— Входи, входи. — Он широко открыл дверь. — Извини за беспорядок. Мы редко здесь убираем.

Она оглядела его сверху донизу. Его майка была недостаточно длинной. Из-за этого взгляда он почувствовал себя голым. Ему стало стыдно за свои длинные и стройные ноги. Она сказала: — Вы тут и одеваетесь редко.

Она прошагала внутрь, и он задёрнул за нею сетку. — А кто это «мы»? Надеюсь, не толстяк Фогель, который привёз тебя на похороны на этой претенциозной машине. Тогда он так быстро ретировался.

— Он не любит похорон, — сказал Джуит.

— Они тебя не любит, — сказала Сьюзан.

— Уже не любит. Вчера, когда я звонила ему, чтобы узнать о тебе, он был очень краток. Он сказал, что не знает, где ты, и что ему нет до этого дела. Он был твоим агентом?

— В прошедшем времени — ты права, — сказал Джуит. — Извини, сейчас посмотрю, что у нас там делается.

Он заглянул в неубранную спальню. Дверь в ванную была открыта, и на ней висело большое пляжное полотенце всех цветов радуги. Рита принимала душ и тихо напевала себе под нос. Если бы она стала петь во весь голос, соседи бы начали стучать в стену с жалобами. Он закрыл дверь спальни, вернулся и провёл Сьюзан по коридору в гостиную. Из окна было видно улицу, покрытую асфальтовыми заплатами, пляж, который кишел молодёжью, и океан. В комнате было очень светло. Он убрал с бежевого раскладного дивана развлекательное чтиво и старые номера «Дэйли Вэрайети» и «Голливуд Репортер».

— Садись, — сказал он. — Жарко. Тебе принести холодной воды?

— Спасибо, не нужно, — сказала она и села.

Она посмотрела на него сквозь толстые стёкла очков.

— Что с тобой произошло? Мы всё время ищем твоё имя в газетах, где рекламируют фильмы. Но тебя там нет. Ты знаешь, как я не люблю ходить по улице, но когда твоё имя нам попадалось, мы всегда шли в кино.

— Спасибо на добром слове, — сказал он.

— Что же случилось? Всё из-за Фогеля, да? Мне никогда не нравились люди, которые носят тёмные очки в дождь.

Джуит уныло улыбнулся:

— Я помню.

Он хотел сесть, но вспомнил, что на нём только майка. Если он сядет, то покажет «тропическую зону» — как говорила Рита.

— Дай-ка я что-нибудь надену, — сказал он, повернулся и увидел Риту, которая стояла в дверном проёме, обёрнутая большим пляжным полотенцем всех цветов радуги.

Она вытирала волосы. В то время у неё была короткая стрижка, а цвет волос был естественный — чёрный. Увидев Сьюзан, она удивилась.

Джуит сказал:

— Моя сестра Сьюзан. А это — Рита Лопес.

Сьюзан от удивления открыла рот. Сперва, посмотрев на неё. Затем на него. Она облизала губы, а затем произнесла слабым голосом:

— Вы… вы женаты?

— Я замужем, — звонко сказала Рита. — Он — не женат.

Сьюзан залилась краской. Её маленькие неловкие кулачки упёрлись в покрывало дивана, и она, с усилием поднимаясь на ноги, закричала на Джуита:

— А как на счёт твоей… сути!? О которой ты говорил мне на папиных похоронах? На которую ты не мог повлиять и которую ты не мог изменить. Что всё это значит? — Она с трудом держалась на ногах, чудом не падая вперёд от усилий. — Ты мог повлиять. Ты мог изменить.

— Тогда я ещё не знал об этом, — сказал Джуит.

Он посмотрел на Риту, которая удалялась по коридору.

— Я и теперь не знаю. Порой с нами происходят вещи, которых мы не ожидаем. Ты ведь не ожидала такого? Признайся. Ты ведь удивлена, чёрт возьми.

Сьюзан уставилась вслед уходящей Рите.

— Что значит — она замужем?

— Это значит, что когда её имя попало на студии в чёрные списки, ей перестали давать роли, и поэтому она не могла содержать мужа так, как он привык. Вот он её и бросил.

Сьюзан побледнела.

— Она коммунистка?

— Её отец был коммунистом, — сказал Джуит. — В Мексике. Когда они боролись за демократию. В семнадцатом. Он погиб ещё до рождения Риты. Она не коммунистка.

— Но это из-за неё ты не можешь найти работу, — сказала Сьюзан. — Оливер, ну зачем тебе это? У тебя всё было так хорошо.

