Теряя равновесие, Максим схватился рукой за памятник, помотал головой, восстановился и, постучав по камню памятника ладонью, выпрямился.
Он стоял и, глядя на фотографию с вызовом, пил вино из горлышка.
Максиму показалось, что лицо на фотографии вдруг стало строгим и женщина укоризненно посмотрела на него. Максим, пошатываясь, погрозил ей пальцем:
– Не нравится? А мне плевать! Ты давно этого хотела. Я ей не поверил, и теперь ее нет, из-за меня! Один я остался. О-д-и-н!!! Как мне с этим жить?
Отхлебнув из бутылки, он плеснул вино на фотографию:
– Выпей со мной, бабушка, выпей! – Посмотрев на облитую фотографию, горько усмехнулся: – Что, не вкусно? А мне в самый раз!
Максима шатнуло, ударившись об ограду, он резко выпрямился, зло рассмеялся и вдруг неожиданно для себя заплакал.
Вытирая рукой слезы, Максим погрозил фотографии кулаком:
– Тебе с рук не сойдет… Мы с тобой встретимся…
Взглянув на мокрую от слез ладонь, Максим взглянул на темнеющее небо:
– Прости меня, Марина! Прости!
Не оборачиваясь, он вышел, не прикрыв калитку ограды. На ветру калитка тоскливо заскрипела, заплакала, словно предупреждая о чем-то.
Между тем туча закрыла весь горизонт, и на кладбище опустилась ночь.
Глава 2
Ночь – время романтиков… Оные делятся на две категории: к первой относятся те, кто на фоне ночных пейзажей с упоением читают стихи доверчивым девушкам, пытаясь поймать в неясном лунном свете туманную перспективу возможных дивидендов. Вторую категорию составляют «романтики», любящие конкретику, они знают, во сколько, где и каким образом можно умыкнуть интересующие их бытовые предметы граждан. Именно за этой категорией людей с интересом наблюдал сидящий в милицейском УАЗике местный участковый капитан милиции Семен Круговой. Гражданка Фонарева принесла заявление о постоянных кражах ее имущества – «домашних заготовок». С потушенными фарами УАЗик стоял на шоссе, а капитан смотрел, как по освещенной дорожными фонарями территории кладбища, вдоль его металлического забора, перепрыгивая через ограды могил, бежал невысокий мужчина в потертой кожаной куртке, напоминающий бомжа.
– Смотри-ка, Винт! – радостно улыбнулся капитан, глядя на белеющую на голове парня проплешину.
Винт на бегу бережно прижимал к груди бутылку.
– А вот и украденный самогон…
Капитан сделал пометку в своей записной книжечке, прислушался и, опустив дверное стекло УАЗика, высунул голову на улицу, услышав приближающийся лай собаки, капитан хмыкнул:
– Агат… Точно он!
Бежавший Винт тотчас отреагировал на лай, он перелез через забор кладбища, спрыгнул на землю, упал, вскочил и трусцой побежал вдоль забора кладбища в сторону капитана.
Винт
С противоположной стороны забора показался высокий худой мужчина в бордовой рубахе и темных штанах. Не разбирая дороги, он несся напролом, перепрыгивая через могилы и могильные оградки. С заливистым лаем за ним огромными прыжками мчался ротвейлер Агат.
– А вот и Шило! Что и требовалось доказать… – Капитан с удовольствием потер руки и приоткрыл дверь УАЗика.
Добежав до забора, Шило высоко подпрыгнул и, зацепившись руками за верхний край забора, подтянулся, но перепрыгнуть не успел. Агат в прыжке вцепился зубами в его штанину. Взвыв по-звериному, Шило с такой силой ударил собаку свободной ногой, что пес вместе с оторванной штаниной упал в огороженный оградкой цветник.
А потерявший равновесие Шило, перелетев через ограду, грохнулся с противоположной стороны забора. Охнув, Шило несмело ощупал себя руками и, вздохнув с облегчением, бережно вытащил из карманов штанов две бутылки самогонки, огляделся, спрятал их в траве. Сзади негромко гавкнул Агат. Шило оглянулся:
– Да иди, ты! Ирод окаянный!
Агат подобрал с земли кусок Шиловской штанины, демонстративно потрепал ее и убежал прочь. Шило тяжело поднялся с земли, заметил идущего к нему Винта и торопливо пошел к нему навстречу. Неожиданно Винта и Шило осветил свет фар и заработал громкоговоритель:
– Стоять, не двигаться! Руки на затылок!
