– У нас слишком мало времени, – заметил Дронго. – За меня не волнуйтесь. И в следующий раз, когда приедете ко мне, отпустите водителя за два квартала от нашего дома, а не на соседней улице.

– Откуда вы знаете, где я его отпустил? – изумился Романенко. – Неужели вы следили за моей машиной?

– Конечно, нет. Но я так подумал. Вы опаздывали и наверняка решили сойти на соседней улице, чтобы успеть на встречу. Разве я не прав?

– Господи, – улыбнулся Романенко. – Иногда мне кажется, что все слухи о вас совсем не преувеличены. Может, мне правда не стоит так волноваться и вы действительно справитесь с невыполнимым? Я и впрямь попросил водителя остановиться на соседней улице.

Самолет продержали в аэропорту больше шести часов. Всех пассажиров переписали, всех сидевших в нашем салоне допросили, у одной женщины случилась истерика, один мальчик, по-моему, описался. В общем, все было как обычно и бывает в таких случаях. Но убийцу не нашли. На борту самолета не оказалось ни Эркюля Пуаро, ни комиссара Мегрэ, и чуда не произошло. В реальной жизни среди двухсот человек убийцу можно найти тогда, когда знаешь точно, что он двести первый. Сталинская логика, по которой следует сажать десять невиновных, чтобы не упустить одного виноватого, явно не подходит голландской полиции. С их точки зрения, лучше отпустить убийцу, который абсолютно точно находится среди пассажиров, чем причинять неудобство двум сотням ни в чем не повинных людей. Не сомневаюсь, правда, что все фамилии прибывших попали в компьютер, который будет теперь следить за передвижением каждого по Европе. Единая компьютерная сеть, разработанная для стран Шенгенской зоны, – это штука почище сталинского контроля. Достаточно где-нибудь в странах зоны совершить одно правонарушение, например, проехать на красный свет, и вы уже никогда больше не получите визу. Оказаться в списке подозреваемых в убийстве, да еще и совершить какое-то правонарушение, с точки зрения добропорядочных европейцев, – это уж чересчур. Впрочем, у них свои причуды. В бывшей Стране Советов до сих пор не могут понять, как может человек в здравом уме честно платить налоги. У каждого свой менталитет, и ради справедливости стоит отметить, что в Прибалтийских республиках налоги собираются немного лучше, скажем, чем в среднеазиатских, где они почти не собираются. Или идут в карман самим налоговикам.

Полицейские были достаточно вежливы, но чувствовалось, как их выбила из колеи очередная неприятность с «русской мафией». Несмотря на то, что убитый не был русским, а среди остальных две трети являли собой полный интернационал – от негра, говорившего по-русски лучше меня, до корейца, проживающего в Хабаровске, для европейцев мы все – «русские», как для нас европейцами – на одно лицо – являются граждане Люксембурга, Андорры и Лихтенштейна. Только вот американцев с ними не спутаешь – эта публика более бесцеремонная, шумная и напористая.

Нас допрашивали почти до вечера. Правда, разрешали пользоваться буфетом и кафе, но продержали до семи часов вечера. Особое подозрение вызывали у местной полиции мужчины, сидевшие в нашем салоне. Эксперты были уверены, что убийство совершено мужчиной, с такой силой убийца загнал нож в сердце несчастного. Рядом с убитым сидел тот самый тип, с зализанными волосами, который вышел за нами в туалет. Он уверял, что у него болел живот и он трижды выходил в туалет. Видимо, во время его отлучек убийца подошел и ударил ножом несчастного. И сразу прикрыл тело пледом. Отпечатков пальцев, конечно, не нашли. Убийца был не настолько глуп, при современных методах дактилоскопии проверить двести человек – не проблема.

