Или стоит подождать, пока его найдет пожирательница? Она обглодает его кости и выкинет их в канал. Будет ли его душа навеки проклята? Он почти чувствовал, как тонкие пальцы с длинными звериными когтями обхватывают его щиколотки, а острые зубы впиваются в плоть и рвут его на части.

  Рим заплакал от жалости к себе. За что ему всё это? Почему он не мог дальше жить своей тихой, совершенно неинтересной жизнью?

  Лишь почувствовав холодную воду, пропитавшую левый рукав и штаны на коленях, он сумел открыть глаза. Он лежал на булыжной мостовой, в тени широкого платана, подсвеченного желтым электрическим фонарём.

  Рядом никого не было.

  Рим вытер потёкший нос и с трудом поднялся на ноги.

  Римуш стоял на берегу Большого Канала. Слева от него была водная гладь в гранитных берегах, а справа - платановая аллея перед лучшими домами города. С того берега лёгкий ветер донёс звуки музыки. Там в свете разноцветной гирлянды были танцы в публичном саду.

  Рим прислонился к парапету и отдышался. Сердце всё ещё бешено колотилось, ноги болели, а ладони саднили. Пальто сбилось и вместе с рубашкой и жилетом поднялось куда-то к подмышкам. Со стороны он выглядит как безумец или бродяга. Рим выдохнул и поправил одежду. Потом зажмурился.

  Разум немедленно представил ему, что с ним будет после того, как он сбежал от людей королевы.

  Королева Эллин слыла доброй королевой. В отличие от своих предшественников, она не питала страсти ни к публичным казням, ни к дани юными девственниками, как королева Мэйлар, ни к дворцам изо льда посреди лета, ни к колесницам, куда запрягались увечные враги короны и просто калеки. Королева Эллин вообще предпочитала не вмешиваться в дела тех, кто на земле, пребывая в своём парящем над городом дворце.

  Но королева очень не любила заговоры и пренебрежение своей властью.

  Римуш полагал, что особенно - после того, как её тётушка и племянница попытались свергнуть её меньше недели назад.

  Ему конец.

  Он не выдержал и снова заплакал.

  Ему конец. Вся жизнь, вымученная, сначала в семье, потом во взрослой жизни.

  Он всхлипнул. Вот и бесславный конец. Он внезапно ощутил грусть от того, что всё так заканчивается. Что он сможет показать Амазде? Свои добрые намерения? Не они открывают путь к Извечному Огню, а благие дела и чистые мысли. Рим сможет предъявить разве что любовь к племянникам, вся остальная его жизнь омрачена завистью и трусостью. Он представил себе суд Амазды, как о нём говорилось в Сказаниях, и рассмеялся. Если содрать с него его напускную браваду, то останется жалкая и мелкая душёнка. Он грустно рассмеялся. Собственные страхи за жизнь, за благополучие, за сытые вечера наедине с радио показались такой мелочью. Он смехотворен и ничтожен.

  Римуш бесконечно долго смотрел на танцы вдалеке и думал о том, насколько же он бесполезен для мироздания. С канала дул ледяной ветер, и он замёрз. Он потрогал промокший рукав и побрёл прочь.

  В ночной чайной Рим купил себе немного горячей чавы и тост. Продавец посмотрел на него с подозрением, но деньги взял.

  Трамваи остановились. Рим свернул от Большого Канала к старой ратуше и подъёму к королевскому Дворцу. Скала вернулась на место, и с земли к ней тянули подъёмный механизм. В ночном небе вырисовывался освещённый десятком прожекторов устремлённый в небо палец и ползающие по нему рабочие со сварочными аппаратами. Долгой жизни королеве, горько подумал Римуш, и допил чаву.

  Перевозчик увязался за ним сразу после поворота на улицу за ратушей. Рим услышал тихий шелест каучуковых шин и оглянулся. На ещё полминуты назад пустой улице появился чёрный экипаж городского извоза.

  Римуш остановился.

  Экипаж подъехал и медленно встал рядом. Рим подошел к нему. Перевозчик выглядел обычным человеком. Простой мужчина-мейндец, почти старик, с сухим лицом и плоскими губами. Римуш разглядывал его с каким-то апатичным любопытством. На страх у него не осталось никаких сил и желания. Конец близок, и нет смысла спасаться. Теперь осталось лишь что скажет сам Великий Мудрый. Рим ничего не мог изменить.

  - Тебе не сюда, баха, - проскрипел Перевозчик.

  - Тогда какого хрена ты постоянно мне попадаешься?

  Блеснул желтый глаз.

  - Кто знает, баха.

  - Тогда не езди за мной.

  - За тобой идёт тень, баха. И эта тень должна вернуться туда, где её место.

  - Пожирательница? Что это за хрень? Она что, из храма Хериша? Той срани, что провалилась к тебе в город?

  - Кто знает, баха.

  Перевозчик отвернулся. Стекло медленно поднялось.

  Рим постоял, ожидая продолжения, потом плюнул, выругался и пошел дальше. Надоели. Чертовщина, чтоб её. И все норовят напугать его, как будто он забавная игрушка! Пусть катятся к чёрту. Он идёт домой.

  Он свернул в проулок. Ещё один поворот, и можно будет перейти трамвайный мост через Большой Канал, пройти ещё два квартала и оказаться дома. Там он ляжет спать, отоспится, потом поест и посмотрит, что с ним будут делать.

  Перевозчик медленно ехал следом за ним. Тень, чтоб его. Вот она, тень, которая носится за Римушом уже который день.

  Оставалось только обнаружить его вторую тень. Рим знал, что она где-то рядом. Наверняка её тёмный бог указал ей, что он более не под защитой дома.

  Пожирательница нашла его на мосту. Мимо Римуша проехал вагон ремонтного трамвая с полудюжиной усталых рабочих внутри. Мигнули фонари освещения. Когда вагон проехал, на другой стороне моста стояла невысокая женщина-девочка в старомодном пальто с капюшоном и ореолом ярко-рыжих кудряшек. Мост был небольшим, всего две полосы трамвая и узкие дорожки для пешеходов.