— Это жизнь. Никто не даст тебе жить. У всего есть цена. Мы… я должен делать это для нас, — он бросил тофу за ограду. Ком разлетелся на кусочки в воздухе. — Никакой благотворительности.

Роза сжала веревку телеги, костяшки были белыми, как снег. Она открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Они могли съесть этот тофу. Жаль. Он все равно не послушал бы ее. Может, в этом была проблема. Как она могла убедить других, что была полезна, если папа не верил? Ей нужно было заставить его поверить.

— Так не честно. Мамы нет. Почему ты не можешь позволить мне…

— Хватит! — голос папы разнесся эхом среди качающихся деревьев, спугнув гусей.

Они шли в тишине до дома. Желудок Розы урчал, пока они шли по улице Поуэлл и к своему дому за магазинам Хори-зэн. Роза хотела извиниться за вспышку, она не знала, что на нее нашло. Но она знала, что папа только хмыкнет и пойдет дальше.

Роза дрожала, когда папа прошел на узкое крыльцо их домика. Он разулся, опустил обувь на соломенный мат рядом с мамиными кожаными сандалиями. Роза опустила свою обувь с другой стороны и вошла за отцом. Когда она обула тапочки и повесила куртку на деревянную вешалку, папа уже зажег масляную лампу на кухонном столе.

Длинные тени мерцали над ведерками молочной жидкости, шесть самодельных прессов для тофу с мокрыми тряпками, висели с их краев. Старый медный котелок смотрел на нее с плиты. Любимый котелок мамы.

Роза глубоко вдохнула, представляя заманчивые ароматы соевого соуса и мирина, смешивающихся в густой терияки, или куриный бульон с имбирем и луком. Но котелок был холодным и пустым, запах пропал из воспоминания, сменился вонью затхлого соевого молока, бобов и щелочи. Почему он не давал ей помочь? Он нуждался в ней. Он просто не знал этого.

Урна мамы стояла на шкафу с выдвижными ящиками, окруженная двумя огарками свеч, миской с сухим рисом, покрытым пеплом от трех палочек гадко пахнущих красных благовоний, и блюдцем мандаринов. Они не могли позволить правильный буцудан, так что шкаф с белой облетающей краской стал ее самодельным храмом.

За урной лежала маленькая черно-белая фотография спокойного лица мамы, глядящей на нее.

Это было нечестно. Мама всегда улыбалась. Она была яркой точкой в людной комнате. Роза все еще видела, как она смеялась и плясала на кухне, хотя папа ругал маму, как хмурый самурай, за поведение, не свойственное японцам. Эта фотография не была ею. Это была маска смерти, манила их присоединиться к ней.

Но она еще не сдалась.

Папа снял урну со шкафа, прижал к груди и пропал без слов за дверью, ведущей в спальню с одной кроватью. Дверь хлопнула.

Роза вздохнула. Она не увидит его до рассвета, а то и полудня. Но к тому времени она уже уйдет.

Роза плюхнулась на протертое бархатное кресло у двери и вытащила визитку доктора Траска из-под тонкой подушки. Он был хакуджин, но если она хотела помогать папе на уровне мамы, ей нужно было посетить его. Папа не одобрил бы это. Она не собиралась давать ему выбор.

Роза отклонилась на спинку темного кожаного кресла в ярко освещенном кабинете доктора Траска, любовалась белыми и стеклянными шкафами с зелеными и красными сосудами, чистой сталью и стеклянными шприцами, маленькими картонными коробками с продвинутыми препаратами. Резкий запах спирта и формальдегида жалил глаза, как уксус, который мама использовала, чтобы сделать мэбоши. Это было место науки. Настоящей медицины, а не жирных мазей и горьких супов из китайской медицины.

Но ее внимание привлекло красно-золотое кимоно под стеклом, висящее на темной деревянной стене.

— Я хочу руку, — Роза указала на механическую руку доктора Траска. — Как у вас.

Доктор Траск отклонился в своем кресле, задумался, словно размышлял над серьезностью и масштабом просьбы.

— Сколько вам лет, мисс Роза? Десять? Одиннадцать?

— Тринадцать, — сказала она. — Достаточно взрослая.

— Не для всех решений, — сказал доктор Траск. — Ваш отец знает, что вы тут?

