Вывалившись на улицу, где ветер сразу заморозил мокрое от слёз лицо Петра, мужчина громко и жадно задышал. В стенах этой больницы был отравленный воздух, как и вся атмосфера. Павлов схватился за живот, сдерживая дрожь. Воздух в лёгких клокотал, перед глазами всё становилось в чёрную точку, будто сломался старый телевизор. Психолог прижался к стене и медленно сполз по ней к холодным плитам. Он уставился на пустое голубое небо, читая про себя стихотворение.

«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…».

– Мне понравилась ваша речь, – Лолита стояла перед ним в день его первого выступления, и её фиалковые глаза смотрели куда-то вглубь Петра, словно выискивая что-то, – Всё очень понятно и не заумно, как любят некоторые.

«Оттого что лес – моя колыбель, и могила лес…».

– Я всегда рассказываю о себе и хочу услышать что-нибудь о тебе, – в тот день Лолита сама пригласила его прогуляться и всю прогулку загадочно улыбалась, – Расскажи откуда ты?

«Оттого что я на земле стою –лишь одной ногой,

Оттого что я о тебе спою – как никто другой…».

– Хм, – фиалковые глаза сузились, и Лолита о чём-то задумалась, – Я могу тебе кое-что предложить. Как насчёт того, чтобы вместе тренироваться? По одиночке это скучное занятие. Думаю, вдвоём было бы веселее.

«Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей,

У всех золотых знамён, у всех мечей…».

– Мои друзья пригласили нас к себе, – девушка сидела перед зеркалом, рассматривая себя с разных сторон, – Да, НАС. Поэтому ничего не знаю, мы идём вдвоём. Развеемся, отдохнём. Знакомства никогда лишними не будут.

«Я закину ключи и псов прогоню с крыльца –

Оттого что в земной ночи я вернее пса…».

Небо вернуло себе прежний цвет и, может быть, в нём появился какой-то смысл. Пётр хотел видеть в этих размытых серо-белых облаках любую подсказку о том, что делать дальше. Что думать, как поступать, как мыслить. Отдать бы своё тело кому-то на пользование, чтобы сознание отдохнуло от размышлений на пустые темы. Чтобы кто-то управлял оболочкой Петра за него самого, пока разум витает в небытие. Несмотря на то, что Павлов смог отвлечься от воспоминаний о дне аварии, слёзы вытекали, как будто он забыл выключить кран внутри себя.

– С вами всё хорошо?

Голос пожилой женщины появился из неоткуда. Пётр повернул голову и увидел слева от себя обеспокоенную старушку. Судя по больничному халату, она была здесь одной из многих пациентов.

– Да, спасибо. Нужно было немного отдышаться.

– На холодной земле сидеть плохо, – ласково отчитала она, как родная бабушка, – Пошли лучше сядем под тем деревом. Я всегда там сижу после обеда.

Пётр послушно встал и вместе с женщиной направился к деревянной скамейке под деревом с пышной листвой. Его тень укрывала бо́льшую часть больничной аллеи. Они сидели так некоторое время, вслушиваясь в шелест зелёных молодых листьев и в пенье невидимых им птиц. Туда-сюда ходили люди в таких же халатах, как и на новой спутнице Петра, вместе с родственниками или друзьями, пришедшими навестить их. Все они, совершенно незнакомые мужчине люди, ходили перед ним и улыбались. Так искренне, как не должны делать люди перед такими, как Пётр: обиженными и сгоревшими изнутри. Будь у него силы, он бы заставил всех их надеть на себя маску траура.

«Ужасно», – подумал он и опустил голову на ладони, – «Лучше бы я вылечил Лолиту, чтобы никогда не существовало такого понятия, как траур».

– Правда здесь хорошо? – сладкий голос рядом сидевшей женщины вызвал отвращение внутри Павлова, – Так тихо и спокойно.

– Ага, – тихо и сквозь зубы согласился мужчина, продолжая смотреть в пол.

– Я даже не против отметить здесь своё столетие.

– Вам уже сто лет? – удивился Пётр. На вид она не выглядела даже на девяносто. Хотя… часто ли он видел девяностолетних женщин?

– Да, послезавтра будет. Мой муж придёт ко мне, и мы отпразднуем его вместе.

