Она скинула туфли и побежала по пляжу, наслаждаясь ощущением мокрого песка между пальцами ног. Она не останавливалась, пока не добралась до места у кромки воды, где деревенские женщины толпились в ожидании лодок. Она проскользнула сквозь толпу, разглядывая лица, ее беспокойство росло, пока, наконец, она не услышала голос позади себя.

— Нира, я тебя искала. Мы понадобимся твоему отцу, чтобы вытащить улов.

Нира бросилась в объятия матери и заплакала. Она оплакивала девушку, которую бросила, мужчину, которого зарезала, и мальчика, которого не узнала. Наконец, она вытерла глаза и встала рядом с ошеломленной матерью, ожидая, пока море благополучно доставит ее отца домой.

Фонда Ли «Старые души»

Нос гадалки был в родинках. Шарф был повязан поверх ее светлых дредов. Она взяла мою левую ладонь и развернула, провела по линиям блестящими лиловыми ногтями.

— Ах. Хм. Да.

Она вдохнула запах благовоний и закрыла глаза, отклонила голову, словно поднималась выше в восприятии. Я разглядывала ее лицо, сосредоточилась на прикосновении ее ладони к моей.

Грабитель могил смотрит налево и направо в темноту, прежде чем потянуться к отблеску золота.

Начальник карнавального манежа с вощеными усами протягивает руки толпе.

Мужчина в костюме в тонкую полоску стоит у пристани и закуривает сигарету, молча наблюдая, как выгружаются бочки.

— Я вижу, — хрипло сказала гадалка, — у вас впереди долгая жизнь. С вами мужчина, красивый мужчина. Твой муж? Да! А еще дети…

Я отдернула руку. Металлический стул громко заскрежетал, я встала.

— Что вы делаете? Гадание не закончено!

— Закончено, — я злилась на себя. Что заставило меня остановиться перед дешевой вывеской с большими серебряными буквами «ЭКСТРАСЕНС»? Спуститься в тесный подвал и отдать двадцать долларов за ничего?

Отчаяние.

Я повесила сумку на ремешке на плечо.

— Вы не экстрасенс, — рявкнула я, — а обманщица. Вы зарабатываете на вранье. И всегда так делали.

Она смотрела на меня, разинув рот. Ее лицо покраснело, родинки потемнели.

— Кем ты себя возомнила? Это ты пришла ко мне! Никто не просил тебя. Убирайся отсюда, сука!

Мне не нужно было повторять. Я прорвалась через занавес из черно-белых бус, мимо женщины в длинном белом халате и солнечных очках, сидящей в зале ожидания, и чуть не опрокинула лавовую лампу на пути к выходу.

На тротуаре я остановилась, смаргивая слезы гнева, разочарование было таким тяжелым, что могло пробить влажный бетон. Я застегнула куртку, раздумывая, вернуться ли в кампус или пропустить последнюю лекцию и вернуться в свою квартиру. Моего соседа по комнате не будет до конца дня, а я была не в настроении углубляться в средневековую историю Европы. Я пошла по тротуару к дому, обнимая себя.

— Старая душа, — позвал голос с лестницы. — Постой.

Это была женщина в белом халате, которая сидела в кабинете гадалки. Она пошла за мной быстрыми шагами, догнала меня. Ее ладонь сжала мою руку.

— Ты видишь прошлое, да? Твое и других, — ее слова чуть дрожали от волнения. Она подняла солнцезащитные очки на голову, пронзила меня взглядом.

Мгновение я глядела на ее лицо, в темные древние глаза. Затем посмотрела на бледную ладонь на моей руке, и меня охватила дрожь от удивления. Мы соприкасались, но ничего не происходило, как с другими людьми. Никакие образы не проступили в моей голове, как сюрреалистическое видео в стиле арт-хауса. Она была человеком, стоящим передо мной, и никем другим. От этого она казалась нереальной. Иллюзия человека. Либо я не могла ее читать, либо мне было нечего читать. Не было прошлого. Никаких жизней, кроме этой.

Я отпрянула. Мой голос прозвучал высоко:

— Кто вы?

Она удовлетворенно улыбнулась.

— Я одна из Вечных. И я искала такую, как ты.

