Смеркалось, когда она, через ополье, вернулась в город. Вспомнила, где укрывался пролаз в стене, через который раньше часто пробирались с подругами после лесных праздников и игр, и выныривать на улицы Кодена. Теперь она была похожа на пугало огородное – в таком виде можно только ворон пугать – думала она, прячась от каждого прохожего.
Перебежками между домами, ей удалось незамеченной в своем рванье добраться до сердечной подруги. Эльза встретила ее как заботливая сестра, помогла смыть всю грязь, подобрала пудру для замазывания ссадин и одежду на первое время. Когда они примеряли платье – двери распахнулись – в проеме стояли старухи, стояли, как немые. И зачем они пришли – было непонятно, пока одна из них не заговорила.
– Ты должна была явиться на поминальную обедню. Из родни Агнессы только ты осталась. Тебя все ищут… А ты все прихорашиваешься. Смотри! Твоя бабка все видит. Не простит…
Девушки засобирались.
– Слушай, как они узнали, что я у тебя?
Эльза пожала плечами.
Старухи повели девушек к одному дому, где были накрыты столы. Она узнала – это был дом фру Эмилии, той глухой странноватой горожанки, которую однажды упомянула покойная бабка Агнесса. Но почему одна из старух вцепилась в запястье руками как собака зубами? И нельзя вырвать руку – становится больнее.
Навстречу вышли какие-то незнакомые женщины и стали зазывать подошедших:
– Оголодали – покушайте!
– Озябли – погрейтесь!
…Над столом стоял затхлый воздух. И люди, люди, охмелевшие от рябинового вина и жары, вели себя как нелюди, чьи рыла лезут к тебе, распространяя зловоние и брызжа слюной. Она не могла никого узнать – чужие, очумелые лица. И крик! Крик, вырвавшийся из ее груди, вынес весь смрад и разом все затихло. Настороженные глаза вдруг уставились на Кристину, с осуждением и укоризной – они не были пьяны – все привиделось, и никто не приближался к ней – это тоже только почудилось. Вбежала Эльза – Кристина пробралась в угол стола, увлекая за собой Эльзу. Им налили киселя и прошептали:
– Она здесь с нами…
Люди распахнули окно, хором что-то прошептали и выкинули холст, на котором усопшая была опущена в могилу. И закричали невпопад:
– Иди домой! Агнесса!
Остальные подхватили и крикнули с еще большим остервенением:
– Иди домой! Агнесса!
И казалось со всех улиц раздавалось с укором:
– Иди домой! Агнесса! Иди домой! Агнесса!
Глава 9
– Ларс! Ла-а – арс? Вылезь на минутку, дело есть. А!? Да не прячься! Я и с закрытыми глазами тебя найду, – ушастый толстяк Юханнес стоял в проеме сарая, упершись руками в бока, и ласково уговаривал друга Ларса выбраться из погреба.
– Не ищи, а то сарай развалишь, – неохотно отвечал Ларс. В последнее время он стал стесняться своих друзей из-за этих проклятых слухов о его семье. Поэтому не проявил большого желания покидать свое укрытие, и продолжал возиться с бочками для разных солений.
– Ох, Юха, Юха, Юханнес… – рассуждал Ларс. – Нос твой длинный. Везде суешь… Кто тебя просил меня искать? Уговариваешь меня. Да? У? А я все равно не вылезу и работать не-е-е пойду. Ага… Ни за какие коврижки.
– Ларс. Ларс. Ларс?
– Таскайте селедку сами. Без меня она не протухнет. У меня спина болит. Вот тебе мой ответ! – и заворчал: – Сдалась мне ваша селедка. За пол гроша спину гнуть….
Юханнес лукаво ухмыльнулся, ожидая своего слова:
– Оно и понятно! Лучше ночами бегать вокруг кладбища, а днем спать в сарае!
– Где хочу, там и бегаю… Там святотатства по ночам. Тебе как живется-то?
– Ларс. Не тараторь. Погоди.
– Что вы понимаете? Грузите рыбу без меня. Все! Уходи!
– Ларс! Не ершись! С тобой не то происходит. Ты от всех отбиваешься, как от чумы. Молочника обидел Стена. Да ладно, я чего пришел-то… Тут у Иоахима беда случилась…
– У портного?
– У него.
– Ну выкладывай!
Юханнес открыл было рот, но Ларс доселе еще не показался. Он снова посмотрел на проход в сарай – когда ж он вылезет?
