Оказывается, инспектор полиции Уолт Ольсен и мистер Леман были знакомы друг с другом, хотя это и стало для меня новостью, однако ни капельки не удивило. В изложении Виктора сцена "выяснения некоторых обстоятельств" выглядела буднично и скучно. Вот, об этом я вам и говорила! Моя проницательность усмехалась и твердила, что я пропустила настоящее цирковое представление, а Виктор настаивал... На мое замечание о том, что мистер Ольсен не мог столь легко сбросить со счетов такую замечательную подозреваемую как я, Виктор возразил, что у инспектора имеется некоторая дополнительная информация. И согласно этой информации у любого прохожего с улицы тоже была возможность проникнуть незамеченным внутрь нашего дома. За час или всего за несколько минут до убийства Энди Бойла, точно сказать трудно, консьерж отлучался в кладовку, это за углом дома, за лопатой для уборки снега, и дверь в подъезд некоторое время не была заперта. Сидевший в засаде злоумышленник вполне мог воспользоваться таким моментом.
- Только все это ерунда, - подвел итог мой знакомый художник.
- Ерунда? Значит, вы уверены, что убийца живет в одном подъезде со мною? Вы это хотите сказать?
- Вероятно, так оно и есть, и вот почему. Преступник воспользовался тем, что подвернулось ему под руку, но ни пепельницы, ни пресс-папье могло поблизости не оказаться, и что тогда?
- И что тогда? - С готовностью подхватила я.
- Что тогда, я не знаю, а только преступник не приготовил заранее орудие убийства, следовательно, он, скорее всего, сперва и не собирался убивать Бойла. К чему в таком случае сидеть в засаде и поджидать, когда отлучится консьерж?
- А отпечатки пальцев?
- Но вы ведь уже...
- Я не об этом, - не особенно вежливо перебила я художника, - отпечатки пальцев на пепельнице. На подушке их, наверно, не отыщешь? Нет? Вообще, в квартире, на дверной ручке?
- Я даже и не спрашивал об этом Ольсена, но уверен, что если бы его людям удалось отыскать что-нибудь, сегодня утром инспектор не покинул бы ваш дом без добычи.
Видимо, тут Виктор собрался поставить точку в истории с убийством, и вокруг этой точки повернуть разговор совсем в другую сторону, и такой разговор мне удавалось некоторое время более или менее связно поддерживать. Я кивала, улыбалась, сокрушалась и восхищалась необычайно снежными декабрьскими днями, а сама думала, каково мне будет жить дальше в этом доме, зная, что где-то за стеной преспокойно спит, смотрит телевизор и принимает душ убийца? "Глупости, он же не маньяк, какое ему до меня дело, с Гилбертом у него были какие-то свои счеты, я-то тут не при чем", - пыталась утешить я саму себя. Вдруг, со стороны откуда раздавались реплики Виктора до меня донеслось:
- Я ведь не собираюсь никак ограничивать ваше творчество, разве что попрошу только отказаться от той работы, которая интересна вам исключительно с коммерческой точки зрения. Со своей стороны, я вас могу заверить, в финансовом отношении вы ничего не потеряете.
- И как же называется должность, которую вы мне хотите предложить? - Я нашла в себе силы отвлечься от своих страхов. - Предупреждаю, помыть кисти я еще смогу, но смешивать краски и дорисовывать за вами складки одежды на портретах я не умею.
- Ах, Энни, этого я от вас и не потребую, - Виктор широко улыбнулся, не услышав моего решительного отказа. - Мне нужен помощник, директор или...
- Я понимаю, что вы хотите сказать, и готова попробовать себя в этой роли, но... - Я наклонила голову и взглянула на Виктора из-под ресниц, он не должен был выдержать такой взгляд. Мой редактор, мистер Шнейдер, даже он смущается отказывая мне в повышении гонорара после такого взгляда. - В качестве аванса я хочу вас попросить об одной услуге.
- Какой услуге? - Пошел у меня на поводу художник. Ничего, у мистера Шнейдера тоже не сразу получилось мне отказать.
- Вы бы не могли поймать убийцу из нашего подъезда, а то понимаете ли...
- Хорошо, - просто согласился мой собеседник.
Я недоверчиво взглянула на него уже без всяких фокусов, но Виктор как ни в чем не бывало поднял бокал с коньяком, предлагая и мне присоединиться. Я отсалютовала ему своим "Шабли", что ж, если маэстро готов принять заказ... посмотрим, во всяком случае, отказаться от скучнейших съемок для рекламы стирального порошка ради работы у Виктора Лемана я могла легко.
Желая "уладить формальности в кратчайший срок", мой новый работодатель вызвался меня проводить. Выйдя из ресторанчика, мы не стали искать такси, а вместо этого проголосовали за неторопливую получасовую прогулку. В отличии от мистера Лемана у меня не было повода кичится своей принадлежностью к чванливой армии обитателей Манхеттена. Дом миссис Гилберт, в котором я жила, стоял на Гаутьер-авеню в Джерси. Мне все равно, что думают жители "Большого Яблока", мне нравится наш город, его старые улицы, непривычные к зеркальным фасадам небоскребов, причалы и променад, и даже Статуя Свободы, повернувшаяся спиной к Джерси-Сити, с этой стороны залива она мне тоже нравится больше.
На пяти этажах дома в нашем подъезде помещалось всего восемь квартир. На первом - жила хозяйка дома, тетка убитого, Мария Гилберт. С ней Виктору удалось почти по-приятельски побеседовать еще днем. Кто такой Виктор Леман миссис Гилберт отлично знала. После нашего возвращения с островов Фиджи в газетах появилось несколько статей о детективных способностях известного художника. Эти статьи не укрылись от взгляда хозяйки дома. Меня как свидетельницу и участницу событий миссис Гилберт тогда допросила с гораздо большим пристрастием, чем до этого допрашивали различные официальные лица. Но сейчас тете Марии было не до былых приключений. Сейчас ее занимало убийство племянника и не только это. Второй этаж был разделен на две квартиры, и вторая... Как бы само собою, что в "первой", выходящей окнами во двор, туда, куда выходят двери всех трех подъездов дома. В ней убийство и произошло. Вторая квартира, выходящая окнами на улицу, принадлежала родному сыну миссис Гилберт, Сэмюэлю Гилберту. Только квартира эта оставалась пустой, Сэм жил в Вашингтоне, занимая какую-то должность в федеральном правительстве. Не знаю, был ли он большой шишкой, вряд ли. Вблизи Капитолия Сэм обитал уже второй год, но Миссис Гилберт все же никому не хотела сдавать его квартиру, и та оставалась пустой, словно комната ребенка уехавшего учится в колледж.