— Все в порядке, — отмахнулся Кэйа. — Ты правда ждёшь от меня ответа? Я думал, что всё было очень красноречиво, когда мы…

— Твой побег не был красноречив, — резюмировал Дилюк, идя рядом так близко, насколько это было возможно в данной ситуации. — Я не хочу навязываться, хотя именно это я и делаю, но ты не даёшь мне покоя. Со мной это впервые, и я теряюсь, поэтому мне важно сказать, что вне зависимости от твоего решения я хочу быть рядом. И даже если ты выберешь другого человека в пару, выйдешь замуж, я хочу оставаться для тебя тем, на кого ты всегда сможешь положиться.

— Если я начну говорить о всех своих мыслях, которые меня иногда мучают, то монолог выйдет длиннее, — посмеялся Кэйа, но он понимал, что чем больше слышит, тем спокойнее ему становится. — Но я признателен, что ты выворачиваешь душу. Благодаря твоим страданиям большая часть моих собственных терзаний исчезает. — Он остановился, желая видеть лицо Дилюка. — Я с шестнадцати лет был готов скрывать свою тягу к тебе, но оставаться рядом, так что я понимаю тебя, и если мне посчастливилось всё-таки быть с тобой, то я только хочу, чтобы это была не шутка.

— Я хочу тебя обнять, но ты не позволишь. — В воскресенье дорога была оживленная, не только Кэйа хотел приобрести продукты — с многих поселений в Спрингвейл стекался народ за свежей дичью, молоком, яйцами и кабаньим мясом.

— Я знаю, что на одних обьятиях я не сдержусь, — признался Кэйа. — Смотрите, это ведь капитан Ордо Фавониус и прославленный винодел, они же оба альфы, какое непотребство, — передразнил он реакцию возможной публики.

— Твой цикл — еще одна причина, почему я выбрал подобный вариант встречи. — Они продолжили путь, оба смущенные откровенностью и в то же время окрылённый счастьем. — Я не хочу спешить, хочу, чтобы наши отношения развивались, как подобает.

***

— Кэйа, надо попрощаться с остальными гостями. — Дилюк пытался собрать в кучу самообладание.

— Они найдут выход, — выдохнул Кэйа и с упоением продолжил поцелуй.

Альберих потерял голову от вина и запаха, как ни разу до этого, даже во время цикла. Можно было сказать, что виноват Рагнвиндр с предложением, что на карнавале Кэйа может быть самим собой и не принимать зелье, ведь его никто не узнает. И правда, из приглашенных он знал единицы, и тех-то со времён юности, когда, как и сейчас, был участником приемов Крепуса. Его цикл закончился, а вот желания, которые копились все это время, только сейчас нашли свободу.

— Мы не сможем остановиться, — запротестовал Дилюк, но, в противовес словам, его же руки забрались под шелк рубашки и с жадностью исследовали рельеф спины парня.

— Мы можем не заходить до конца, — к этому Кэйа и сам не был готов. — Но я хочу тебя, я так хочу тебя, — между слов он рассыпал пылкие поцелуи, касался влажными и отчего-то холодными губами скул, шеи и груди. Рубашку Дилюка он методично расстегнул до самых брюк, в которые она была заправлена еще в самом начале.

— Боги, Кэйа, — зашипел Дилюк от переполняющего желания, когда язык партнёра влажно прошёлся по его соску. — Доверься мне. — Рагнвиндр не мог больше не действовать — он подхватил Альбериха под подтянутые ягодицы и в пару широких шагов перенёс в кресло, нависнув над ним и сорвав напористый поцелуй с уже припухших губ. Дилюк рухнул на колени перед Кэйей. — Я очень давно хотел это сделать.

— Что ты делаешь? — поинтересовался последний, готовый на всё что бы не предложил сейчас альфа.

— Думаю, ты знаешь, — отрывисто обронил Дилюк, справившись с ремнем и пуговицами. — Приподними бедра. — И как только его послушали, он стащил брюки омеги к самым щиколоткам.

