– Извини… – прошептала я, нервно качнув головой.

– Не ответишь?

– Нет, – буркнула ему в подмышку, пытаясь спрятаться подальше.

– А если мне это важно?

– Я не хочу с тобой разговаривать, – упиралась я кулаками в его рёбра.

– А если я тебя люблю?

– А ты любишь? – тут же высунулась, чтобы заглянуть в глаза, наткнулась на веселье в них, искрящийся смех, и со стоном разочарования рухнула обратно.

Я два года была для себя и мамой, и папой, и дедушкой в одном лице, ни на кого не надеялась и не ждала помощи. Справлялась со своими проблемами, пытаясь вынести из них урок для себя на будущее, а рядом с Даней моё чувство одиночества, самостоятельности развеялось в один миг. С ним не хотелось быть сильной, что-то решать, думать за троих. Хотелось быть собой и просто жить, не вникая в правила, не задумываясь над тем, что будет завтра. Опасное, ложное чувство спокойствия – вот что поселилось во мне в ту ночь. Я была именно спокойна. Не прикидывала в уме речь, которую должна буду сказать ему завтра, чтобы уйти достойно, с меньшими потерями для себя самой, не думала над тем, что он мне ответит. И так уснула, с улыбкой удовлетворения на лице и со вздохом разочарования в душе: я влюбилась.

Утро я встретила в постели одна. И чему, собственно, удивляюсь? Я практически уверена, что внизу меня ждёт горничная с известием от своего хозяина и благодарностью за чудную ночь. Только вот мыслям этим осуществиться было не дано. В гостиной меня встретил сам Данила. Нет, это был Даниил Алексеевич, и никак иначе. От первого же взгляда захотелось обратиться к нему на «вы» и шёпотом, опустить глаза и, как щенок, поджать хвостик.

Даниил Алексеевич сидел в кресле, перед ним на журнальном столике стоял ноутбук, за ноутом, чуть правее, чашечка ароматного кофе, слева, в пепельнице – тлела сигарета. В руках при этом был телефон, а стационарная трубка лежала на подлокотнике. Он мазнул по мне взглядом, который не выражал никаких эмоций, и тут же вернулся к монитору. Что-то громко обсуждал по телефону, раздавал указания, командовал и, судя по грозному голосу, сердился. Но как только свой разговор закончил, его тяжёлый взгляд упал на меня.

– Ну? – рыкнул. – Чего застыла? Практически уверен, что если бы работал сегодня в кабинете, поймать бы смог только аромат твоих духов.

Я молчала, пытаясь уловить логику в его замысловатом высказывании.

– Я говорю, сбежать собираешься? Напрасно.

Взгляд потеплел, на лице появилась добрая улыбка, и Данила тяжело выдохнул.

– Иди ко мне, присядь, есть разговор.

Данила потянулся, зевнул, отчего сразу стал домашним и уютным. Он расправил плечи, и это действие сопровождалось громким хрустом позвоночных суставчиков.

– Может, помассировать? Не нравится мне этот хруст, – решила пойти я ва-банк. Хуже уже не будет, а прикасаться к совершенному телу – сплошное удовольствие.

Данила кивнул, приглашая стать сзади, а пока я массировала, как раз и приступил к разговору.

– Вот это адрес медицинского центра, сегодня на четыре часа ты записана к гинекологу, я хочу, чтобы тебя осмотрели.

На журнальный столик опустилась ламинированная визитка с адресом и телефоном.

– В смысле?

Наверно, я слишком интенсивно принялась разминать плечи, потому как Данька странно притих.

– В смысле, мне не понравилась твоя вчерашняя реакция, я хочу быть уверен, что всё в порядке.

– А зачем?

Вот тут-то он меня и раскусил, глянул так, что все вопросы задавать перехотелось. Брови сдвинуты, глаза потемнели, а губы плотно сомкнуты.

– Потому что ты со вчерашнего вечера моя девушка, – вкрадчиво начал он, взял меня за руку и заставил обойти кресло вокруг. – Потому что ты мне не безразлична, – усадил он меня на колени, заглянул в глаза. – Потому что ты моя будущая жена и мать моих детей. Как тебе такой вариант?

– Неожиданно…

– Если ты сейчас скажешь, что тебя что-то не устраивает, то лучше промолчи, – предупредил он.

