После двенадцати меня вызвал Берн Курце. Вчера я оставил на столе главного редактора набросок статьи о том, как продвигается расследование, и надеялся на его положительную оценку. За неделю, что я общался с Сайманом и Альбертом, материала было набрано много, в том числе и не связанного напрямую с убийством, но это было именно то, что мне хотелось рассказать людям.

Берн же к статье отнёсся с недовольством. Видя, как он кривил брови от каждого упоминания дискриминации, пока пересматривал при мне наброски, я не спорил, терпеливо ждал вердикта. В любом случае, даже если он не примет мой текст, несложно будет продать его в небольшое издание, специализирующееся на проблемах омег, с которым сотрудничал уже много лет.

– Почти две страницы текста о клубах помощи Партогенам? Эд, ты серьёзно думаешь, что эту статью я пущу в газету?

– Если не хочешь печатать эту информацию под заголовком «На улицах убивают омег», могу состряпать что-то более позитивное и написать о домах поддержки отдельно.

– Давай, ты пока отложишь это и займёшься маньяком. Я посмотрел твои записи. Почему ты не написал, что убийц может быть несколько? Представляю, как это встряхнёт Крипо!

– Встряхнёт? – я печально улыбнулся, вспоминая перекошенное лицо Саймана. – Скорее разозлит, а мне с ними ещё работать.

– Ладно, давай прибережём эту новость на потом, но я жду от тебя чего-то более… – Берн пошевелил пальцами в воздухе, а потом взял наработки и потряс бумагой у меня перед носом: – Ты же можешь писать так, чтобы пробивало!

– Материал ещё сырой, через пару дней приведу текст в порядок, – мне приходилось соглашаться, хотя писать, что маньяк на свободе, совсем не было желания. Люди не хотят знать о том, что кто-то умирает у них под носом. Они предпочитают читать о пойманном убийце. И Берн, несомненно, это знает, но в интернет-газетах об этих убийствах уже давно висят статьи, а мы так ничего и не сказали.

– Отлично. Хочу выпустить в пятничном номере.

Из Крипо новостей не было, и не хотелось появляться там лишний раз. Пренебрежение полицейских к моей персоне сквозило в каждом слове. Если с Альбертом мы ещё как-то смогли найти общий язык, то Сайман меня намеренно задевал унизительными шутками и негативными высказываниями. Я отвечал ему взаимностью и потому в набранной статье не указал его имени, написав, что расследованием занимается Альберт Конн единолично.

Несмотря на столь пренебрежительное отношение, в жестах и телодвижениях Саймана угадывались попытки привлечь моё внимание. Язык его тела в невербальных посылах читался как открытая книга – Сайман флиртовал, с каждым днём всё больше сокращал дистанцию, подходил ближе, нависал надо мной и чуть заметно прикасался. Мне хотелось поставить барьер, оградиться и не вдыхать больше его навязчивый запах. Но чем сильнее я на него злился и отталкивал, тем сильнее он пытался сблизиться.

***

Трудовая неделя с чётким графиком – это не для меня. Обычно уже к среде начинаю выть от однообразия и потому вечером во вторник, переборов своё нежелание встречаться с детективами, поехал в полицейский участок. Почти до трёх ночи сидел в архиве, просматривая записи об убийствах за последние восемь лет. Если верить статистике, то Берлин за это время потерял восемьсот семнадцать половозрелых, способных родить омег. Серьёзная цифра для европейской столицы.

В среду утром я отвёл детей в школу, по пути вспомнив, что у близнецов скоро день рождения, и надо купить им что-то приятное, но недорогое. Не считаю нужным баловать их бесполезными вещами, зато этим страдала тётка. Впрочем, ничего другого она дать им и не могла – общаться с детьми, как и с другими людьми, Анна так и не научилась.

На работу явился к четырём, и там меня ждала дымящаяся лазанья, распространявшая по всему этажу запах сыра и томатов, я счастливо улыбнулся, предвкушая хороший ужин. Не знаю, как у Лори это получалось – её стряпня всегда была на высоте. Наверное, у женщин действительно была какая-то волшебная способность превращать обычную пищу в шедевры.

– Как тебе? – Лори заглянула перед уходом, к тому моменту почти половина была мной счастливо съедена. – Не подгорело?

