– О, эта женщина постоянно выходит на охоту, – и эта старомодная поговорка, произнесенная с поджатыми губами, возможно, лучше всего описывает состояние Руби после недели абсолютной отрешенности от любых чувств и эмоций.
(Она уже не помнит о недавнем взрыве эмоций, не помнит ту женщину, что танцевала на свадьбе Салли. Мы не всегда вспоминаем правильные моменты.)
Пытаясь отвлечься, Руби составляет список мест, которые стоит посетить на второй неделе в Нью-Йорке, которая почему-то кажется ей первой. Отмечая названия мест в своем блокноте, она бывает в Метрополитене[16], катается на пароме Статен-Айленд, садится на поезд до Бруклина и под дождем возвращается пешком по мосту. Этот непрекращающийся весенний дождь теперь для нее такая же часть города, как мусор и строительные леса, как сетевые магазины на каждом углу и картонный проездной на метро, который она носит в сумочке. У Руби есть счет в банке, и он помогает ей знакомиться с Нью-Йорком. Он позволяет ей купить мартини с водкой и французские свечи для ее маленькой студии, а также новое платье Дианы фон Фюрстенберг, которое два дня назад Руби надела на спектакль в Линкольн-центре. Одна из ее любимых киноактрис стояла на сцене полуголая, так близко, что Руби смогла разглядеть темные ореолы ее сосков. Одним словом – Нью-Йорк!
Этому городу теперь посвящены посты в ее социальных сетях, сообщения матери и телефонные звонки старшей сестре Кэсси, которая осталась со своей семьей в Мельбурне.
Однако есть и другой Нью-Йорк. Нью-Йорк, когда она сверлит взглядом потолок в мучительном ожидании раннего утреннего звонка, сигнала, возвещающего о текстовом сообщении Эша, момент, когда она бросается к телефону. Руби спит обнаженной, в полной готовности, за что Эш невероятно признателен. Оказывается, он присутствует в этом городе так же, как и в том, который она покинула. Словно первая неделя молчания заставила его еще усерднее пытаться достучаться до нее. Их разговоры становятся такими же жизненно необходимыми, какими были, когда они впервые познавали друг друга. Кажется, это было целую вечность назад.
Я не могу уснуть, Руби. Ты сводишь меня с ума. Я думал о тебе весь день. Покажи мне свою…
– Нет, – сказала она Кэсси прошлым вечером. – Мы не разговаривали с тех пор, как я приехала сюда.
Руби ненавидит ложь. Она понимает, как была бы разочарована ее сестра, если бы узнала, что она все еще общается с Эшем. Но каждое утро Руби говорит себе, что это мелочи. Одна маленькая ложь и триста квадратных миль чего-то еще. На завтра запланирован Кони-Айленд. Американский балет. Кабаре в Гринвич-Виллидж. Еще один бар на крыше и еще один неоправданно дорогой коктейль. Руби пытается стать лучше, но она никогда не обещала быть идеальной.
Руби Джонс много думает об идеалах.
Она считает, что невеста Эша идеальна. Руби не из тех женщин, которым все равно, что у их любовника скоро появится жена. Она не станет клише, по крайней мере, не большим, чем уже стала. А значит, – она часто впадает в другие крайности, – она будет идеализировать женщину, которую никогда не встречала, с которой никогда не разговаривала. Воображать белые зубы и аккуратные ногти, прозрачный блеск для губ и легкий тональный крем. Брюки-капри и дорогие часы. Безымянный палец, украшенный единственным бриллиантом, и длинные блестящие волосы. Скорее всего, с успехом оконченное второе высшее, а также год волонтерской работы где-то за границей. Эта женщина прочитывает книгу за раз, а на вечеринку всегда приходит с фирменным блюдом. По просьбе хозяев, конечно же, потому что всем нравится, как Эмма готовит… На этом список воображаемых достоинств обрывается. Одно дело создать в своей голове версию невесты Эша, сформировать облик человека, основываясь на том немногом, что известно из социальных сетей и подслушанных разговоров. Совсем другое – с болью втискивать свое творение в реальный мир, который эта женщина делит с Эшем, наполненный друзьями, зваными обедами, выходными и другими планами. Размышляя об этом, Руби сжимает челюсти, но признает, что она – всего лишь каракули на салфетке, в то время как невеста Эша – громадные абзацы текста со всеми необходимыми знаками препинания; Эмма составляет целые абзацы его жизни.