Мы прошли в ближайший Старбакс. В Сиэтле Старбакс был через каждые сто метров. Она купила карамельный мокко мне и зеленый чай себе. Она сказала, что ее звали Перл. Она ходила ко всем «экстрасенсам» в городе, надеясь найти такую, как я — ту, кто видела прошлые жизни, не пытаясь, как художники видели краски, а парфюмеры улавливали запахи.

— Многие экстрасенсы — обманщики, — объяснила она, пожав плечами, пока мы несли напитки к пустому столику, — но порой я нахожу того, кто может делать неплохие предсказания будущего, видя прошлое, как ты, — она взглянула на меня. — Это редкая способность.

Я не была этому рада. Я разглядывала свой мокко.

— У вас такое есть?

Она склонилась ко мне.

— Нет. У меня нет твоего ясновидения. Я могу лишь ощущать людей, включая тех, кто видит лучше, чем я.

— Кто… вы?

Она сделала глоток чая.

— Смерть и возрождение, смерть и возрождение. Так у всех, кроме Вечных. У меня есть только эта жизнь. Другой после нее не будет.

Я долго и ошеломленно молчала. Все, кого я встречала, были с прошлыми воплощениями. Было бы сложно поверить Перл, если бы я не видела сама, что ничего не было. Я разглядывала ее лицо. У нее были гладкие азиатские черты, которые мешали понять, было ей двадцать пять или сорок.

— Сколько вам лет?

Она скрестила ноги, опустила подбородок на ладонь. Ее взгляд стал далеким.

— Пятьсот тридцать с чем-то, насколько я помню. Я потеряла счет.

Я вдохнула. Я представила, каково было жить так много лет, не умирая, имея столько времени. Мои глаза потрясенно расширились. Перл поджала губы.

— Поверь, — сказала она, — такая долгая жизнь, как моя, не повод для зависти.

— Но вы точно увидели поразительные времена, поразительные вещи.

Тень мелькнула на ее лице.

— Я видела, как умирают те, кого я люблю, а я живу, не меняясь.

Я так об этом не думала. Неловкая пауза повисла между нами. Я тихо спросила:

— Есть другие, как вы?

— Несколько, — она больше не сказала. — Хватит обо мне. Тебе, наверное, интересно, почему я хочу поговорить с тобой, — ее губы слабо изогнулись в улыбке, которая была красивой, но холодной, как на мраморном бюсте. — Думаю, мы можем помочь друг другу. Ты чего-то ищешь, как и я. Скажи, что ты ищешь?

Я опустила взгляд. Клиенты ходили вокруг нас, бариста отдавали заказы. Я не была удивлена тому, что сидела в кофейне, вела этот невероятный разговор с женщиной, которая была еще необычнее меня. Но я медлила. Я пыталась говорить об этом с родителями, когда мне было десять. Они отправили меня к врачу, и это не прекращалось, пока я не сказала то, что терапевт хотел слышать, и тогда заявили, что мне было «лучше».

Мой голос стал шепотом:

— Я хочу знать, как нарушить шаблон.

Все действовало по шаблону. Какие бы разные жизни вы ни проживали, всегда было что-то постоянное. Некоторые люди всегда были артистичными. У некоторых постоянно были неудачи в любви. Некоторые всегда рождались в определенном месте. Гадалка была обманщицей в каждом ее воплощении.

У меня было шесть жизней. Сейчас шла седьмая.

Первая была неясной, как детские воспоминания. Меня звали Каэл. Я жила в семье из шести человек, проводила дни, рыбача на берегах реки Тирас, вязала узлы с дядей, солнце грело мою спину. Мне было тринадцать или четырнадцать, когда в мою деревню ворвались скифские налетчики. Я выбежала сражаться и помнила только скорость всадника, его металлический шлем и дугу его боевого топора. Это было ужасно, но конец был быстрым.

Я стала Хассадом, богатым и избалованным младшим сыном арабского шейха. У меня был красивый сокол, которого я вырастила вручную. Он сидел у меня на руке, когда я ехала. Я помнила запах мяты и тимьяна, смешанный с болтовней жен моего отца по утрам. В свой двадцатый день рождения я пошла с братом на охоту и была растерзана леопардом. Я продержалась пять дней, пока меня не прикончили кровопотеря и инфекция.