– Добрый день господин Мюллер, – мужчина в сером костюме и с сухим голосом недовольно поморщился, но все же пожал мне руку. – У нас уроки через десять минут, вы что-то хотели?

Кабинет Арнольда Шварца, учителя младших классов, оказался маленьким и пропахшим пылью. На стенах – фотопортреты известных философов и писателей, стеллаж с книгами занимал большую часть пространства. Широкий стол и кресло вовсе лишали свободного места. Арнольд остался стоять, я, подпирая плечом Гёте и Шиллера, поставил предложенную кружку кофе на Канта и смахнул густой слой пыли с Виланда. Книги – это сильное оружие, и сейчас мне хотелось взять томик потолще и стукнуть учителя для профилактики.

– Человечество изменилось, господин Шварц. Мы не можем жить старыми устоями, навязывать традиционные ценности. То, каким будет общество завтра, всецело зависит от вашей способности научить детей толерантности и терпимости. Без омег у нас нет будущего, а женщин в мире не осталось, – я мог бы говорить на эту тему часами, ведь написал сотни статей в газеты и журналы, работал с психологами и публицистами. Но Арнольд Шварц, казалось, живёт в другой эпохе.

– То, что мальчик не может вписаться в коллектив – не моя вина. Май постоянно дерётся с другими детьми, он ведёт себя непристойно. Если бы не его сестра, его давно бы отчислили.

– В стране всего тысяча детей их возраста, никто его не отчислит, вы прекрасно это понимаете! Май хороший мальчик, на которого слишком сильно давят. Вы или ваши ученики заставляете его ненавидеть себя!

– Май завидует сестре, всё его поведение указывает на это!

– Если бы Май завидовал, он бы хотел быть девочкой, но он просто не желает быть омегой!

Бесполезный спор затянулся на полчаса, и в итоге пришлось идти к директору. Я не учился на педагога и не мне менять психологию детей, не в моей компетенции влиять на школьные правила, но моего красноречия хватило, чтобы убедить директора пересмотреть программу господина Шварца.

Из школы вышел выжатый как лимон – пробиваться через человеческую твердолобость всегда тяжело. На парковке напротив входа сидел мой кузен, и я сел с ним рядом. Без зазрения совести достал сигарету и, не обращая внимания на запрещающие знаки, закурил. Май плакал, он часто так проводит переменки. Май не слабак и не плакса, он просто маленький мальчик, над которым смеются одноклассники и которого не понимают взрослые. Как долго этот мир будет таким – непонимающим?

– Маме не говори, – он попытался смахнуть слёзы и вытереть нос. – Теперь меня точно переведут в другую школу.

– Не переведут, – я говорил твёрдо, не переставая спокойно дымить, хотя внутри трясло от бешенства – разговор с Арнольдом прошёл впустую. – Тебе нужно давать серьёзный отпор, если тебя задевают.

– Я побил Карла! Он смеялся, что у меня мерзкий запах, потому что я омега. Сказал, что я пахну как тухлая килька! Я врезал ему между глаз и разбил очки. Но он пожаловался господину Шварцу, и тот выгнал меня с урока. Господин Шварц сказал, чтобы я не возвращался, пока не обдумаю свои поступки.

Я обречённо вздохнул. Могу ли я написать на этого Шварца жалобу на непедагогичное поведение? Или сразу устроить ему разнос в газете?

Май снова всхлипнул и, отодвинув мою руку с зажатой сигаретой, забрался мне на колени. Май пах слезами, страхом и пыльными книгами. Запах омеги в нём был ещё слаб, он ещё ребёнок, такой же ребёнок, как и все остальные в его классе. Такой же… Я обнял его, прижал светлую макушку к своему плечу и пообещал, что всё будет хорошо…

Сколько таких мальчишек по всему городу?

В первый год после появления лекарства в Германии родилось восемь тысяч детишек, в Берлине – меньше тысячи. Из них всего две девочки и, судя по статистике других стран, нам ещё повезло. Повезло и с омегами, которых было около сорока процентов, так как в других странах процент омег составил тридцать. Тридцать грёбаных процентов омег на семьдесят альф и бет. Как они будут их делить? И будут ли? Судя по поведению мальчишек в классе Мая, не нужны им омеги. Не нужно приготовленное неумелыми генными инженерами будущее. Не нужны рожающие мужчины.

Восемь лет ведь прошло. Мне были понятны мнения стариков и пожилых людей – им сложно было отринуть старое представление о семье и о традиционных парах. Сложно было начать отношения с мужчиной, когда большую часть жизни прожил с женщиной. Потому по статистике в Берлине так много одиноких пенсионеров. Молодое поколение изменения принимало проще, но все равно осталось немало прожженных гомофобов, не готовых расстаться со своей анальной девственностью. Так что я – не исключение, даже можно сказать тенденция. По статистике около тринадцати процентов населения Европы полностью отказались от секса в связи с отсутствием участия в нем вагины.

Мир не меняется в одночасье, такие вещи надо долго и мучительно осознавать, обдумывая и взвешивая все детали. Только не каждому дано – умение думать. Герман и меня пытался убедить все пересмотреть – но я своей позиции держался твердо именно потому, что все тщательно продумал. Взвесил, поставив на одну чашу красивую полногрудую деву, а на вторую волосатого хмурого мужика. Как вообще между ними можно выбирать? Нет, изменения явно не по мне.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.