– Лори, у тебя всё всегда выходит идеально, – почти не соврал я.

– Спасибо, но я знаю, что ты преувеличиваешь, – она скромно улыбнулась, задерживаясь на пороге дольше нужного, а потом спросила: – Не хочешь сегодня вечером выбраться со мной в бар? Посидеть, поболтать о работе?

Конечно, я хотел! Даже представить не мог, что она меня пригласит куда-то, предложит встретиться. Это обрадовало, смутило. Спрашивая, куда именно мы пойдём, я мялся как мальчишка.

– В «Петролли». Муж уехал в командировку, а мне скучно. Но он не будет возражать, если мы с тобой посидим.

Она ушла, а я медленно осознавал сказанное. Если Матиас Дёфнер так легко отпускал свою драгоценную женщину в моей компании, значит, доверял. Доверял и не видел во мне конкурента. Такие мысли неприятно раздражали.

В шесть позвонил мой психолог, напомнил про визит. Герман всегда старался звонить, проверять, что не пропущу время, и у меня не появились срочные планы. Видимо, устал от моих постоянных прогулов. Но мы были знакомы пять лет, и временами мне казалось, что наши встречи уже давно переросли отношения психолог – клиент. Поэтому я был рад его звонкам и старался не пропускать консультации.

После Германа со мной связался Альберт Конн и велел приехать к КатцАуге. Сразу стало понятно, что встреча будет не из приятных, и позвали меня на очередное убийство. Всю дорогу я нервно вздрагивал, прижимал к себе фотоаппарат и оглядывался, словно боясь, что за мной следят, или маньяк-убийца стоит у меня за спиной.

Рядом с клубом народа не было – всех зевак разогнала полиция. Зато рядом с трупом суетилась целая толпа криминалистов.

– Как всегда не спешишь, – Сайман заметил меня и подошёл ближе. Достал сигарету. Подумал и предложил мне тоже.

– Я на метро, – курить его крепкий «Кент» не хотелось, но из вежливости сигарету взял.

Погибший лежал между мусорными бочками, прикрытый газеткой и начинающим расцветать кустарником. Тело это не скрывало, из одежды на нём имелись: кеды размера сорок шестого или седьмого, плотные штаны с заклёпками, пуловер с морским пейзажем – явно сделанный на заказ. Шея потерпевшего была покрыта тёмными пятнами, следами от верёвки или от чего-то ещё. Я, как во сне, поднял фотоаппарат, делая снимки. Вспышка осветила его лицо: длинные изящные брови, широко разрезанные глаза, длинный прямой греческий нос. Всё говорило о спокойной, консервативной личности. Губы полные, широкие – добродушие и открытость…

– Жертва – Дитер Гайсберг. Тридцать четыре года, есть официальный муж и двое детей. Случай явно не подходящий под общую схему.

Голос звучал холодно и цинично-обыденно, а меня замутило так, что пришлось удалиться. Отойдя к машинам, попытался отдышаться. По молодости, только начиная карьеру, я добровольно рвался во все горячие точки, самолично видел бесчинства и насилие на дальнем востоке, насмотрелся на трупы и умирающих. Но там – словно чужое, не своё, можно абстрагироваться и сделать вид, что тебя не коснётся. Тут же – родной город, мой дом, где живёт и растёт мой маленький кузен-омега, растёт в этом обществе среди убийц, и возможно, когда-нибудь станет жертвой…

– Ты чего? В морге вроде не пугливый был! – Сайман откровенно ржал, но мне было плевать на его попытки возвыситься за мой счёт. Я тяжело дышал, лицо покрылось испариной, и, затягиваясь крепкой дешёвой сигаретой, старался выбить образы и воспоминания из головы.

– Что он делал в баре, если у него есть партнёр?

– Чтоб я знал, – альфа, наконец, перестал потешаться и вернул себе более подходящее для работы выражение лица. – Альберт пригласил целый консилиум, надеюсь, что-нибудь они обнаружат.

– А ты сам? – захотелось его подколоть. И за усмешки и потому, что вечно на меня наезжал.

– Тебя встречаю, – Сайман недовольно покачал головой и вернулся к месту преступления.