Оказавшись между разведенных ног Кэйи, который оценивал его действия блестящим пьяным взглядом, прислушиваясь к его частому дыханию и ощущая его запах так сильно, Дилюк готов был наплевать на всё и спустить тормоза окончательно. Его останавливал не только свой собственный план, который он уже смягчил, поддавшись соблазну, но и то, что у Кэйи не было партнёров до него. Дилюк идеализировал их будущее, и он желал сделать всё как можно правильнее в их безумном союзе. Так что он даст Альбериху минимум из того, что может и хочет предложить. Проведя ладонями вверх по стройным и крепким бёдрам, он с упоением смаковал эти ощущения, но чем больше он видел и чувствовал, тем сильнее становилось его желание. Шелковые петельки выпустили перламутровые пуговицы без усилий, открывая доступ к изнывающему желанием члену, и Дилюк, жадно вдыхая запах возбуждённого омеги, с алчностью принял его в рот. Кто издал первый стон удовольствия, он или Кэйа, Дилюк так и не осознал, желая раствориться в этих ощущениях, запомнить вкус, тяжесть на языке, то, как бьётся кровь в венах под губами, крепко обхватывающими ствол; для него пропал реальный мир. Пальцы Кэйи впивались в его плечи, бедра, которые он держал, норовили податься вверх, навстречу, глубже насаживая, и то, как распирало глотку, когда он брал глубже — все это сводило с ума. Вот, вот сейчас это точно стонет его омега, путаясь в его волосах пальцами и дрожа ногами. Он чувствовал, как Кэйа близок, и стоит Дилюку прикоснуться к себе сквозь брюки, он вздрагивает всем телом. Оргазм проносится разрядами, и он, словно мальчишка, кончает в собственные брюки, но у него нет возможности огорчиться, ведь это прекрасно и безнадёжный ответ его организма на его чувства ожидаемо силен. Их разделили секунды, и спустя фрикцию Кэйа, с запрокинутой головой, вжатый в кресло, выгибается, словно кошка, и скулит, содрогаясь долгой волной оргазма.

— Я, — задыхаясь начинает Кэйа, — я тоже хочу.

— В следующий раз, — обещает Дилюк, смотря на парня снизу вверх и всё еще сидя у его ног.

— Я не могу пошевелиться, — признается Альберих, мелкая дрожь всё еще пробивает его тело.

Но, несмотря на сказанное, Кэйа наклонился порывисто вперёд, когда Дилюк только достал платок из кармана, чтобы привести их обоих в хоть немного подобающий вид, и, обхватив лицо альфы руками, вновь накрывает его покрасневшие, как и свои собственные, припухшие губы долгим глубоким поцелуем, с непривычкой ощущая свой собственный вкус на губах Дилюка. Попрощаться с гостями они так и не вышли.

***

— Хоффман остаётся, — ответила Розария, зло отпив из бокала вино. — Он конечно хотел погеройствовать… Ну а ты?

— Я тоже не пойду с Варкой, — хмыкнул Кэйа. — Может быть, четыре месяца назад и пошёл бы. Но сейчас, думаю, что моё место тут. К тому же нужно помогать Джинн.

— Благоразумно, — кивнула Розария. — Почему она, а не ты?

— Я отказался, слишком много бумажной работы, я еле свой минимум выполняю: отчёты, кажется, порой только прибавляются, когда садишься их заполнять и архивировать. Быть Магистром, даже временным, — это сковать себя рамками, точнее, стенами кабинета. — Парень вздохнул. — С другой стороны, Варка отправляется решать то, что касается и меня частично.

— Ты про похитителей детей?

— Вербовщиков, да, — невесело ухмыльнулся Кэйа, вспоминая, как тем было несладко при допросах. — Но и насчет тех новостей, которые я принес из Сумеру. Даже знаю, куда приведет его в дальнейшем это расследование…

— В Снежную. — Откуда это было известно Розарии, Кэйа решил не спрашивать, но кивнул. — Не удивлена, всегда всё связано со Снежной. Ну, а что насчёт… того, что ты говорил на прошлой неделе?

— Нет, теперь это как-то совсем не кстати будет, я не готов раскрыть себя, это так всё усложнит.

— Ну, не знаю, — пожала плечами Розария. — Я, смотря на твои метания, на всё твое положение со стороны, поняла, что нам с Хоффманом надо выбираться из тени. Я долго думала, смотрела на твою ситуацию, видела отчасти себя на твоем месте. Нас объединяет неуверенность, в первую очередь, в самих себе. Мне кажется, что я буду казаться слабой, что все решат, словно я, как дева в рюшах, спряталась за спиной мужчины, ища защиты. Но это ведь не так?

— Нет, конечно же нет, — поспешил опровергнуть Кэйа ее дурную мысль.

— Но ведь найдутся дураки, кто так подумает, — смиренно сказала Розария, наблюдая за мерцанием бликов в вине. — Но я поняла, что ещё более слабой я становлюсь в своих глазах, не решаясь вступить в этот бой.