Винт зайцем метнулся в сторону, а обессиленный и ослепленный Шило, прикрыв лицо руками, остался на месте.
Добежав до забора кладбища, Винт быстро упал на колени, вытащил из-за пазухи бутылку, сунул ее под куст сирени у забора, вскочил и неторопливо направился к стоящему возле Шило капитану. Капитан сделал характерный жест рукой в сторону Винта:
– Не стоит, Винт, я все видел! Вытаскивай бутылку из-под сирени и неси сюда!
– Я протестую! Это милицейский произвол! – срывая голос, фальцетом завопил Шило.
Капитан усмехнулся:
– Ты перед своей коровой протестуй, если она у тебя есть!
Подошедший Винт, пряча бутылку за спину, с исполненной затаенной надеждой угодливостью произнес:
– Начальник, давай договоримся…
Капитан отобрал у него бутылку, посмотрел ее на свет и убрал в карман кителя:
– Считай, договорились! Завтра оба ко мне на дачу! Скосите траву и прополете грядки!
Винт показал спине капитана кукиш, а Шило возмущенно замахал руками:
– Какие грядки?! Никуда мы не поедем! Нельзя законопослушных…
Капитан схватил Шило за ворот рубахи и встряхнул:
– Значит, так, или завтра ко мне на дачу, или сейчас едем к Нинель Фонаревой и будете отвечать за кражу самогона…
Винт непокорно вскинул голову:
– Самогон – это же незаконно… А кражу нужно доказать…
Капитан второй рукой сгреб Винта за шкирку:
– Достали оба! А ну в машину! Сейчас я вам устрою продолжение кросса с Агатом…
Шило миролюбиво погладил капитана по руке:
– Товарищ капитан! Семен Петрович, да скосим мы вам траву на даче, скосим…
Отпустив обоих, капитан в упор посмотрел на Винта:
– Это общее мнение или…
С тоской глядя в сторону шоссе, Винт пробубнил:
– Помогать народной милиции – долг каждого гражданина…
Капитан захохотал:
– Верно, Винт! Я учту твою активную гражданскую позицию.
Хлопнула дверь, УАЗик уехал. Винт ощупал карманы.
Шило замахнулся на него кулаком:
– Разбил? Твою ж мать!
Шило
Прикрывшись рукой, Шило широко улыбнулся:
– Да спрятал я бутылки, спрятал.
И тут же помрачнел, глядя на разорванные штаны.
Винт перехватил его взгляд:
– Брось. Завтра к Отцу Николаю подойдешь, он тебе новые выдаст.
Облизнувшись, Винт схватил Шило за руку:
– Пошли быстрее, душа горит…
Еще секунда, и оба романтика в предвкушении дивидендов моментально растворились в ночной темноте.
Наступила осень, у местной детворы занятия по карате заменили на кроссовую подготовку. В районе, на первый взгляд, так ничего и не изменилось, разве что улетели птицы, пожелтела трава да уменьшился день…
Тот же местный рейсовый автобус, дребезжа куском крашенного белой краской железа, вставленного вместо заднего стекла, бодро ехал по шоссе, водитель привычно объявлял остановки. В салон, как обычно, набилось много народа… Но на очередной остановке в автобус, с силой работая локтями, влез высокий брутальный парень, раньше его здесь никто не видел. Он был хорош собой, высокий, статный, с рельефной мускулатурой, с колючим, пронизывающим взглядом и короткой стрижкой. Типичный представитель постперестроечной «братвы», жадной до новой жизни, жизни по понятиям, строящейся на праве грубой силы. Парень так двинул плечом стоявшего скалой посреди салона плечистого мужика, что тот, покачнувшись, едва удержался на ногах. Заиграв мускулами, мужик гневно развернулся, его рука потянулась к модной импортной футболке, обтягивающей тело стоявшего перед ним парня. Парень посмотрел ему прямо в глаза, подмигнул и придвинулся ближе. Мужик съежился под этим взглядом, схватился протянутой к парню рукой за поручень и, отодвинув телом стоящих сбоку пассажиров, освободил парню проход. Парень прошел дальше, осмотрел салон, его внимание привлекла стоящая к нему вполоборота девушка с толстой русой косой до пояса, на ее тонкой изящной шейке был повязан элегантный прозрачный шарфик, в руках девушка держала две сумки с продуктами. Парень с нескрываемым интересом оглядел ее складную фигурку, стройные ножки, нежную шейку. Желая увидеть лицо девушки, приятным баритоном парень позвал ее:
