- Но... - надежда на спасение, которая всего несколько минут, как у него появилась, рухнула. Рим снова ощутил безумный животный страх за свою жизнь. - Я ни в чём не виноват!

  Он попытался ответить мыслеплёту, открыть свои чувства, сформулировать образ, хоть что-нибудь, чтобы она поняла, что не права. Он мысленно орал, глядя на неё. Она не могла не знать, что он не виновен. Она видела его мысли! Точнее, её ученик или кем был тот толстяк, но он видел! И рассказал ей! Почему она ему не верит?

  "Прекрати орать! Разберёмся. Но твой приятель-княжич мёртв, и куча его друзей тоже, а ты видел последнего. Королева желает разобраться, что за хрень происходит в её городе".

  - Так что поднимайся. Не стоит расстраивать королеву.

  На несколько гнетущий мгновений повисла тишина. Секель и Флатиста переглядывались, а Дагур неожиданно сжался за спиной матери.

  - Римуш, идите, - тихо сказал Секель.

  - Но... - Рим обречённо понял, что защищать от королевской ведьмы его никто не будет. Флатиста протянула ему лист бумаги с полномочиями, но он отмахнулся. Медленно встал.

  - Хорошо, поидёмте, пока я снова не испугался, - нервно кивнул он и пошел к вешалке за пальто.

  Его вывели по узкой лестнице. Один королевский гвардеец шел впереди, второй сзади. Ведьма - позади всех. Но Римуш чувствовал её присутствие всем своим нутром. И пытался поговорить.

  "Мне страшно, не надо, пожалуйста. Я сам узнал обо всём случайно. Князь дан Ракеш меня убьёт!"

  - Да иди уже, - проворчала ведьма. "Дан Ракеш идёт в задницу, бесполезный кусок говна. Расследование теперь ведётся от имени королевы".

  Внизу лестницы их ждал толстяк.

  - Где экипаж? Едем в Старый Двор, там допросим и запрём, - велела ведьма. Рима взяли под руки и потащили к черному самоходному экипажу у края тротуара. В свете мино-фонарей он выглядел настолько зловеще, что Рим чуть не умер от страха. Сердце бешено заколотилось в груди. Он вспомнил зловещего извозчика, пригляделся к силуэту водителя за затенёнными стёклами и упёрся обеими ногами в мостовую.

  - Умоляю, не надо!

  Его сопротивление сломили за долю секунды и подтащили к экипажу. Толстяк открыл дверцу. Римуш вырвал руку и упёрся в крышу экипажа. Водитель медленно повернулся, и в свете фонарей увидел блеснувшую металлическую шапку с серым пером.

  Перевозчик сидел, чуть повернувшись к происходящему, и улыбался.

  Рим в ужасе уставился в ответ.

  Перевозчик протянул неестественно длинную руку с тремя пальцами и взял его за шею. Кожу обожгло льдом. Налице перевозчика появилась устрашающая усмешка, а желтые глаза полыхнули мёртвым огнём.

  Рим заорал и рванулся из чужих рук. Ужас придал ему сил. Он вывернулся из удерживающих его рук, оттолкнул одного из солдат и побежал. В голове взорвалась ледяная бомба, пронзив разум сотнями ледяных искр, но тело уже не подчинялось голове, и он побежал.

  7

  Страх - мерзкая штука. Он лишает воли, разума, оставляя человека в состоянии древней дикости. Римуш ненавидел страх. У него, как труса, были свои претензии к этому мерзкому чувству. У Рима не было ни врождённой смелости, ни предков-героев. Никто не растил из него героя. Его отец был простым счетоводом, а мать преподавала геофизику. Почему он у них родился, Римуш не знал. Все говорили, что дети - это дар Амазды тем, кто их хочет, кто счастлив и достиг душевного равновесия и просветления. Слушая скандалы родителей, Римуш думал, что он, наверное, очень глуп и что-то не понимает.

  Отцу всю жизнь было наплевать, сколько у него детей. Он был не очень удачливым бухгалтером, и полностью сосредоточился на своём недовольстве этим фактом. Мать же, наоборот. Ей всегда до всего было дело, будь это её новая монография, маленькая получка мужа или недостаточно дружелюбный взгляд сына. В чём-то Римушу повезло, если подумать. Сестрёнка была маминой надеждой на достойную наследницу, в отличие от тупого сына, и иного будущего, кроме геофизики, для неё не было. Римуш хоть смог выбрать, куда поступить.

  Политехническая школа? Отличный выбор! Хорошее образование, престиж, загадочность самых новейших мино-технологий и электричества, огромные машины, общежитие каждому студенту.

  Всю смелость, что Амазда дал ему перед рождением, Рим потратил в тот день, когда подошел к матери и сообщил о переезде.

  У Римуша Карафа не было шансов вырасти героем.

  Поэтому он, задыхаясь от страха, бежал.

  Хотя Мейнд, как известно, не спит даже в самую глухую ночь, прохожих почти не было. Римуш мчался по мостовой, никого не встречая на своём пути. Свернул в проулок. До конца. Потом в ещё один. Потом через канал. Мейнд полон каналов, глубоких и быстрых, как реки, и мелких, на чьём гранитном дне едва струится вода, размывая мусор. Рим перебежал по низкому мостику со ржавыми от вечных туманов перилами. Перепрыгнул через канаву.

  Ему было плевать, куда бежать, только бы подальше.

  Римуш не был героем.

  И атлетом тоже.

  Стоило страху немного отступить, и он упал без сил на камни мостовой.

  Рим лежал так бесконечно долго, не в силах даже кричать от боли. Тело горело огнём и не желало слушаться, а сердце бешено колотилось. Он ждал грубые руки, которые вздёрнут его на ноги и поведут на казнь. Он дурак, и никогда не сумеет доказать, что ничего не знал о культе. Его заклеймят, имя предадут вечному проклятию, и под улюлюканье толпы кинут, связанного, в Большой канал.

  Так не проще ли ему опередить их? Спасти своё имя и имя семьи?