– Ларс. Ты, конечно? толстяк. Но я-то потолще. Вот и смекни, кому лучше лезть? Мне к тебе или тебе ко мне?
– Тебе ко мне. Я пожирнел.
– Да покажись ты! Вот упрямый.
– А эт зачем? Не скажешь?
– Ларс. Хватит…
Ларс выбрался из-за перегородок. Весь в соломе, куриных перьях, помете и опилках. Он щурил глаза на солнечный просвет и от этого казался очень потешным.
– Ага, узнаю – узнаю своего друга, – довольно сказал Юханнес, хлопнул этого друга по плечам и внимательно посмотрел на лицо Ларса.
– Ты чего?
– Это Марта?
– Не говори мне о Марте.
– Нет, я о царапинах на лице.
– А! Да по-хозяйству.
– По хозяйству, значит, так-так.
– Не такай. У самого глаза красные как у быка. Сказывай про портного! – Ларс притворно скорчил гримасу боли, поставив руку на поясницу. Юханнес одним увесистым хлопком по спине приятеля развеял всякое притворство, а заодно и пыль, которую Ларс на себя собрал.
Они уселись в тени раскидистого дуба – обсудить происшествие, пока Марта должна была вынести пару кружек ароматного вина.
– Ларс, послушай, не знаю как сказать, я пришел к тебе вот почему, – начал разговор Юханнес. – Поверни-ка уши сюда. Пропала дочка у Иоахима Меека, пропала с концами. Ага.
– Где пропала, ты скажешь наконец?
– Никто ничего не знает. Жалко его. Старый уже портняжка, да еще и хромой в придачу. Ходить-искать тяжко для него. Подсобить надо. Позавчера она пропала… Олина – зовут… звали… Подожди, не перебивай. Дай, доскажу. Мы смекнули. Пропала она в ночь, когда старуха умирала. А ты бродил как раз в том краю. Ну, не отпирайся. Я как узнал – сразу к тебе… Ага. Ты понимаешь…
– Да-к по-вашему, я упрятал дочку Иоахима?
– Да ты в своем уме?! Никто про тебя дурного слова не скажет. Все знают, ты ходил за Мартой…
Ларс побагровел как рак, вот бы щелкнуть этого болтливого Юханнеса по его горбатому носу. И Ларс, выпучив глаза, спросил пришельца:
– Как все знают? Ты разболтал?
– Нет, погоди.
Показалась Марта – на ее лице тоже виднелись ссадины.
Юханнес поблагодарил Марту за угощение, опустил глаза, дождался когда уйдет хозяйка и продолжал:
– Я неправильно выразился. Не все знают, что ты того…ночью…ну, как сказать? Что Марта ночью…
– Не пойму, о чем ты? – Ларс в таких случаях был не прочь прикинуться глуховатым.
– Ларс! Это ты у соседки научился…
– Чего?
– Чего, чего… Глухоте дурацкой! Скажи прямо, Ларс, ты видел или слышал чего? А? Той ночью…
Он стал расталкивать Ларса, будто проверял в пустой бочке остатки вина.
– Чего я видел? – недоуменно отозвался Ларс, но страх уже закрался в его сердце. Он вспомнил тот голос, что звал его под домом священника. Может это Олина и звала его?
Юханнес пристально посмотрел на него:
– Поэтому тебя ж спрашиваю. Лес, кладбище, поляна, озеро и дома – глянешь, и будто черт уже на шее сидит. Как понесло тебя ночью в те места? Меня туда вилами не загнать… – Юханнес сделал паузу, и продолжал: – Может люди тебе ночью попадались незнакомые? И дочка Иоахима с ними? А? В платье она была красном…
– Она ж такая набожная была… Говорят, и не гуляла ни с кем. Каждый день на службу в костел ходила. Она ни с кем никуда не могла пойти. Вот что! – Ларс твердо решил утаить историю с голосом, который ему послышался. Обвинят чего доброго, что не спас.
Юханнес принялся за рассуждения:
– И я так сужу. Не могла она сама в лес-то… Священник заходил к Иоахиму – справлялся, что с ней.
– Священник исповедовал старуху…
– Когда? Ночью?
– Да!
– А ты почем знаешь?
– Знаю, раз говорю… Старуху ведьму, ночью, в ее доме… он будто причащал, а может исповедовал… в ее доме… Еще помню, луна была полная, видимость хорошая… Собаку видел бродячую. В доме она старухи. Ну это потом, а раньше, на поляне… Я правда подивился тому, что…
– Ага, ага…Чему ты подивился на поляне?
