Наклоняюсь, и, придерживаясь рукой за ее небольшую аккуратную шею, начинаю вырезать «Е». В этот раз порез не такой глубокий и занимает намного больше времени. Я постоянно колеблюсь, и знаю, что она замечает это, однако ничего не могу с этим поделать. Когда это, наконец, заканчивается и сделан последний разрез, я наблюдаю за тем, как кровь стекает по ее спине, что похоже на то, будто она плачет малиновыми слезами, и вода вокруг талии девушки становится розоватого оттенка.

Прежде, чем успеваю понять, что делаю, я прижимаю губы к ране, пробуя на вкус соль ее крови и чистоту вен. Мне хочется облегчить повреждение, которое я только что причинил, и почувствовать, как энергия ее существования пульсирует под моей кожей.

К ее чести, она даже не вздрагивает, позволяя целовать ее спину сколько угодно. Она позволяет мне быть вампиром, кайфующим от ее крови и желающим ее душу.

— Я хотел сломать тебя, — бормочу я, касаясь губами крови. — Уничтожить, разрушить. Но ты не ломаешься. И не сломаешься никогда. Почему? — заканчиваю я едва слышно.

Она отстраняется и смотрит на меня через плечо, в ее глазах не отражаются эмоции даже тогда, когда она видит мои красные губы.

— Верни меня Сальвадору, — говорит она, не сводя с меня взгляда, — и я обещаю, что тебе никогда не удастся собрать вместе осколки того, что от меня останется.

Я вижу, что она говорит правду. Эта правда ощущается подобно крошечному осколку в сердце.

Проглатываю это чувство и выпрямляюсь, после чего указываю на полотенце.

— Вытирайся, твой ужин остывает. Я подожду в комнате, чтобы убедиться, что он не пропадет.

Оставляю ее в ванной и закрываю за собой дверь. Оказавшись в одиночестве, прижимаю руки к лицу и глубоко вдыхаю, пытаясь собраться. Вещи происходят и развиваются с бешеной скоростью, и на кону абсолютно все. Какими бы ни были долбанутые… чувства, которые я испытываю к Луизе, они не настоящие; не могут быть настоящими. Чувства никогда не приводили ни к чему, это делал только инстинкт. И мой говорил мне бежать, отстраниться, готовиться махнуть рукой на нее, потому что в любом случае, даже с моим именем на спине, она не моя. Она или принадлежит Сальвадору или мертва, что, в конечном счете, одно и то же.

Вскоре Луиза выходит из ванной в одном полотенце, выглядя настолько ангельски, что аж дух захватывает. Она с любопытством смотрит на меня, и я думаю о том, что она видит на моем лице. Я больше не могу позволять ей что-либо видеть.

Девушка подходит к кровати и садится на край, без интереса смотря на остывшую еду. Знаю, что бесполезно пытаться заставить ее поужинать. На самом деле, мне лучше уйти сейчас.

— Увидимся завтра, — говорю ей грубо, разворачиваясь на пятках и направляясь к двери.

Мне интересно, что она подумает о моем поспешном уходе, и приходится напомнить себе, что это не должно меня волновать.

— Почему ты так сильно хочешь сломать меня? — тихо спрашивает она, когда я уже тянусь к дверной ручке.

Замираю и думаю о правде, после чего, не оборачиваясь, говорю:

— Потому что я предпочитаю уничтожать красивые вещи до того, как они уничтожат меня.

Она не отвечает, но, открывая дверь, я слышу низкий смешок, заставляющий меня замереть и повернуться к девушке.

— Ничего себе, — говорит она иронично, изогнув губы в веселой улыбке. — Она действительно заморочила тебе голову. Элли, — добавляет Луиза так, будто я не знаю, кого она имеет в виду.

Как будто может быть другая она.

Я захлопываю дверь, вздрагивая от дискомфорта, распространяющегося в груди. Поворачиваюсь к ней лицом, умудряясь сохранить выражение лица пустым, а голос холодным.

— Не произноси ее имя. — Луиза хмурится, и это ощущается как пинок в живот. — И не смотри на меня так, — добавляю я.

— Как так? — спрашивает она.

— Как будто тебе меня жаль, — даже произносить это стыдно.