– Поздравляю, – злость на окружающий мир понемногу спадала, – Всем бы дожить до ста лет и так хорошо сохраниться.

– Главное – верить в то, чего ты хочешь. Если ты делаешь что-то и не веришь в собственный успех, то это не будет иметь смысла. Хочешь долго жить и хорошо выглядеть – следи за собой и верь в то, что делаешь всё правильно.

– Я верю, но каждый раз натыкаюсь на то, что меня останавливает. Что убивает мою веру. И иногда мне кажется, что я беспомощен.

– «Если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть трупы проплывающих врагов», – с улыбкой произнесла женщина, бросив кроткий взгляд на Петра.

Мужчина не до конца понял смысл этих слов и нахмурился, ничего не сказав в ответ.

– Иногда лучше ничего не делать, – пояснила спутница, – Время всё расставит на свои места.

Ничего не делать в такой ситуации было для Петра, как предательство. Но… он ничего и не может сделать сейчас. Только терпеливо ждать, сидя на берегу реки в ожидании того, пока время расставит всё по своим местам. Мужчина кивнул головой, соглашаясь с высказыванием женщины.

В кармане завибрировал телефон. Пётр одним резким движением, больше от испуга, вытащил его и трясущимися пальцами провёл по экрану. По ту сторону женский радостный голос пытался что-то донести до него, и будь Пётр в спокойном состоянии, он бы ничего не понял. Но стресс помог ему сложить слова в логическое предложение. Юный психолог на ватных ногах рванул обратно в сторону больницы, забыв попрощаться со столетней женщиной, сидевшей в тени большого дерева.

Лолиту после пробуждения отправили на обследования. Пётр не успел увидеть её в сознании, и остался в больнице на всю ночь, пока ему не разрешили навестить пациентку. Девушка спала, пока психолог охранял её ночной покой. Он всматривался на двигающиеся через закрытые веки глазницы и каждую секунду надеялся на то, что они откроются. Но Лолита до самого утра спала.

Если бы врач не пришёл в палату, то Пётр отправился в царство снов вместе со своей возлюбленной и не заметил бы того момента, когда это произошло. Главный врач Марк Баскевич, следящий за состоянием Босстром, был ровесником директора Нильсена и его другом, с которым тот разговаривал о состоянии интересующей пациентки. С недавнего времени он стал носить очки, которые делали его лицо ещё более круглым и добрым. В глазах юного мужчины, сидевшего рядом с Лолитой, всё расплывалось и черты лица врача были настолько неразличимы, будто отсутствовали совсем. От такой пугающей картины по спине Павлова прошла дрожь, добравшись до самой макушки, и несколько волосков на голове встали дыбом.

– Что я могу вам сказать, – тяжело вздохнул Баскевич, потирая густую левую бровь, – Как мы и диагностировали, перелом позвоночника привёл к парализации всего, что находится ниже шеи. Мысли она выражает ясно для человека, перенёсшего инсульт. Частичная потеря зрения – это нормально для её состояния, и, скорее всего, оно пройдёт в ближайшие дни. Её будет немного мутить, тошнить, но медсёстры будут за этим следить.

– А паралич, – неуверенно начал Пётр, – он… навсегда?

Мужчина в белом халате посмотрел на спящую Лолиту и скривил губы, сомневаясь в словах, звучавших в его голове. Кажется, он и хотел приободрить юного психолога, но внутренняя неуверенность в своей правоте останавливала Баскевича.

– Я не могу вам ничего обещать, – наконец-то пробубнил врач, – Но я знаю случаи, когда человеку удавалось встать на ноги.

– Ясно.

– Вам пора отдохнуть, Пётр. Родители Лолиты уже здесь, поэтому как врач, рекомендую вам поспать. Она проснулась, а это уже хороший показатель.

Но в этот раз психолог в этом сомневался. Сомневался в том, что он сделал правильно. Слова Мэрит и Кайо звучали поверх музыки из наушников. «Мы только испортим ей жизнь!». Он портил жизнь не ей, а самому себе, подобными мыслями. Уже ничего не сделать. Лолита – человек, вернувший его к жизни, подаривший ему столько ярких впечатлений. И теперь он сомневается в том, что правильно поступил?! Что сохранил ей жизнь?! «Ты изверг, если хочешь этого!».