Одним из якорей, держащих ее в Сеуле, была маленькая квартирка над темным, пустым рестораном. Маленький ресторанчик хальмони [10] Джихуна раньше был оживленным местом, центром района. Но вот уже несколько месяцев он был закрыт. Под предлогом болезни хальмони домовладелец изменил условия аренды. И как только стало ясно, что Джихун не сможет платить, он получил уведомление о выселении. При одной только мысли об этом в Сомин вскипала кровь. Дверь квартиры на втором этаже была не заперта. Воздух внутри казался затхлым, как в капсуле времени. Но Сомин-то знала, что Джихун и Миён живут в этой квартире последние несколько месяцев. Странное стремительное развитие их отношений обеспокоило бы ее, если бы она не подозревала о скрывающихся в тени этого мира ужасах, по сравнению с которыми пара живущих вместе подростков – ничто. В отличие от подростков, эти ужасы без раздумий могут вырвать тебе печень или горло.

Сомин нравилось думать, что она крутая. Что она не из пугливых. Она никогда бы не убежала от драки, особенно если бы пришлось защищать родных. Тем не менее новость о том, что монстры из ее детских книжек действительно существуют, словно током ударила здравомыслящую материалистку Ли Сомин. Ей предстояло полностью изменить свой взгляд на мир. И для девушки, которая всегда считала себя правой, это было нелегко.

Сомин не знала, чего ожидала, закрывая за собой дверь, но точно не Ку Миён в фартуке, вытирающую пыль с полок.

– Я попала в альтернативную вселенную? – удивилась Сомин.

Миён подняла глаза. Она была прекрасна. Черные как смоль волосы, которые ниспадали до середины спины, длинные ноги, густые ресницы, пухлые губы. Но когда Сомин присмотрелась, то увидела беспокойство в поджатых губах Миён.

– Я умею убираться, – ответила Миён. – Я не безнадежная неряха.

– О, я и не сомневалась, – сказала Сомин. – Просто мне казалось, что вытирать пыль ниже достоинства кумихо.

– Ну, на самом деле я больше не кумихо, – пробормотала Миён.

Было странно осознавать, что ее новая подруга когда-то была кумихо, но еще страннее казалось, что теперь она перестала ею быть. Предательство, потерянные лисьи бусины, исчезнувший когда-то отец и чрезмерно опекающая мать…

Сомин выросла на историях о кумихо – девятихвостых лисицах, способных жить вечно, поглощая человеческую энергию. И однажды ночью ей пришлось смириться с тем, что они существуют в реальности и что одна из них хочет убить ее лучшего друга, Джихуна. Мать Миён, Ку Йена, если быть точнее. Кумихо, которая прожила сотни лет и была готова на все, даже убить – или умереть – ради Миён.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Сомин узнала секрет Миён, и порой у нее из головы вылетало, что Миён была не обычным человеком.

Из спальни вышел Джихун – высокий худощавый парень с черными волосами, которые всегда выглядели растрепанными, как будто он только что проснулся после дневного сна, хотя чаще всего так оно и было. Он заметил Сомин и грустно ей улыбнулся. Эта улыбка не шла его красивому лицу. Оно больше подходило для ехидных ухмылок, от которых появлялись ямочки на щеках. Но, вероятно, сегодня у него действительно не было повода для веселья.

– Джихун-а [11], ты заставляешь свою девушку работать, а сам спишь весь день? – усмехнулась Сомин, но в ее словах не было укора.

Его улыбка стала немного шире, и на щеках появился намек на ямочки. Призрачный след приветливого мальчишки, с которым Сомин выросла.

– Миён сама вызвалась. Раз уж она решила взять на себя все скучные заботы, кто я такой, чтобы отказываться? – Он пожал плечами. Джихун никогда не оправдывался, но его откровенная честность только прибавляла ему очарования.

– Уж лучше вытирать пыль, чем пытаться привести в порядок ту черную дыру, которую ты называешь спальней, – отрезала Миён.

– Вот вы смеетесь, а когда правительство будет платить мне миллиарды долларов за изучение беспрецедентного природного явления – черной дыры в центре Сеула, вы пожалеете, – съязвил Джихун.