Руби было бы глупо зацикливаться на том, чего ей не достает.
Лучше сосредоточиться на том, что она сама приносит в жизнь Эша. На том, что она в нем пробуждает.
– С тобой я становлюсь другим, – однажды сказал он, и Руби верит, что, по крайней мере, это – правда.
(Возможно ли, что, будучи с кем-то, мы совсем не меняемся? Если нет, то куда при расставании исчезает наша новая версия? Я много думала об этом после ухода моей матери.)
Руби думает, что причина ее состояния в погоде. Постоянный дождь вызывает воспоминания о долгих днях, проведенных в постели, что напоминает ей о переплетенных конечностях, медленных поцелуях и дремоте в чьих-то объятиях. Последние несколько дней одиноких прогулок по городу явно усилили ее тоску и желание иметь рядом близкого человека. Ничего не поменяет того факта, что большинство ее воспоминаний о долгих вечерах, проведенных в постели, выдуманы: после Эша у нее никого не было, а он редко оставался дольше, чем на час или два, в лучшем случае. От этой правды сердце Руби дрожит, как натянутая гитарная струна. Внезапно ей в голову приходит мысль, что на самом деле ей просто нужно, чтобы к ней прикоснулись. Прошли дни, даже недели, с тех пор как она хоть как-то контактировала с другим человеческим существом. От такого рода лишений человек может сойти с ума.
Два дня назад Руби пробегала мимо небольшого массажного салона на Амстердаме, зажатого между компанией по ремонту компьютеров и конторой по обналичиванию чеков.
«МАССАЖ ГЛУБОКИХ ТКАНЕЙ, 1 час / 55 долларов, СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ СЕРЕДИНЫ НЕДЕЛИ», – гласила написанная от руки табличка в окне.
Стоит попробовать, решает Руби, и прежде чем успеет передумать, снова выходит под дождь, направляясь на восток.
«Я постепенно начинаю понимать это место», – думает она, переходя одну улицу, потом другую, пока не добирается до нужного места.
Когда Руби входит, звенит дверной колокольчик, и стоящий за стойкой регистрации худощавый мужчина в чем-то похожем на шелковую пижаму кивает ей. Видимо, она его единственный посетитель, и вскоре мужчина ведет ее в маленькую комнатку, спрятанную в задней части салона, где едва хватает места для кровати и тростниковой корзины для одежды.
– Нижнее белье оставьте, – говорит мужчина, а затем отворачивается, чтобы она могла раздеться. Когда он, хрустнув костяшками пальцев, дотрагивается до нее, мир за ее опущенными веками вспыхивает оранжевым. Приятным это не назовешь, поскольку мужчина оказывается сильнее, чем кажется. Он давит, разминает мышцы, заставляет кости Руби хрустеть, но это успокаивает что-то внутри нее, помогает ей прийти в себя. У нее есть тело, нервы, сухожилия и хрящи. Она в Нью-Йорке, пьет слишком много водки и доводит себя до оргазма лучше, чем даже самый умелый из ее любовников. Она слишком много денег тратит на платья и иногда не встает с постели до полудня. Хвост, в который она завязала волосы, небрежен, да и зубы у нее кривоваты, но, тем не менее, когда этот щуплый мужчина надавливает локтем на ее левую лопатку, вызывая яркие искры под веками, Руби думает, что придавала «идеалу» слишком большое значение. В конце концов, есть что-то особенное в том, чтобы иметь недостатки.
Когда массаж заканчивается, Руби чувствует себя легкой, свободной, как если бы мужчина в той тесной комнате каким-то образом отвязал ее от берега и пустил в плаванье по морю. Руби, слегка смущенная собственной простотой, задается вопросом, неужели это все, что ей нужно – чтобы кто-то позаботился о ней, подарил ей час своего внимания? Если это действительно так, она готова возвращаться к этому мужчине хоть каждый день. Просто чтобы посмотреть, сколько еще ее проблем он может решить.
Руби улыбается, воображая себя совершенно освобожденной, когда ее телефон вибрирует в кармане куртки.
