорного бака.

– Будешь так крышками хлопать – баки сломаешь! – крикнула пожилая женщина, сидевшая напротив.

Сомин развернулась и поклонилась в знак извинения.

– Простите.

Хальмони Хван была знаменитостью в этом районе – ей было уже под сотню, а она до сих пор заведовала магазинчиком лечебного вина через дорогу от старой квартиры Джихуна. Хальмони сидела на деревянной веранде перед магазином, прикрываясь зонтиком от солнца, а из открытой двери дул холодный воздух кондиционера. Дождь ли, солнце ли, жара или холод – будьте уверены, хальмони Хван сидит на своем насесте и наблюдает за окрестностями.

Сомин повернулась к парню, но тот уже исчез. Так же внезапно, как и старик. Странный. Неужели у нее галлюцинации из-за жары?

– Вы видели того парня? – спросила Сомин у хальмони Хван, подходя к ее магазину.

– Которого из? Того милашку Чуну, который все время здесь околачивается? – Хальмони Хван поиграла бровями. – В последнее время он частенько радует своим видом мои старые глаза.

Сомин не хотела говорить о Чуну, так что она беспокойно спросила:

– Стоит ли вам сидеть на улице в такую жару?

Хальмони Хван отмахнулась от Сомин гигантским веером в руке.

– Что внутри, что снаружи. Где б я ни сидела, везде жара. А так я хоть вижу, что по соседству происходит.

Сомин рассмеялась и кивнула.

– Переезжаете? – Хальмони Хван с грустью посмотрела на дом Джихуна.

– Да, – кивнула Сомин. – Упаковываем сегодня вещи.

– Госпожа Нам жила в этом здании более сорока лет. Без нее здесь будет пустовато, хотя я частенько говорила ей, что кимчхиччигэ [18] у нее уж слишком острый.

Сомин засмеялась. Хальмони Хван всегда отличалась своей прямолинейностью и честностью.