Сомин закатила глаза, но втайне обрадовалась, что ее лучший друг все еще может шутить в столь тоскливый день.

– Так чем тогда заняться мне? – Она взглянула на пустые коробки, разбросанные по комнате. Джихун с Миён даже кухонные полотенца до сих пор не упаковали. Возможно, потому что это были не просто вещи. Только они и остались у Джихуна от хальмони, которая его вырастила. А теперь ее нет. Сомин понимала, почему коробки все еще пустые: упаковать эти вещи – все равно что спрятать воспоминания.

Она потянулась за коробкой одновременно с Миён. Когда их руки соприкоснулись, она почувствовала искру, похожую на статический разряд. Это часто случалось, когда она прикасалась к бывшей кумихо, как будто скрытые способности Миён все еще жаждали энергии.

– Извини, – пробормотала Миён.

– Ничего страшного, – заверила ее Сомин. – Пока ты не пытаешься высосать из меня ци, можем оставаться друзьями.

Миён поджала губы. Ей все еще непросто было шутить о своей прежней жизни. Сомин не могла ее винить. В конце концов, полагала она, должно быть, очень тяжело выживать, отнимая чужие жизни.

– Тук-тук. – Входную дверь открыла мать Сомин. – Извините, я опоздала. Ужасные пробки! Я думала поехать на метро, но не хотела толкаться в потной толпе. Ненавижу общественный транспорт летом. Но, похоже, все остальные подумали так же и сели за руль. В общем, дорога заняла больше времени, чем я ожидала.

Сомин чуть не рассмеялась. Тяжело сказать, кто о ком больше заботился: она о матери или мать о ней. Ее мама горела, как искра, энергия, свет. А еще она была так рассеянна, что забыла бы где-нибудь собственный мозг, если бы тот не был надежно заперт в ее черепе. И хотя Сомин была всего лишь девятнадцатилетней старшеклассницей, именно она могла похвастаться большей ответственностью.

Никого в мире Сомин не любила так сильно, как свою мать, за исключением, может быть, Джихуна. Конечно, сложно назвать это семьей в традиционном значении слова, но Сомин считала их единым целым.

– Все в порядке, госпожа Мун, мы еще даже не начали, – успокоил ее Джихун.

– Говори за себя, – пробормотала Миён.

– Хорошо, чем нужно заняться в первую очередь? – Мать Сомин хлопнула в ладоши и выжидающе посмотрела на дочь.

Теперь Сомин все-таки рассмеялась. Руководить вечно приходилось ей.

– Джихун, займись-ка ты своей черной дырой. Миён, уберешься в ванной? Мама, можешь взять на себя… – Сомин заколебалась и закончила: – Дальнюю комнату? – Она не могла заставить себя произнести «комнату хальмони».

Мама понимающе ей улыбнулась:

– Конечно. – Подхватив коробку, она направилась в дальнюю часть квартиры.

Джихун уставился вслед матери Сомин. Та зашла в комнату его хальмони и закрыла за собой дверь, но Джихун по-прежнему не двигался.

– Джихун-а, – позвала его Сомин.

– Заняться черной дырой в комнате, принял. – Его голос прозвучал чересчур живо.

– С ним все в порядке? – спросила Сомин у Миён, когда Джихун ушел.

– Кое-как выживает. – Миён взяла коробку и потащила ее в маленькую ванную.

Сомин вздохнула. Она спрашивала не об этом. Но она знала, что первые восемнадцать лет жизни Миён отгораживалась от остального мира. Для нее выживание было главной целью в жизни.

Жилая часть квартиры была небольшой и уютной. Видавший виды диван, провалившийся посередине от десятилетий использования. У дверной рамы трепетали желтые пуджоки [12] – талисманы, отгоняющие плохую энергию.

Сомин пошла на кухню и начала раскладывать по коробкам кастрюли и сковородки. Она подумала, не следует ли забрать еще и кружки с тарелками. Может быть, Джихун вспомнит о них позже? Или она зря заморачивается?

Она вытерла испарину на лбу и открыла холодильник в поисках какого-нибудь напитка, но тот был пуст. Честно говоря, Сомин понятия не имела, как эти двое выживали последние четыре месяца.