— Но ведь мне действительно жаль тебя, Хавьер Берналь, — говорит Луиза с превосходством в голосе. — Очень жаль. Ты такой жестокий и сильный мужчина, а все еще зализываешь свои раны.

Через секунду я уже оказываюсь возле ее кровати и хватаю девушку за руку, притягивая к себе так близко, что мои губы касаются мочки ее уха.

— Единственные раны, которые я когда-либо зализывал, — шепчу я хрипло. — Твои.

С этими словами я отпускаю ее и сваливаю отсюда нафиг, до того, как сделаю что-нибудь похуже.

Луиза

Время может делать с людьми забавные вещи. Детство, несколько лет, пара месяцев, неделя могут делать с людьми забавные вещи. В детстве я считала, что были те, кто меня любил, что Битлз были правы и «Все, что нам нужно — это любовь». За несколько лет в браке я поняла, что жизнь несправедлива, и мир полон жестоких людей, которые жили за счет более слабых. Пара месяцев женитьбы заставила меня увидеть, насколько долбанутой была моя жизнь, что я была в золотой клетке, что сбежать не удастся. Неделя в качестве заложницы помогла понять, насколько мне все осточертело.

За эту неделю я изменилась, хотя еще не понимаю, как. Даже не понимая того, я начала находить общий язык с Хавьером вместо того, чтобы бояться. Видела его желание сломать меня, и хотела того же: сломать тех, кто причинял мне боль. Он мстил женщине, которая его бросила, становясь более успешным или унижая и побеждая меня. Я понимала бушующую в нем ярость, потому что начинала чувствовать ее и в себе. Гнев глубоко внутри меня начинал раскрываться, угрожая вырваться на свободу. Не уверена, что произойдет, если это случится — вероятно, ничего хорошего, так как я женщина в игре мужчины — но, если бы у меня появился редкий шанс стать частью игры, ничто уже не остановило бы меня.

После того, как Хавьер оставил меня в спальне, я постоянно возвращаюсь мыслями к нашему разговору. Он умеет причинять боль, а еще лучше умеет врать. Пусть он и ведет себя бессердечно и жестоко, я вижу, что скрывается в его золотистых глазах и знаю, когда Хавьер колеблется или испытывает смущение. Я вижу, что у него есть чувства, эмоции, которые были так глубоко зарыты под грязью, что почти не существовали.

Почти.

Однако, правда, в том, что, как бы Хавьер не относился ко мне, реальность растопчет эти эмоции. Когда завтра Сальвадор свяжется с ним, Хавьер отдаст ему меня. А если звонка от Сала не будет, Хавьеру придется меня убить. О, он не сделает этого сам — эмоции не позволят. Но это сделает Эсте. Или Доктор. Или Франко. Меня прикончат, вероятно, самым жестоким способом, потому что так тут все и делается. Чтобы Хавьер ко мне не испытывал, идиотом он не был. Он был коварным, умел манипулировать людьми, и у него была гордость. Много гордости. Главы картелей не отпускали заложников из-за обливающихся кровью сердец.

Из-за Хавьера я умру, потому что так нужно. А он продолжит жить, выискивая очередную возможность добиться успеха и похоронить призраков из прошлого. Через неделю я стану просто воспоминанием. Мое место займет какая-нибудь другая форма мести.

В другом сценарии, по крайней мере, мои родители были бы в безопасности. Если Сальвадор заключит ради меня сделку, это будет означать, что он действительно хочет меня в качестве жены. Чтобы иметь и держать, насиловать и оскорблять, но я приму это, потому что мои родители останутся живы. Ради них я готова смириться с чем угодно.

Возможно, однажды, мне удастся увезти их далеко отсюда, а затем я убью Сальвадора. В процессе я определенно умру сама, но зато с улыбкой на лице.

С этими мыслями я засыпаю, а когда просыпаюсь, Хавьер удивляет меня, принося завтрак. Я думала, он станет избегать меня, как прежде, но вот он стоит у моей двери с подносом еды как дворецкий, любящий вкус крови.

Моей крови. Вспоминаю ощущение его губ на мне, когда он целовал мою раненую спину, успокаивая и одновременно вызывая незнакомые мне эмоции. Теперь Хавьер стоит передо мной, и, ничего не в силах поделать, я чувствую, как по моей коже пробегает электрический импульс.