— Позволь мне переодеться, ладно? — сказал он. — Всё не так просто. Ты подождёшь?

Она не нашла слов, чтобы ответить, но кивнула и снова опустилась на диван. Джуит столкнулся с Ритой, которая выходила из ванной в джинсах и красной клетчатой блузке. Она налету поцеловала его в губы, но тут же поворотила нос.

— Фу-у! — поморщилась она. — Что за запах!

— Не знаю, что и сказать, — отвечал он.

Она вышла на кухню. Он снял майку и залез под душ, чтобы избавиться от запаха пота. Он не смог отыскать чистых брюк, поэтому напялил на себя мятые и потрёпанные белые матросские брюки, которые валялись у кровати. Рубашку он тоже не смог найти, впрочем, было довольно жарко.

В гостиной на покосившемся чайном столике стояла бутылка пива «Акме». Рита сидела на другом конце дивана со стаканом пива. Стакан пива, стоявший напротив Сьюзан, был полон. Однажды, когда Сьюзан была старшеклассницей, какой-то парень пригласил её пройтись с ним. Она решила, что нравится ему. Он угостил её пивом, а потом привёл своих друзей посмеяться над тем, как её развезло. С тех пор она не притрагивалась к пиву и прочим алкогольным напиткам. Джуит не знал об этом. В жарком воздухе повисло облако сигаретного дыма. Даже в жару Рита курила одну сигарету за другой. Она говорила: — Когда я играла в маленьком театре «Закат», к нам приходили люди из студий. Они искали новичков. Меня, конечно, никто не искал, я, во-первых, не новичок, а во-вторых, в чёрном списке. И как-то раз к нам пришли Зигги Фогель и Оливер. Они были любовниками, ну, ты ведь знаешь. — Рита была сама осторожность. — Зигги нашёл его где-то в Нью-Йорке, в кабинке уборщика. В сорок восьмом. Он привёз его обратно сюда и откопал для него роли в кино.

— Во время войны, — сказал Джуит, — мне подвернулось несколько хороших ролей на Бродвее. Тогда я думал, всё дело в том, что я умею играть.

Он нагнулся к столу, чтобы наполнить стакан холодным пивом.

— Но это было не так. — Он сел на пыльный пол, скрестив ноги. — Роли доставались мне только потому, что все хорошие молодые актёры тогда воевали.

— Ах, Оливер, — сказала Сьюзан.

— Это правда. Я понял это, когда все они вернулись из Европы и с Тихого океана. Когда это случилось, я стал безработным. У меня не было никаких друзей, кроме тараканов. Мы делили с ними всё пополам. И так продолжалось, пока Зигги не увидел меня, нищего и немытого, в дверях одного захолустного театришки летом. И не решил, что в кино не помешает ещё одно смазливое лицо.

— Ах, Оливер, — снова сказала Сьюзан. — Прекрати.

Она обернулась к Рите за помощью.

— Он же очень талантливый. Правда же, он талантливый? — Только я теперь зареклась ходить в кино, — ответила Рита и усмехнулась, глядя на него поверх своего стакана. — Когда я ушёл от него к Рите, — Джуит встал на колени, взял сигарету из пачки Риты на чайном столике, прикурил от Ритиной «Зиппо» и снова сел на пол, скрестив ноги, — он страшно разозлился. Он предупредил меня, что я больше не смогу найти работу в этом городе.

— Но ты же не коммунист, — воскликнула Сьюзан. — Как это несправедливо!

— Вот если он был коммунистом, — сказал Рита, наклоняясь, чтобы потушить окурок и взять новую сигарету, — тогда это было бы и правда несправедливо. У каждого человека есть право зарабатывать себе на жизнь? Они, кажется, забыли об этом.

Сьюзан была в отчаянии.

— Что же вы будете делать?

— Он будет торговать тако, — сказала Рита. — Я заложу в ломбарде свою задницу, куплю десять фунтов гамбургеров, и мы будем бегать по пляжу и предлагать их тем, кто оголодал.

— Мы работаем, — поспешно добавил Джуит. — Не волнуйся. Жизнь полна иронии. Все остальные коммунисты, настоящие коммунисты, просто обожают Риту. Они собрались небольшой компанией и сколотили труппу. Она играет в каждом спектакле. Платят они всем поровну. А поскольку играет Рита, то, стало быть, и я тоже. Они думают, что я тоже коммунист. Среди них есть великие актёры.