- Да,- Тома ждет пояснений, а лучше, целой истории с догадками и подробностями, сапожник молчит. Наконец, еще раз вздохнув, мсье Вида отворачивается и принимается перебирать какой-то обувной хлам на полке. Из-за его спины сержанту слышится что-то вроде: - Вы ведь сегодня остаетесь на ночь, да? Вот и поговорим завтра.

  - До завтра, спокойной вам ночи, - хотя еще совсем не поздно прощается Тома и встает с табурета сапожника, разминая затекшие ноги. Дело в том, что хлопнула входная дверь и, минуя мастерскую, по коридору проходит невысокая стройная девушка, похожая на балерину разворотом немного чуть более широких плеч, чуть более широких, чем были бы ценимы знатоками тонкой, чувственной и ранимой женской красоты. В руках она держит... Нет, Тома не угадал, в руках у мадемуазель Дерокле футляр со скрипкой. Насколько себе представляет Беноа, скрипка, этот изуверский инструмент, для игры на котором следует сворачивать шею и неестественно выгибать руки, не вяжется с осанкой наследной принцессы маленькой, но очень гордой страны. Полицейский спешит вслед заметно уставшей принцессе-балерине.

  Беседа с Элен не складывается, она, действительно, выглядит очень усталой и простуженной. Пьет аспирин, высыпав и размешав порошок в стакане с водой, время от времени шмыгает носом, уткнувшись в платок. День перед убийством Гастона для нее, действительно, был выходным, но подруга из магазина попросила ее подменить, и ей пришлось, несмотря на простуду, работать с утра до вечера. О привидениях она говорить не желает, тогда Тома заходит с другой стороны и заводит разговор о Мари, так звали девушку, ту, что тоже жила когда-то в квартире на третьем этаже. Мадам Обри не преминула рассказать сержанту о ней, и теперь Тома хочет лишь проверить историю четырехлетней давности. Элен отвечает в том духе, что снимает эту квартиру всего немногим больше года, хотя о Мари тут знают все, в основном благодаря длинному языку Сесиль. Покойный муж хозяйки дома, мсье Шульц, склонил девушку к любовной связи. Потом то ли у Мари появился жених, а Шульц угрожал ей чем-то, то ли мадам Шульц узнала о проделках своего мужа, но Мари в отчаянии не нашла ничего лучше, чем покончить с собой. Мсье Шульц стал много пить и однажды допился до белой горячки. Несколько месяцев спустя после самоубийства Мари, он выпрыгнул из окна. Второй этаж, это вовсе не высоко, но старый хозяин дома неудачно приземлился и разбил голову о бетонную дорожку. Тома уже видел эту дорожку, она опоясывала весь дом, и полицейский еще засветло осмотрел все вокруг, предполагая возможность забраться в дом незамеченным бдительным сапожником. Увы, эта самая дорожка не могла сохранить никаких особенных следов злоумышленников. Вот если бы, например, вокруг дома росли розы...

  Тома смотрит на часы, теперь уже, и правда, совсем поздно. Сержант прощается с принцессой, играющей на скрипке. Ах, как велик соблазн утаить маленький факт, никем не замеченный поступок мсье Беноа! Не могу. Ведь после читатель меня все равно разоблачит, и как я буду выглядеть в его глазах? В ваших глазах.

  Какой именно факт? Речь о том, что Тома, улучив момент, когда простуженная девица утыкается лицом в носовой платок, мгновенно, словно хамелеон своим ловким молниеносным языком, смахнет в руку обертку из-под аспирина, брошенную на столе Элен.

  Дождь закончился, и сквозь подсвеченный желтым светом фонаря уличный мрак вверху можно разглядеть место, где прячется луна. Беноа смотрит на это место в ночном небе, лежа на кровати художника. Тома - полицейский, и он не придает значения суевериям и не боится покойников. Китель и портупея висят на спинке стула, а "браунинг", зачем-то, на всякий случай, сунутый в карман брюк, рукояткой неловко упирается в бедро. Беноа стыдится той дурацкой мальчишеской уверенности, которую ему сообщает эта нелепая предосторожность. Что может угрожать ему здесь, в пустой маленькой квартирке? Тома лежит и думает о прошедшем дне, слушает звуки старого дома: шорох осыпающейся за обоями штукатурки, скрипы и вздохи балок под крышей, тиканье часов и еще что-то неуловимое и неразличимое для человеческого слуха, привыкшего к повседневному городскому гулу.

  Зачем Бланшар, этот умник, за полчаса решивший простенькую задачку с убийством никому неизвестного художника, зачем он оставил здесь своего нерадивого подчиненного? Очевидно, что инспектор каким-то образом вычислил преступника и лишь ждет, когда эксперты подтвердят его безупречную версию. А Тома, что ж, пускай этот растяпа выслушает все, что мадам Обри готова будет ему рассказать и сопоставит с фантазиями остальных жильцов дома. Тогда, глядишь, и для уже пойманного убийцы сам собой найдется мотив преступления. Детская хитрость. Да, такая не вяжется с изощренным гением Бланшара. С другой стороны, какой гроссмейстер станет изобретать и выстраивать головоломную комбинацию с целью обмануть собственную пешку?

  От сержанта требуется сделать предписанный ему и единственно возможный ход. Пускай так, разве Беноа против?

  Ладно, что тогда получается? Порошки Гастону подбросили вчера, Тома смотрит на часы, нет, уже позавчера. Почему именно позавчера, а не на прошлой неделе? Это как раз понятно, их сунули уже в почти пустую коробку, забрав еще оставшееся там снотворное. Ведь доктор сказал, что нужно выпить сразу два порошка, и, видимо, художник и пил по два порошка веронала, чтобы наверняка одолеть бессонницу. Что это значит? Это значит, что убийца знал сколько снотворного принимает за один раз мсье Маршанд. И еще это значит то, что подбросил яд кто-то из жильцов дома, тот, кто в любой момент мог воспользоваться ключами из ящика под лестницей.

  Беноа ловит себя на том, что мысленно поднимает вверх указательный палец, как бы говоря: "Вот так!"

  Дальше. Что у нас дальше? Если верить сапожнику, мадемуазель Дерокле не имела возможности подбросить яд. Это если ему верить, хотя, похоже, мсье Вида в случае чего может и солгать ради своей соседки. Еще Элен могла забраться в оставленное открытым собственное окно на первом этаже. Однако если у нее есть свидетели, готовые подтвердить... Если она была на работе, то такие, наверняка, найдутся.

  Кто у нас следующий? Какая разница? Все остальные имели возможность убить художника. И потом с этими привидениями. Скорее всего этот туман напускает мадам Захира. Для чего? Для рекламы? Старуха договорилась до того, что хотела убедить сержанта в полной нелепости, мол, художник, влюбившись в прекрасное привидение, сам выпил яд, чтобы иметь возможность общаться на равных с объектом своей страсти. Картина. Да, картина с девушкой у окна... Конечно. На картине Гастона, светловолосая девушка в легком темно-голубом платье. Волосы ее в полумраке кажутся пепельными и глаза, невероятно большие... Мари? Привидение.

  Хм, мадам Шульц, кажется, не так проста... то есть она может быть не просто сумасшедшей. Ведь в призраков, похоже, верят все жильцы дома. Элен? Не верит, или не хочет о них говорить?

  Беноа садится на кровати и смотрит в ночной сумрак улицы. Стоп! Кинотеатр! А что если старуха каким-то образом крутит своим квартирантам кино о привидениях, направляя на их окна луч проектора? Да! А окна Элен выходят во двор, и она этот фильм посмотреть не может. Все сходится!