- Отвяжись от меня, - процедил сквозь зубы бард, - а то я тебе уши оторву и выброшу на помойку!

   Мальчик обернулся к своему товарищу, стоявшему неподалеку и спокойно прокомментировал:

  - Вот видишь? Я же говорил, что он не знает где мячик.

   Андрюша, в это время, выхватил мятую бумажку из рук Максимкина и исчез. Эдуард Васильевич прикрыл окно, только сокрушенно покачав головой.

  - Вася! - Позвал он, соображая в это время, не зовет ли он плод своего воображения.

   Никто ему не ответил. После минутного раздумья Максимкин решил заняться поисками своего друга, придя к выводу, что это была все таки не галлюцинация. Раздавшийся секунду спустя звонок в дверь не застал, проснувшегося Максимкина врасплох. Улыбаясь он пошел отпирать замки.

  - Вы еще и улыбаетесь, Максимкин?!

   На пороге стоял Иван Николаевич Озерцовский, глава всего коммунального хозяйства квартала.

  - Проходите, - смущенно предложил Максимкин, раздумывая почему же он не должен был улыбаться.

  - Я вот, сам лично, - заговорил опять Озерцовский, теребя в руках потертую, кожаную кепку, - решил зайти к вам, узнать, что случилось, а вы...!

  - А, что я? - Занял оборонительную позицию Эдуард Васильевич, - приболел я, пропустил день, завтра же выйду.

   Озерцовский нахмурился.

  - Да вы, батенька, и в правду приболели. Вас пять дней уже видно не было. Что доктора говорят-то?

   Максимкина покрыла обильная, холодная испарина. Он открыл рот, намереваясь, что-то сказать. Закрыл его. Промычал, что-то не членораздельное и собравшись наконец с силами выдворил озадаченного Озерцовского, пообещав, как выздоровеет, появиться на своем рабочем месте.

  - Вася! - Заорал Максимкин, как только входная дверь захлопнулась. - Василий, вылазь подлец!

   Эдуард Васильевич методично обшарил холодильник, газовую плиту, шифоньер и кухонный стол, в поисках загадочного существа. Но того не оказалось даже в таких потаенных местах как, например полупустое мусорное ведро. Наконец поняв тщетность своих усилий, Максимкин обескуражено рухнул в кресло. Его, все еще, рыщущий взгляд скользнул по письменному столу и он дрожащей рукой схватил листок бумаги с незнакомым ему почерком.

  - "Дорогой, Максимкин! Меня, наконец, нашли родители. Ты так сладко спал, что я не решился тебя будить. Более того, я взял на себя труд, дать тебе выспаться..."

  - Но не пять же дней! - Проворчал поэт.

  - "...Извини, что я проявил самодеятельность, отправив твои "Лилии с шипами" в редакцию твоего любимого, многообещающего журнала. Я надеюсь твою оду оценят по достоинству. Прости, если что-то было не так. Вася".

   Размазав несколько букв, с лица Максимкина скатилась скупая слеза. Он и не подозревал, что за день можно так привязаться к какому-нибудь существу, особенно такому наглому и беспардонному, как Вася.

   Ближе к обеду в дверь опять позвонили. Максимкин, почему-то предчувствуя самое худшее, наспех накинул халат и тяжелой походкой пошел открывать. Предчувствие его не обмануло. На пороге стоял, глупо улыбаясь, его товарищ по работе, слесарь Палыч, невысокий, лысоватый тип в помятой, засаленной робе.

  - Ну, что Эдик, приболел значит?

  - Да, немного, - Максимкин почувствовал, как приятное тепло разливается в его душе оттого, что его помнят и справляются о самочувствии.

  - Меня Озерцовский прислал. - Продолжил Палыч.

   Максимкин помрачнел.

  - Он просил дословно передать то, что, - от мысленного напряжения лоб слесаря прорезали морщины, - если ты завтра не возьмешь в руки метлу, то можешь и дальше заниматься бумагомарательством и вообще катится ко всем чертям!

   Максимкин остолбенел.

  - Да, чуть не забыл.

   Палыч вытащил из кармана помятую газету, открывая на всеобщее обозрение полоски грязи под ногтями, и протянул поэту. Максимкин автоматически взял ее. Рот Палыча осклабился в ухмылке.

  - Мы здорово повеселились! - Он заговорщицки кивнул в сторону газеты.

  - Ну ладно, выздоравливай. - Палыч развернулся и, не подавая руки, скрылся из вида.

   Максимкин, все еще стоя у закрытой двери, развернул страницы. Он сразу увидел большие буквы заголовка "Лилии с шипами" и ниже, мелким шрифтом - проба пера. Он прочитал первые несколько строк своей оды и откинул газету в сторону. Его тело безвольно сползло на пол, а глаза начали слезиться. Каждое слово, каждая буква выглядели безжизненно, сюжет казался наигранным и глупым. Все было не так как в черновике, ярко и желанно. И если говорят, что каждое произведение это дитя своего творца, то в этот день на свет появилось чудовище. Максимкин грустно покачал головой.

  - Хватит, напробовались!

   Вечером, после долгой душевной борьбы, Максимкин решил появиться на глаза людям. И борьба и появление были вызваны необходимостью. В скромном жилище Максимкина подошли к концу запасы хлеба.

   В привычной близости от дома, на обшарпанной тысячью задниц, лавочке уже успели примостить свои старческие мощи местные сплетницы - тетя Валя, тетя Галя и тетя Варя.

   Максимкин боязливо, но вежливо поздоровался. Мгновенно наступила гробовая тишина. От чего старушки стали намного симпатичнее. Не смотря на это поэт постарался, как можно скорее миновать мертвую зону неодобрения.

   На обратном пути, после того как Максимкин посетил местный пункт реализации злаковой продукции, одна лишь тетя Валя смущенно потеребила свой цветастый платочек, но присутствие подружек удержало ее от какого бы ни было общения с неудавшимся стихотворцем.