Роза покачала головой.

— Он не одобрил бы.

— Вы обдумали последствия?

Роза покачала головой.

Доктор Траск снял халат, закатал рукава и опустил механическую руку на стол. Он нажал на кнопку, скрытую возле локтя. Шестеренки щелкали, а потом остановились. Доктор Траск отцепил руку и опустил ее на стол перед ней. Скругленный медный сустав был соединен с плотью и костью выше его локтя.

— Иногда, мисс Роза, плоть лучше металла.

Но Роза не слушала. Она склонилась, смотрела на руку в дюймах от нее.

— Присоединение, — продолжил доктор Траск, — навсегда вживляет искусственный сустав в ваше тело. Его не убрать без серьезной раны. Хотя можно немного поправлять его, пока тело растет, сустав нужно присоединять, когда вы уже выросли.

Желудок Розы сжался. Ее голова кружилась. Он пытался запугать ее?

Доктор Траск поднял руку и покрутил, показывая Розе.

— Руку делают по конкретным меркам из лучших материалов в Германии, а потом доставляют самолетом. За ней нужно ухаживать, ее может чинить только умелая медсестра, все это дорого, — он склонился над столом, глядя в ее глаза. — Вы можете оплатить все это, мисс Роза?

Роза покачала головой.

— Тогда не о чем говорить.

Роза сглотнула. Она взглянула на зеркальце на столе доктора Траска. Она зря пришла сюда? Мир крутился вокруг денег, а ей было нечем торговать. Они продали все, даже выигранную швейную машинку мамы, чтобы заплатить за еду и соевые бобы. Запасы кончились. На такое чудо потребуются годы или десятки лет, чтобы накопить. Как она могла оплатить это, работая в Маикаве клерком или продавщицей?

Она подумала о Манге, который просил денег на дорогостоящую починку его механических глаз, настоящие он продал ради того, о чем давно забыл. Один из многих китайцев, которые пересекли Тихий океан, чтобы построить станции дирижаблей в горах. Папа звал его глупым.

— У тебя есть только тело, — говорил он. — Продашь тело, потеряешь душу, — но если не оставалось вещей, что еще можно было продать?

Роза скрипнула зубами. Она не ошибалась. Папе — и ей — нужна была эта рука.

— Вы сказали, что поможете нам, — сказала Роза, пока доктор Траск возвращал медную конечность в сустав. Рука ожила. — Вы сказали, что если нам что-то нужно…

— Я не это имел в виду, мисс Роза.

— Вы предложили помощь, а потом отказали мне. Вы делаете так со всеми, или только с японцами?

— Вы ведете себя нечестно, юная леди…

Дверь кабинета открылась, заглянула строгая седая медсестра.

— Все хорошо, Herr Doktor?

Он взглянул на Розу и кивнул.

— Все хорошо.

Медсестра хмуро посмотрела на Розу и закрыла дверь.

— Назовите цену, доктор Траск, — сказала Роза. — Я заплачу, сколько нужно.

Он отклонился, сцепил пальцы из плоти и металла.

— Может, одно вы можете сделать, мисс Роза, — сказал доктор Траск. — Выслушайте, а потом говорите «нет», — он указал на кимоно на стене. — Я ценю восточную культуру. Как и многие мои пациенты, — он посмотрел в ее глаза. — Вам говорили, какие у вас красивые глаза?

Длинные тени падали на домик, когда Роза подошла к двери, разулась и опустила обувь рядом с сандалиями мамы. Обувь папы стояла на другой стороне. Роза стряхнула пыль с сандалий мамы, открыла скрипучую дверь, ее сердце колотилось под желтым хлопковым платьем.

Папа сидел в бархатном кресле, смотрел на кухонный стол, остатки вчерашнего создания тофу валялись там. Кислый запах испорченного соевого молока висел в воздухе.

— Вернулась, да? — папа все еще глядел на кухню, а не на нее.

Роза улыбнулась и обула тапочки.

— Да, папа. А не должна была?

— Я проснулся и обнаружил, что пол холодный, а тебя нет.

Она скривилась. После смерти мамы папа ожидал, что она будет добавлять дрова в их печь, чтобы согревать дом, до того, как он встанет. Этим утром она не выполнила задание.

— Прости, папа, — тихо сказала она. — Это не повторится.