А если я скажу, что… что я не… – прикусила губу, глянула исподлобья, но всё же решилась. – Данила, я не понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьёзно. Какая жена, какие дети?.. Ты меня знаешь несколько часов, большую часть из которых я проспала и не могла никак повлиять на это решение. Ты чего?

Как раз после этих слов я и узнала, что для Данилы всегда была раскрытой книгой. Он поведал познавательную историю о любви с первого взгляда, со мной в главной роли. Оказалось, что Даня меня увидел задолго до самого знакомства, и про деда не шутил. И было это три года назад, на каком-то юбилее дедовой кампании. Мне было пятнадцать, по его словам, я была нереально красива и он не смог отвести взгляд. А мой дед, будучи человеком прозорливым и очень мудрым, подобный взгляд понял по-своему, усмехнулся, понимающе похлопал по плечу и пообещал повлиять. Только вот повлиять он не успел, автомобильная авария внесла свои коррективы в его планы. А уже через год мы с мамой оказались на улице. Всё это время Даня не выпускал меня из поля зрения, не помогал, не вмешивался, но и не оставлял одну, зная обо всех действиях и передвижениях.

Знал и о маме, и об отце. На мой логический вопрос о том, почему же не помог, не вступился, был лаконичный и простой ответ: ты личность и я не мог препятствовать твоему развитию. Позже я думала над этим вопросом и понимала, что его помощь в тот момент поняла бы иначе, как подачку, как помощь бедным родственникам, сама, меж тем, оставалась гордой и непреклонной.

Ему не нужна была слабая размазня, ему нужна достойная, женщина, которая справится с ним, выдержит тяжёлый характер. Из виду он меня не терял, но и не вникал в дела, для этого был нанят специальный человек. И когда мы впервые встретились на одном из приёмов, Даня даже меня не узнал. Он не любил продажных женщин, одно дело, когда ты признаёшь, что проститутка, и совсем другое, когда прикрываешься другим обличием, являясь, по сути, именно продажной женщиной, да и блондинки никогда не были слабостью Дементьева. И только спустя несколько встреч ему удалось разглядеть в моём лице знакомые черты.

Переломным моментом стала одна из моих фотографий, что-то из первых работ, сделанная фотографом Евгенией Майли. Эта работа висела в какой-то галереи, и не узнать меня он не мог, как не смог и отказаться от уже развитого, сексуального тела, от своего желания, от своих мыслей, которые не единожды возвращались на несколько лет назад к юной, неприступной красавице. На этом Дементьев решил, что уже пора и начал активные действия. Ну, как активные, набрал номер своего человека, который за мной следил, и узнал всё. Всё, что можно, и что нельзя. И каково было его удивление, когда на стол легла фотография. Только не той девчонки, которую он запомнил, а моя. Вот такая, какая я сейчас. Да, да, тот самый ангелочек, который, как смеялись друзья Данилы, не сводил с него глаз при каждой встрече.

– Вот насчёт «не сводила глаз», ты явно преувеличиваешь! – возмутилась я, злясь в первую очередь на себя.

– Ни капельки. Честно, я уже успел подумать, что ты на меня нацелилась. Хочешь за меня замуж ведь, признайся.

– Нет.

– Ты подумай…

– Только когда передо мной будет лежать кольцо, – скрестила я руки на груди, протестуя против его уверенности.

А с другой стороны… Да, я хотела его, хотела с ним, и хотела замуж. Но вот так, вдруг, без ухаживания, прелюдии, без всех прелестей молодой пары, да ещё этот небрежный самоуверенный тон, словно его упрашивают. Вот ещё! Не знаю, насколько получалось, но в свой взгляд я старалась вложить огненный заряд, который пробьёт его оборону.

С широкой улыбкой Дементьев вышел, а через минуту вернулся и передо мной действительно лежало кольцо. «И где, спрашивается, музыканты, шампанское, куча приглашённых дармоедов?! » – твердил мой грозный взгляд, а Даня смотрел в ожидании ответа. А какой ему, собственно говоря, ответ, если он ничего не предложил, а может, это кольцо и не для меня вовсе, а только приманка для признания. Я вообще ничего ему не ответила, отодвинула кольцо дальше и показательно отвернулась.