Дайан не смотрел на мужа, но услышал, как он рвано вздохнул.

— Иди сюда, солнышко, — позвал Джон.

Дайан опустился на четвереньки и по кровати пополз к нему. А как только оказался рядом, тут же взял в рот его член. Сразу глубоко, максимально расслабляя горло и прижимаясь лицом к паху. Руки Джона легли ему на виски, потом огладили по затылку, вплелись пальцами в волосы, сжимая и удерживая, не давая отстраняться.

Дайану нравилось.

Джон всё же отпустил, позволяя вдохнуть, снова вставил, перекрывая воздух. Склонился, дотянулся рукою и сильно протащил пальцами по сырому потемневшему шёлку у того между ягодиц.

Дайан тут же ожил в бёдрах, подставляясь под руку, рискуя задохнуться с членом во рту.

Джон снова выпустил его, оставляя и отходя. Облизал пахнущие таволгой пальцы, сам себя оцарапал клыками.

— Не поднимайся, — сказал и опять ушёл в гардеробную.

Дайан остался на месте, склонив голову, провиснув тою между плечей. А потом увидел перед собою абсолютно идентичный трусикам пеньюар с атласными лентами. Он едва ли не подскочил, распрямляясь на коленях.

— Ты издев…

Джон поймал его ладонью за подбородок и поцеловал. Так, что Дайан вцепился в его плечи, потянувшись за отстраняющимися губами.

— Я всё понял. Продолжаем, — Сойер снова протянул пеньюар. Помог Дайану продеть руки под бретели и сам завязал на груди ленты. Потом загнал его в середину кровати, где Дайан снова отсасывал ему минуты две. Отобрав член, Джон развернул его к себе спиною, оставив на коленях.

— Сдвинь в сторону трусики, — на ухо сказал Джон, обеими ладонями накрывая ему шею, сдавливая и лаская одновременно.

Дайан подчинился. Одной рукой оттащил трусики, второй, сводя лопатки, нашёл член Джона и прижал к себе.

Джон чувствовал, как дрожит Дайан, держась из последних сил. Поэтому вставил медленно, давая тому возможность принять его и оценить перспективы. А себе насладиться шёлком, но уже не белья, а изнутри Дайана. Горячим, тугим, по-блядски текущим, попеременно то жмущимся, то ослабевающим каждую секунду шёлком. Он почувствовал вибрацию стона под пальцами и толкнулся так резко, что сам напряжённо выдохнул.

Дайан ухватился за его левый локоть, забросив руку. Второй за собственный член, выпустив ткань белья.

Джон вшибся ещё раз, отклоняясь корпусом назад, вытягивая руки, чтобы Дайан оставался в прежнем положении и запрокинулся в его пальцах головой, засыпая те теменью волос и касаясь затылком.

Джон выбрал скорый и частый темп, подошедший обоим. Дайан горячо дышал и время от времени коротко вскрикивал. Джон втягивал воздух сквозь зубы, удерживаясь на взятой скорости.

— Ты понимаешь, почему я купил тебе бельё? — так же, через сжатые зубы, процедил он, выпуская шею мужа, но тут же опрокидывая его в кровать лицом и втрахивая в ту.

И вот тут до Дайана дошло.

— Да, — глухо выдохнул он в покрывало.

— Я жду.

— Потому что я твоя сучка, Джон.

— Моя маленькая и течная сучка, — одобрил Джон. Нашёл рукой тёмно-синий клочок между ними и рванул в сторону с Дайана.

Тот восторженно взвизгнул.

Джон укусил.

***

Лиам Харт позвонил Дайану первым утром после рождества, но тот к телефону не подошёл. Харт позвонил днём ещё раз, но результат был тем же. Лиам оставил голосовое сообщение с просьбой перезвонить. Но звонка не дождался. Тогда он отправил Дайану текстовое сообщение, в котором написал, что с Эммой Соул кое-что произошло. Отчёт о доставке Лиам получил только через сутки. Как и долгожданный звонок от Брука.

Но Дайан не отвечал Лиаму, не потому что не хотел или игнорировал приятеля. Он просто забыл о том, что следует пользоваться телефоном. Затем тот разрядился и пролежал отключённым до момента, как Дайан увидел смысл в жизни вне постели с Джоном, из которой он не выходил дальше, чем отлить. Еду Джон приносил ему в кровать.

Когда Лиам звонил в первый раз, Дайан провалился в сон. А когда отправил сообщение, Дайан уже, конечно, не спал, но проверять свою почту — было последним, чего бы он хотел в тот момент.

В тот момент он лежал под Джоном, вытянув руки вверх и охватив того по бёдрам коленями.