Но отпечатков не было. Поэтому соседа убитого задержали, попросив его остаться для беседы с комиссаром, остальных же отпустили, переписав данные, в частности, где каждый из нас будет останавливаться. И конечно, менять адрес, который вы дали в полиции, никому не рекомендовалось. Иначе мы могли создать сами себе большие проблемы. Широкомордого, который следил за мной, тоже допрашивали. Я обратил внимание на его мощные руки – такой вполне мог ударить ножом в сердце так, что жертва и не вскрикнет. Но Широкомордого допросили и отпустили даже раньше меня. Выяснилось, что у него, кроме визы, есть еще и командировочное удостоверение, он представитель какой-то фирмы. Может, я ошибался и мне только показалось, что он за мной следит? Но вряд ли… А тот, убитый, – его напарник? Сам ли он убрал его? Или это сделал кто-то третий? Вопросов куда больше, чем ответов. Знаю только, что голландская полиция мне немного помогла, как и это неожиданное убийство в самолете. Теперь мне не нужно ничего придумывать, чтобы сообщить моим преследователям, где именно я собираюсь оставаться во время допроса. Я говорил достаточно громко, чтобы все пассажиры могли слышать, какой адрес я называю.

Этого-то мне и нужно. Я не имею права уходить из-под наблюдения моих господ преследователей. Представляете, какая у меня сложная задача? Знать, что за тобой наблюдают, видеть, кто тебя «пасет», но делать вид, что ничего не подозреваешь. Валять дурака! Только в этом случае можно надеяться на успех моей миссии.

Меня отпустили очень поздно. Амстердамский аэропорт славится своим сервисом, но мне некогда было прохлаждаться в его шикарных помещениях. Я быстро вышел из аэропорта, сел в первое попавшееся такси и попросил отвезти в «Гранд-отель». Это недалеко от вокзала. Собственно, я сразу заявил, что буду жить именно в этом отеле. Там всегда останавливается много туристов из стран СНГ. Сейчас, правда, после августовского кризиса, там наверняка будет гораздо меньше гостей…

Я сижу в такси, которое везет меня в центр Амстердама. Я уже несколько раз бывал в Голландии. Как давно это было, словно в прошлой жизни. События до девяносто первого года воспринимаются теперь как совсем другая жизнь, другая эпоха. В последние годы я стал верить в разного рода гороскопы. Ведь действительно Нострадамус предугадал множество событий, которые произошли и в прошлом, и в нынешнем веке. Я всегда относился с большой долей иронии ко всякого рода предсказаниям. В конце семидесятых мне показали один из катренов Нострадамуса, где было сказано, что в «северной стране» власть захватят безбожники, и их правление будет длиться семьдесят три года и восемь месяцев. Я тогда еще посмеялся над этим «гаданием». Получалось, что Советский Союз или власть в Советском Союзе рухнет летом девяносто первого. Всем это предположение тогда казалось бредом, дикостью. Вторая сверхдержава мира, тысячи боеголовок, самая сильная в мире сухопутная армия, десятки танковых дивизий, готовых в считаные сутки оказаться у берегов Ла-Манша, самые мощные спецслужбы в мире, огромная партия, власть которой казалась безграничной, – да разве кто-нибудь в мире мог предположить, что великая империя рухнет за несколько лет! Что колосс, выдержавший стальной натиск дивизий Гитлера, сумевший восстановить свое хозяйство после такой разрушительной войны, запустивший в космос первый спутник и первого человека, – что подобный колосс окажется даже не глиняным, а бумажным. Достаточно было разрешить говорить правду весной восемьдесят девятого во время Первого съезда Советов, как через два года вся система рухнула. Рухнула, оставив под обломками миллионы человеческих судеб от Камчатки до Калининграда.

Да, как ни крути, Нострадамус оказался прав… Но он сказал еще несколько неприятных вещей, например, что в августе девяносто девятого на Париж упадет огромный метеорит. Честно говоря, я верю астрономам, которые уверяют, что таких метеоритов пока что не просматривается. Но выяснилось, что впервые за две тысячи лет все планеты Солнечной системы именно в августе выстроятся в форме креста и в центре будет находиться наша Земля. Именно летом девяносто девятого. Неужели конец света все-таки состоится? Хотя я почему-то думаю, что Париж все-таки выстоит. И человечество не погибнет. Правда, три девятки – это перевернутые три шестерки, пресловутый знак дьявола. Впрочем, и до августа мне еще нужно дожить. Я думаю, что мой крест поближе. Но даже если меня и не будет, то останутся мои родные, мать, моя дочь, и мне хотелось бы, чтобы прекрасный месяц август не принес им новых неприятностей.