Я решил сменить стратегию. Отныне я буду говорить только о ней и больше ни о чем. Я сочинял стихи, рифмованные и в прозе, и в каждом из них превозносил ее. Я описывал ее плечи, цвет ее лица, ее волосы (само собой разумеется, развевающиеся на ветру). Я старательно избегал зауми, напыщенности и прочей показухи, прекрасно зная за собой этот грех. Все мои письма, исчисляемые сотнями — в отдельные дни я строчил их с десяток, — дышали искренностью и правдой. Я настойчиво внушал ей, что готов к любви, к настоящей любви, и лишь она одна может мне ее дать. Это были романтичные и в то же время полные жизни послания. Они воплощали собой молодость — мою собственную, моих предшественников и моих потомков.

И все-таки любовные письма, написанные с целью завоевать чье-то сердце, являются свидетельством большой трусости. Мы не смеем, глядя в глаза другому человеку, открыть ему свои чувства и предоставляем ему разбираться с тоннами наших посланий. Она не только ни о чем меня не просила; она смотрела на меня просто как на одного из знакомых по школе, случайно встреченного в коридоре, а я ни с того ни с сего начал давить ее бетонными глыбами категорических признаний. Каким наивным надо быть, чтобы поверить, что одной силой слов, даже идеально подогнанных, можно заставить женщину отдаться незнакомцу! К тому же не исключено, что слишком выразительный язык станет причиной возникновения комплексов: демонстрируя свои таланты, выставляя напоказ свои дарования, ты как будто принижаешь человека, которого якобы любишь. Анук не нуждалась в моих словесных излияниях — ей нужны были надежные руки, способные обнять ее и защитить. Мало того, положительный ответ поставил бы под сомнение ее нормальность: ни один спокойный и уравновешенный человек не воспринял бы с благосклонностью мой болезненный бред.

Как бы то ни было, я продолжал бомбардировать ее своими посланиями; абсолютно того не желая, она получила от меня тысячу любовных залпов. Я вступил в воображаемую вселенную, завязав искусственную связь с женщиной (по всей видимости, напугав ее), которая на самом деле была случайным человеком, выбранным мной произвольно, основываясь на абсурдном критерии внешней привлекательности. Она впитала в себя мое безумие, но она не заслуживала преследования с моей стороны (и наверняка воспринимала его как несправедливое). Но безумец (а я был безумцем), устанавливающий односторонний контакт с предметом своего обожания, на самом деле превращает его в жертву, поскольку поддается (убежденный, что имеет на это право) опасной иллюзии, что отказ будет означать для него худшее из оскорблений. Пока мои товарищи корпели как проклятые над учебниками, готовясь к конкурсным экзаменам, я писал. Я знал, что не поступлю ни в одну высшую школу, даже в самую паршивую, поэтому все глубже погружался в убийственное, ядовитое одиночество своей эпистолярной авантюры.

Но хотел ли я получить от нее ответ? В моей затее было столько же смелости, сколько трусости. Смелости — потому что встретиться с Анук после всех этих писем требовало от меня изрядного нахальства, дерзости и самоуверенности (разумеется, притворной, но главная особенность самоуверенности в том и состоит, что она зависит от нашей способности ее изобразить); трусости — потому что написать тысячу страниц любовного бреда легче, чем перейти через улицу и сказать женщине, что она тебе нравится. Решая это запутанное уравнение, я выбрал самый глупый способ — полностью ее игнорировать, а сталкиваясь с ней в коридоре, небрежно ей кивать, как будто не я ее, а она меня донимала своим назойливым вниманием. Это была малодостойная стратегия, но я делал ставку на известный психологический эффект: иногда подчеркнутая холодность, высокомерие и равнодушие могут пробудить к себе любопытство. Но этот механизм действует только в том случае, если женщина испытывает хотя бы намек на симпатию к тебе. Нельзя по собственному желанию ex nihilo^[10] подчинить ее своим безумным фантазиям.

Однажды утром, около восьми часов, направляясь на лекцию по математике, я заметил скопление народа в зале В12, известном как «зал Анри Колло» (там висела мемориальная доска) и названном в честь преподавателя, погибшего в аварии на канатно-подвесной дороге 22 декабря 1965 года; пол кабины под сильным порывом ветра провалился, и Колло, а вместе с ним еще шестнадцать лыжников упали вниз и разбились о заснеженные скалы. Мои товарищи, смеясь и толкаясь, толпились перед стеной, увешанной какими-то листовками. Это были мои письма Анук. Ее брат Карим посмотрел на меня, злобно ухмыльнулся и, гордый своим подвигом, гаркнул: «Ха!»

КОНЕЦ

БЛАГОДАРНОСТИ

Выражаю свою признательность Жан-Люку Барре, подсказавшему мне идею этой книги.

notes

Примечания

1

Пер. Б. Лившица. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примечания переводчика.)

2

Пулу — детское прозвище Ж.-П. Сартра.

3

Грубый фарс (англ.).

4

Куриная катушка (англ.).

5

«Красная трава» — роман Бориса Виана.

6

NRF (Nouvelle Revue francaise) — «Новое французское обозрение», авторитетный литературный журнал.

7

Ты должен верить в весну (англ.).

8

Время в моих руках (англ.).

9

Несбыточная мечта (англ.).

10

С нуля (лат.).