Руки ему Джон фиксировал, прижимая своими за локти к кровати. И медленно, почти раскатывая по той тяжёлым телом, занимался всё тем же, чем обычно: проникновенно и с любовью вытрахивал из Дайана последние мысли о ком-то и о чём-то, помимо себя.

Дайан был согласен, прижимая ступни и щиколотки к ягодицам Сойера, давая понять, что желает глубже и теснее.

Джон не сводил с Дайана взгляда, видя каждый мокрый всплеск в тёмных глазах, слыша каждый вздрагивающий стон на губах и чувствуя малейшие реакции от глубоких погружений.

И поскольку Дайан взгляда с него тоже не сводил, так же видел, как Джон кусает губы самому себе, протискиваясь в томном усилии глубже. Видел свисающие светлые, словно лён, волосы. И ему хотелось поднять руку, вплетая в те пальцы, свернуть в них и склонить голову мужа к себе, чтобы поймать обрезающий поцелуй. Но он не мог. Джон удерживал его крепко. И Дайан видел, как, едва ли не изумлённое, обожание меняет привычное пронзительное выражение любознательного патологоанатома в глазах мужа. Дайан шкурой понимал, что Джон его любит. И эта шкурная осознанность заводила его омегу, который глубоко внутри, под кожей, мышцами, в крови и костях хотел только одного.

И вот от этого долгого безотрывного взгляда новая вязка вышла такой крышесносной, что память обоих не зафиксировала почти ни куска из той, сдавшись под штормовой волной из ощущений и глубинных стимулов.

Адреналиновый напалм растёкся под диафрагмой Дайана, вынудив того задышать часто и коротко, словно находился во сне под впечатлением кошмара. Но он не спал. Только не это.

Джон, словно проваливаясь в тёмное притяжение его глаз, склонился ртом ко рту, ловя все до единого вздрагивающие вдохи и выдохи, очарованный и возбудившийся во все зубы.

— Дайан, — прошептал, касаясь его губ и тут же окунаясь в грязный лижущий поцелуй, в котором Дайан сам спешил порезаться о его клыки.

Джон отозвался, целуя и проглатывая кровь изо рта Дайана. Почувствовал, как тот толкнулся в него пятками. С радостью заломился мощно и разламывающе по хлюпнувшему омежьему следу.

Дайан глухо рыкнул ему в рот и быстро засопел, лишённый возможности выбраться из-под целующих губ и кусающих зубов.

Сойер заполнил своего мальчика до краёв, растягивая, словно стремясь дотянуться и выласкать каждый клочок его тела изнутри, залить, оставляя столько семени, чтобы гарантированно хватило. Он почти физически чувствовал, как тянется к нему влюблёнными когтями омега Дайана, извиваясь и всхлипывая. И Джон оказывался совершенно беспомощным перед призывными ласками этих когтей. Странная, нечётко оформленная догадка встрепенулась в жаждущем сознании Сойера. Догадка говорила следующее. Совершенно органично, хотя и не понятно — как, вся его эгоистичная жизнь стала служить одной цели: делать для Дайана, любить Дайана, заботиться о Дайане. Исполнять всё, чего хочет Дайан. И даже пить его, потому что тот хотел Джона именно так.

***

— Как это произошло? — спросил Дайан, поджимая телефон плечом к уху, потому что хотел справиться с тюбиком зубной пасты и щёткой.

— Её нашли в квартире. Голова была почти что оторвана, а в теле не было крови, — тихо сказал в трубку Лиам.

— Когда?

— Похороны уже прошли, если ты об этом. Я просто не знал, говорить тебе или нет… Эмму нашла Конни, когда под утро вернулась из клуба.

— Это она вызвала полицию?

— Нет, соседи. Конни так кричала, что те услышали и сбежались.

— Мне очень жаль, Лиам, — сказал Дайан. — Спасибо, что позвонил.

— И тебе спасибо, что перезвонил, — невесело хмыкнул Харт.

— Ну, ты почти оборвал мне телефон, — так же ответил Дайан.

Когда положил трубку, стал чистить зубы.

Дайан солгал Лиаму. Ему не было жаль смерти Эммы. Ему было никак. Да, он провёл с нею несколько лет своей жизни, но понимал, что в те годы не горел ни на искру. Ничего похожего на огонь, что полыхал в нём теперь. Да он даже не вспоминал об Эмме ни разу, с тех пор как прилетел в Ливерпуль. Понимая умом то, что смерть молодой прекрасной девушки от рук вампира (а что это так — он не сомневался) трагична сама по себе, Дайан не был эмоционально вовлечён.